Дмитрий швырнул куртку на пол. Бум. С шипением отстегнул дюракарбоновый нагрудник. Торс обнажился – мокрый от пота, паутина бледных шрамов. Лунный свет лизал мышцы плеч, синие тени в ложбине ключиц. Тату феникса, Харканса – золотые перья трепетали на влажной коже. Живой огонь на мёртвой плоти.
Софи материализовала голограмму: синяя фигура призрачно легла на шёлк. – Нарушитель: Маркус Реннер. Лейтенант охраны. Её человек. – Голос Софи стал острее вибрационного ножа. – Влез сюда 4.3 часа назад. Через аварийные коды блокировки. Шёл прямо к кровати. Как на расстрел. Сидел 11 минут. Биометрия – адреналин и кортизол зашкаливали. Физического вмешательства нет... – Голограмма увеличила фрагмент: дрожащая рука Реннера прижимала крошечную металлическую гадость к скрытому стыку каркаса кровати. – Вот что вживил: Подкожный нано-трекер «Чёрный Шип-7». Частота 447 ГГц. Дальнобойность – триста метров. Сейчас... спит. Ждёт сигнала.
Тишина сгустилась, как старая кровь. Свет туманности лился в комнату холодным индиго, окутывая обнажённый торс. Пот стекал по рёбрам. – Вырубить? Оставить? Или... закачать в вентиляцию что-нибудь нервно-паралитическое? – Голос Софи стал шелковисто-ядовитым. Советует.
Снаружи астероиды резали космический бархат. Гулкий стук собственного сердца – прямо в висках. Ровно под тем местом, где потный Маркус оставил невидимый след на шёлке. Веки налились свинцом. Но внутри – холодный огонь. Адреналин точил нервы как алмазный надфиль. Каждый – острее бритвы.
– Детали, – голос Дмитрия хрипел от устало, но сталь внутри не гнулась. – Для чего? Кому?
Софи заострилась, очертания голограммы стали колючими. Голос – ледяная игла: – Анализ: Тип – «Чёрный Шип-7». Штучка от «Эклиптикс». Любима корпоративными шакалами... и параноиками в погонах. Активация – голосовой триггер. Твой уникальный спектр. Сработает, если заговоришь в двух метрах от кровати. Функционал: Запись всего. Аудио (даже шёпот). Вибрации (шаги, сердцебиение, скрип). Биометрия (пульс, пот, стрессовые феромоны). Шлёт шифрованные пакеты на приёмник. Раз в полчаса. Или по команде «Слушать!».
В воздухе зависла схема трекера – металлическое семечко с паучьими лапками-антеннами. Пульсировало алым. Как свежая капля крови. Оно смотрело. Как его сломали? – мысль пронеслась, холодная и чёткая. Софи швырнула файл Реннера. Ключевые строки вспыхнули кроваво: Маркус Реннер. Бывший наёмник. Долг: 78 000 кредитов «Эклиптикс». Просрочка: 120 дней. Проценты: 3% в час. «Биометрия и паттерны дыхания указывают на акт под дулом. Коды получил с личного терминала Бейли.»
«Тара не теряла времени. Шипы уже вонзились», – промелькнуло в голове Дмитрия. Тяжёлый выдох вырвался из груди. Быстро, сука.
Р-Р-Р-БУМ! Низкий, гулкий стон, как агония раненого бегемота, прокатился по палубе. Стакан на столе задрожал. Софи мгновенно вытянулась в струну, сияние стало ослепительно-белым, режущим: – ВНИМАНИЕ! Линейный крейсер Дравари класса «Жало»! «Железная Решимость»! Агрессивная стыковка в VIP-ангаре «Гамма»! Без разрешения! Уровень угрозы: МАКСИМУМ!
Видение ударило: Кроваво-красная точка на голокарте. Мирт Прайм. Император. Источник всей гнили. Воспоминания нахлынули, выжигая мозг: Профессор Вейн. Лицо – карта усталости. Голос – скрип пересохших шарниров. Запах серы, пыли и страха. Голограмма: Кластер Силексиан. Вздувшаяся, пульсирующая язва кроваво-красного света – Дравари. «Ракета страха...»
