оказалась безупречной.
Молодая вдовствующая королева, однако, беспокоила придворный совет и регента Хамфри, герцога Глостера — дядю несовершеннолетнего короля. Екатерина была молода, хороша собой и жизнелюбива, настолько, что даже в сухой хронологии тех лет один из историков отмечает, что она не могла полностью «обуздать плоть». Более того, она продолжала жить в Англии и вполне могла выйти замуж. Для англичан это была новая ситуация: две овдовевшие королевы — супруги королей Джона и Ричарда II — вступали в новые браки, но они не оставались в Англии. А сама возможность замужества Екатерины тревожила и пугала придворную знать. Страсти особенно накалились после 1422 года. Как раз в это время заявили о себе претенденты на руку вдовствующей королевы: сам регент, герцог Хамфри, и его дядя Генрих Бифорт, епископ Винчестера. Два самых властных, могущественных и богатых господина всего королевства. Они и раньше редко ладили друг с другом. Но до сего момента их разногласия касались лишь политики. Теперь же соперничество грозило серьезным обострением давнего конфликта. Один из современников утверждает, что сама Екатерина питала сильные чувства к другому племяннику епископа — Эдмунду Бифорту, графу Мортейну. Ходили даже слухи, что они вот-вот поженятся.
Само собой, такой брак вызвал бы страшный переполох в «придворном и политическом курятнике». С двенадцатого века не было случая, чтобы вдовствующая королева выходила замуж за вассала своего покойного мужа. Сама мысль о подобном мезальянсе приводила герцога Хамфри в страшное негодование. В 1427–1428 гг. на утверждение парламента подан билль, в котором оговариваются условия и возможности вступления в новый брак вдовствующих королев Англии. Надо ли говорить, что послужило причиной составления подобного документа? Да и цель законопроекта не вызывает вопросов: необходимо оградить королевскую династию от разного рода неожиданностей, неизбежных в случае нежелательного и необдуманного брака. Законодатели трудились добросовестно и, похоже, все учли и предусмотрели. Так, если происхождение и социальный статус нового супруга королевы были ниже ее собственных, это расценивалось как оскорбление короны Англии. Если же такой брак все-таки заключался, у молодожена конфисковывались все земли и владения. Правда, дети, рожденные в новом браке, безоговорочно считались полноправными членами королевской семьи. На особую значимость в государственной и политической жизни новому супругу королевы тоже не приходилось рассчитывать. В любом случае на брак королевы необходимо было согласие короля. Но это разрешение считалось правомочным лишь в том случае, если сам король достиг дееспособного возраста (в Англии — 14 лет). Этот пункт закона позволял надеяться, что Екатерина выйдет замуж не скоро: в 1427 году Генриху VI было только шесть лет. А значит, у мальчика-короля отчим может появиться лет через восемь. Пока же постороннего влияния на его воспитание можно не опасаться.
Впрочем, придворный совет наивностью не отличался и, видимо, понимал, что запреты, условия даже в форме закона полного спокойствия не гарантировали. Поэтому прибегли к средству давнему и верному: с осени 1427 года за королевой постоянно следили. Три года, а может, и дольше с нее не спускают глаз ни в королевском дворце в Англии, ни во Франции, где в 1430 году состоялась коронация Генриха VI как наследника французского престола. Но все оказалось напрасным, когда начался ее бурный роман с «каким-то уэльсцем» — Оуэном, сыном Мэредада, внуком Тюдора.
Оуэн Тюдор
Когда и где обвенчались королева Екатерина и Оуэн, неизвестно. По понятным причинам церемония была тайной. До самой смерти королевы (начало 1437 года) об их браке знали только самые близкие люди. Предположительно, они поженились в 1431–1432 гг. после того, как Екатерина покинула дом сына. Косвенно эти даты подтверждаются достоверным фактом: у них было четверо детей. Кроме того, на заседании парламента (май 1432 года) Оуэн был официально наделен правами англичанина. Ему уже не грозило унизительное и бесправное положение, в котором со времен Генриха IV находилось большинство уэльсцев.
Нам тем более неизвестно, как и где они повстречались. Существуют разные версии. По одной из них — это произошло в Аженкорте, где Оуэн воевал, по другой — во время крестового похода на Грецию, по третьей — его представили ко двору как уэльсца, ищущего мира с Англией после восстания Глендвэра. Все это, скорее всего, домыслы — ведь доказательств ни одна из версий не имеет. Если, что вполне вероятно, Оуэн родился в 1400 году, он мог быть неким «Оуэном Мередитом», который состоял в свите сэра Уолтера Хангерфорда, сенешаля Генриха V. Тогда он мог оказаться во Франции в мае 1421 года. И благодаря связи с Хангерфондом попал в круг придворных королевского двора.
