– У них странное выражение глаз, – сказала она. – Словно они знают какую-то тайну.
– Ну, это не простые псы. Они были умными собачками, будучи плотью, да и так собака может многому научиться за семьсот лет. – Возможно, подумал Аандред, даже больше, чем человек. – Я постоянно дивлюсь тому, как много они понимают, – задумчиво произнес он, поглаживая Умбер по голове. – Ведь они всего лишь псы.
Некоторое время она молчала, наблюдая за собачьей суетой. Затем она подняла на него растерянные глаза.
– Сейчас они не кажутся такими ужасными. Как странно, ведь только прошлой ночью они убивали… Тогда твои собаки были отвратительными, кошмарными. – Она скривила губы. – А теперь я вижу изящество, даже некую красоту.
– Конечно, они прекрасны, – с яростной убежденностью заявил он. – Из всех существ Дроама они самые прекрасные и чистые. Ты не должна винить их в смерти твоих друзей… Они делают только то, для чего их вывели и обучили. Собаки с такой же готовностью примут мяч из рук Костекопателя, как они принимали его у меня.
Аандред какое-то время уделял все свое внимание псам. Когда он вновь посмотрел на пленницу, она уже лежала на циновке, повернувшись к нему спиной, и кажется спала.
ДЕНЬ ПРОШЕЛ, как прошли сотни тысяч других дней. Аандред играл с собаками и думал о своей прежней жизни, о прекрасных безнравственных минувших днях. Но воспоминания поблекли, словно от слишком частого использования, и его мысли вернулись к женщине-костекопательнице. Какой была ее жизнь? – задумался он. Она продукт отсталой культуры, потомок потерявшихся гостей и беглых рабов в захолустном мире, куда давно не прилетали звездные корабли. Она могла расчитывать в своей жизни только на страдания и раннюю смерть. Она никогда не прикоснется к чудесам галактического человечества, не пройдется по золотым чертогам Дильвермуна, или полным скверны коридорам Бистерхейма, не увидит издали, из космоса, множество планет, подобных жемчужинам на изысканном бархате, не испытает тысячи сладостных удовольствий, которые он почитал само собой разумеющимися в своей человеческой жизни.
Он покачал головой. Бессмысленная игра слов. Санди Гаро, без сомнения, ценила свою жизнь такой, какая она есть, так же сильно, как он ценил свое собственное синтетическое существование. Или даже больше, мрачно подумал он, но это выражение испугало его, и он отбросил его в сторону. Досадно, что она должна закончить свою жизнь, забавляя тролля. Мысль о троллях привела его в ярость и он дал себе слово, что свернет пленнице шею, прежде чем отдаст ее Мерму, как Дроам, наверняка, прикажет ему сделать. Он избавит ее от этого ужаса.
Когда день перешел в вечер, звякнул сигнализатор. Голос Дроама одновременно зазвучал из настенного динамика, и в его голове, что вызвало дезориентирующее ощущение:
– Охотник. Приведи пленницу в Зал для аудиенций.
Аандред в шкафчике, который он не открывал более ста лет, нашел украшенный драгоценными камнями поводок.
– Пойдем, – сказал он Санди Гаро. – Надень вот это. Дроам ожидает от меня, что я доставлю тебя без затруднений.
Глаза у нее округлились, и она шагнула назад.
– А если я пообещаю не убегать?
– Прости, – сказал он. – На твоем месте я бы наобещал чего угодно и сбежал бы при первой же возможности. Ты вполне можешь оказаться проворней меня, и хотя тебе ни за что не удастся сбежать из замка, ты можешь какое-то время скрываться от меня. Дроам облегчит свое нетерпение моей болью.
Она наклонила голову, и он застегнул ошейник на ее шее. Собаки, в своих загонах кидались на решетки и лаем умоляли его взять их с собой.
– Ведите себя хорошо, собачки, – сказал Аандред. – В этот раз вам нельзя идти. Я скоро вернусь.
Связанные провисающим поводком, они шли по ярко освещенным коридорам замка. Санди Гаро с любопытством глазела по сторонам. Вечер только начался и не все обитатели замка вышли из своих домов, но тем не менее, они миновали группу гномов-уборщиков, вооруженных ведрами, швабрами и ультразвуковыми метлами, седобородого волшебника с его юной помощницой, трех пересмеивающихся троллей, прячущихся в темном дверном проеме, и ослепительную рыжеволосую ведьму, блистающую покровом Темной Тайны. Пленница внимательно рассматривала каждого, кто попадался им по пути.
– И все они мертвы, – с изумлением произнесла она.
– В некотором смысле. Сами себя они считают себя живыми. – С удивлением он понял, что исполняет роль их защитника.
– Не понимаю, – сказала она. – Ведь не заметно, чтобы они наслаждались своим бессмертием; у них у всех печальные, полные горечи лица.
– Ты не понимаешь, почему? – тяжесть долгих, пустых лет вдруг навалилась на него. – Попробую объяснить тебе, чтобы ты не думала, что мы Счастливый Народ.
Дела твои могли бы быть и похуже, Санди Гаро, подумал он. Быть может, ты примешь свой удел с большим смирением, если я расскажу тебе про нас.