Вообще подробности жизни Оуэна привлекли внимание летописцев уже после его брака с Екатериной Валуа. Они встречаются в хрониках конца пятнадцатого века. Зачастую их авторы просто унижали династию Тюдоров. Взять, к примеру, заявление, что Оуэн был портным королевы. Или утверждение Ричарда III о том, что отец супруга королевы держал трактир в Конви. Справедливости ради вспомним и более почтенные должности, которые приписывала Оуэну молва: управляющий королевским дворцом (мажордом), главный камердинер. В годы же правления Ричарда III его частенько величали «слугой при спальне королевы». Но человек типа Оуэна, старого уэльского воспитания и закваски, не стал бы после замужества королевы в 1420 году посягать на что-либо большее, чем должность, скажем, дворецкого.
Но, даже если отталкиваешься от фактов сухой хроники, становится ясно, что Екатерину и молодого Тюдора тянуло друг к другу. А в остальном… Этот союз опутан сотней мифов, вымыслов, враждебностью к династии Тюдоров, предубеждениями. Где уж тут добраться до исторической правды?! Вот одна из самых рапространенных версий их знакомства. Дело происходило на балу. Там Екатерина впервые заметила Оуэна — тот так нетвердо стоял на ногах, что в конце концов свалился ей на колени. Впервые об этом напоминает поэт Англси Робин Дду (Robin Ddu). Если эта история и не соответствует действительности, то во всяком случае довольно забавна. Позже ее трактовали на все лады самые изобретательные писатели времен Елизаветы I.
В хронике Элиса Граффида, летописца шестнадцатого века из Флинтшира, все выглядит иначе. Королева впервые увидела Оуэна «теплым летним днем». Он с друзьями плавал по реке. Екатерине запал в душу красивый, статный молодец, и она решила разыграть его. Переодевшись служанкой, она назначила Оуэну свидание. Тот был чрезмерно пылок, пытался поцеловать «девушку». Она сопротивлялась и нечаянно поцарапала щеку. На следующий день молодого Тюдора представили королеве. Обман раскрылся. Красавцу «простили дерзость». Они полюбили друг друга и поженились.
Сложно отличить вымысел от правды. Их первая встреча могла быть и более прозаичной. Скажем, Оуэн управлял имением вдовствующей королевы в Уэльсе. Кто знает… Но никто (даже Ричард III) никогда не усомнился в том, что они были действительно женаты. И никогда оскорбительное слово «незаконнорожденный» не употреблялось по отношению к их детям.
Желание королевы выйти замуж за любимого человека оказалось сильнее почитания английских законов. Все же несмотря на очевидную влюбленность она проявила благоразумие. Екатерина заручилась поддержкой некоего председателя палаты общин с тем, чтобы Королевский Совет не смог навредить ее избраннику. В ответ на обвинение, что своим выбором королева позорит себя и трон Англии, она представляет родословную Оуэна как доказательство отнюдь не плебейского происхождения своего возлюбленного. Биограф Тюдоров Джон Лилэнд утверждает, что сам видел, как Екатерина показывала этот документ в палате лордов парламента. Она вообще проявляла интерес — что вполне естественно — к истории семьи Тюдоров.
Сэр Джон Уинн Гуидир позже вспоминал, что «француженка Екатерина не видела разницы между англичанами и уэльсцами. После брака с королевой по английским законам Оуэн Тюдор становится отверженным, а славной истории его предков в Уэльсе будто бы и не существовало. Их приравняли к варварам». Все это побудило Екатерину встретиться с родственниками Оуэна. Тот представил королеве двоюродных братьев — Джона, сына Мэредада, и Хивела, сына Ллевелина, — господ знатных и выдающихся. Но по сравнению с Екатериной, совершенно невежественных и необразованных. Она пыталась с ними заговорить на разных языках. Ответа, увы, не последовало. Тогда, мило улыбнувшись, королева промолвила, что в жизни не видела таких прелестных немых».
Екатерина и Оуэн спокойно прожили несколько лет. В 1432 году его натурализовали (уравняли в правах с англичанами). А через два года (март 1434 года) ему поручают вести дела наследника Джона Конви — одного из самых богатых и влиятельных землевладельцев Флинтшира. В обязанности Оуэна входило защищать земельные и имущественные интересы эсквайра при составлении брачного контракта. В Англии уэльское имя — Оуэн, сын Мэредада, внук Тюдора — резало слух и звучало громоздко. И мужа Екатерины начинают называть на английский лад — Оуэн Тюдор.
В браке с ним у Екатерины родилось четверо детей: три сына и дочь. Дочь рано умерла. Сыновей назвали Эдмунд, Джаспер и Оуэн. (Видимо, родители хотели подчеркнуть их связь с Англией, Францией и Уэльсом). Эдмунд и Джаспер родились не в столице, а в Херефордшире, подальше от глаз придворной знати и Королевского Совета. О детстве их третьего сына ничего не известно.
Какое-то время, незадолго до смерти Екатерина провела в аббатстве Бемондси (Вегmondsеу). Она отправилась туда на лечение. Сама королева описывала свой недуг так: «длительное, тягостное беспокойство и уныние». И считала его «карой Божией». Заболевание оказалось серьезным. Не исключено, что под конец она потеряла рассудок (это лишь предположение). 1 января 1437 года Екатерина Валуа дает последние распоряжения относительно наследства. А через два дня ее не стало.