– В Дроаме находится чуть более трех тысяч воплощеных-людей. Есть ли у Копателей такое большое поселение? Нет? Тебе не кажется, что это довольно много людей? – Он расхохотался жутким хохотом, так что она вздрогнула. – О, это было бы так, если бы наши псевдожизни длились не дольше ваших. Семьдесят лет, восемьдесят – это неплохой срок жизни для Копателя? А мы вместе здесь, в Дроаме, уже семьсот лет. Ты способна такое представить? Представь! И учти, кто мы такие. Убийцы, насильники, мучители, те, кто крал вещи настолько дорогие, что их за это приговорили к смерти. Мерм, например, был верховным шерифом. По надуманным обвинениям он обращал в рабство молодых мальчиков и девочек, жестоко их использовал, а когда они оказывались полностью истощены, закапывал их тела на своей тюремной ферме. Он утверждает, что нашли лишь малую часть его жертв, а нашли тысячу! Тебя еще удивляет то зло, что ты видишь в его лице?
Санди Гаро смотрела на него со смесью жалости и ужаса, с посеревшим лицом и губами, от которых отхлынула кровь.
Он продолжил, влекомый чувством, которое, как он думал, угасло в нем навсегда.
– Ты думаешь, я преувеличивал свои преступления? Нет! А я был образцом благородства по сравнению со многими здесь, в Дроаме: я крал только у богатых; я действовал силой только против сильных; я нападал только на тех, кто мог за себя постоять. Признаю, я был донкихотствующим пиратом, но я не хотел считать себя чудовищем. Ха!
Он бы заплакал, если бы у него были слезные протоки; вместо этого он ударил кулаком по стене. Гладкая мраморная облицовка разлетелась вдребезги, обнажив шероховатый бетон.
Санди Гаро стояла так далеко, насколько позволял поводок, прижав руки ко рту. Осколок мрамора поцарапал ей щеку, и из нее потекла струйка крови.
– Сожалею, – сказал он. – Я несколько перевозбудился. Я успокоился, не бойся.
– Почему ты не сбежал? – Впервые в ее голосе не было и тени ненависти. – Наверняка есть корабли.
– О, да. Лодки фей дрейфуют по Черной реке, а погребальная галера короля эльфов пришвартована рядом с его павильоном на Тихом берегу. Ты просто не понимаешь. Дроам знает, где каждый из нас находится в любой момент; стоит ему только подумать, и он может убить меня. Или наказать ужасной болью. И, конечно же, мы не можем сохранить нашу личность без Дроама; без доступа к регенераторным устройствам и энергетическим узлам Дроама мы все исчезнем. Если я убегу или Дроам будет уничтожен – через пять-десять лет я прекращу свое существование.
– И он знает все твои мысли?
– Нет. Мы имеем возможность скрыть свои мысли. Дроам может напрямую посылать свои мысли в разум каждого из нас; но чтобы ответить, мы должны переключить мышление в особый режим. Это, правда лишь из-за того, что чересчур большое количество прямых связей слишком ослабило бы интеллект Дроама; распыленный таким образом, он рассеялся бы до нуля. Хотя, фактически, произошло взаимопроникновение; часть мрака, царящего в наших душах, просочилась в Дроам за эти годы. – Аандред замолчал и вздохнул.
Дальше они двигались молча. Когда Зал для аудиенций был уже рядом, она вновь заговорила.
– Я так и не поняла. Зачем создатели наполнили этот курорт одними лишь кошмарами?
– При строительстве они скурпулезно следовали стилю «темный гламур»; и они преуспели, но такого рода вещи быстро выходят из моды…
В Зале для аудиенций, у ямы с нексусом, она еще раз прервала молчание:
– Что это?
– Дроам. Если кратко, его мозг.
Он почувствовал, как ее тело внезапно напряглось и крепче сжал поводок.
– Держи себя в руках, Санди Гаро. То, что ты обдумываешь, не принесет никакой пользы. Посмотри внимательно; видишь, как рассеивается свет? Это силовой купол. Если ты перепрыгнешь через ограждение, он не даст тебе упасть на мозг, конечно, если только ты не стала в десять раз тяжелее, чем когда я нес тебя на руках. Я думаю, что лишь такой вес может перегрузить купол.
Он потянул поводок.
– Ну, и если ты убьешь Дроама, умру и я. Ты же не хочешь, чтобы это было на твоей совести. – Он сказал это в шутку, но ее лицо выразило растерянность и разочарование.
Тело Дроама ждало рядом с зондом.
– А-ах, – произнесло оно. – Вот и наша гостья.
ЗОНД ПОДТВЕРДИЛ самые худшие опасения Дроама. Племя Санди Гаро находилось в отчаянном положении; у них не было иного выхода, кроме как попытаться захватить остров. Аандред наблюдал за обсуждениями на нескольких деревенских советах глазами Санди Гаро. Каждая из групп мрачных стариков и старух приходила к одному и тому же выводу: на остров, который они называли Неверлендом, несмотря на страшную славу, будут отправлены поселенцы.
Аандред узнал интересную вещь про Санди Гаро: у себя в племени она была ведущим авторитетом по разложению синтетической жизни, которая заполонила Островное Море. И потому она попала в состав первой, разведывательной экспедиции.
…она стояла на пляже, крепко обнимая мужа и сдерживая, ради него, свои слезы.
– Не волнуйся, с нами все будет в порядке. Никто не был в Неверленде уже более восемьдесяти лет. Монстры должны все сломаться за это время – энтропия на нашей стороне.