Зернистая запись. Площадь. Давящая тишина, рваная только шипением записывающего устройства. Учёный в белом халате – пятно чистоты в море грязи и ужаса. Фигура в пурпуре. Резкий, как хлыст, ЩЁЛК карабина. Не выстрел – плевок. Учёный не упал – рассыпался в дымящуюся кучку пепла. Тишина толпы – гробовая. Абсолютная. Как вакуум после взрыва. Голос Вейна – шёпот, налитый ледяной яростью: «Вот их «порядок». Пепел. И молчание». Взгляд Вейна – не глаза. Шрамы. «Пока Мирт дышит, галактика задыхается. Ты – Харканс. Шип в горле зверя. Он сожрёт тебя... или ты вырвешь ему глотку». Настоящее ворвалось обратно, как нож под рёбра: Гул станции, вдруг оглушительный. Холод люкса, пробирающий до костей. Мерцающий образ ИИ. Кошмар Вейна материализовался в стали. «Железная Решимость». Здесь.
Голограмма Софи выплюнула вид ангара «Гамма»: Чудовищный, ядовито-чёрный жук-скарабей шипел в дыму стыковочных прожекторов, искривляя аппарель своим наглым весом. По ней спускался легат Вориан – шагающий танк в доспехах цвета запёкшейся венозной крови. Ритуальные шрамы-руны полыхнули багровым на лице – больным, ядовитым светом. Шесть солдат Черепной Стражи – гуманоиды-гробы в броне чернее космической бездны, шлемы-черепа впились сенсорами в Тару. Мёртвая хватка. Бейли – на их пути. Скала. Поза – вызов. Рука – на рукояти тяжёлого импульсника. Её охрана сзади – полукруг. Пальцы белеют на спусковых скобах PDW-9. Точечные. Смертельные.
Голос Вориана – грохот обвала в шахте: – Где Харканс?! Станция должна присегнуть на верность империи Дравари! Его уклонение – плевок в лицо Императору!
Тара не дрогнула. Ни мускула. Голос – холодный, острый скальпель из жидкого азота: — Верность? Торгуем только кредитами, легат. Тариф «Альфа» за док. Золотом. Или крипто-кровью. Оплати... или проваливай в тот же шлюз, откуда припёрся.
Вориан замер. Малиновые доспехи заскрипели от напряжения, как перегруженный модуль. Шрамы-руны вспыхнули багровым сиянием ярости изнутри, осветив клубы пара у ног. Тишина в ангаре зазвенела. Как струна перед разрывом. Он медленно, будто таща пудовые гири, поднял руку в массивной перчатке. Черепная Стража замерла. Синхронно. Как один организм. Сенсоры на шлемах-черепах вспыхнули алым. Нацелились на Тару. На её людей. — Оскорбление... вписано в скрижали, — голос булькал подавленной яростью, как кипящая грязь. — Плата будет внесена. По тарифу... «Альфа». — Пауза. Взвешивал слова. Как гильотину. — Но знай, Бейли: каждый кредит – капля крови из жил Харканса. В десятикратном размере. Рука рухнула вниз. — Освободить узел «Дельта». Ждём наследника. До последнего отсчёта дневного цикла. Или станция узнает цену дерзости.
Тара не расслабилась. Стояла, как изваяние из базальта. Только когда скрежет поднимающейся аппарели заглушил рёв двигателей, её плечи – едва-едва, на микрон – опустились. Пальцы на рукоятке – чуть разжались.
Покои «Куколки». Усталость грызла виски. Ржавая пила. Дмитрий натянул практичные брюки Flexweave, тёмную майку – аскетичный доспех временного хозяина этой помойки. На столе материализовалась еда: синтезированный стейк. Искусственно-дымный. Подозрительно кроваво-красный на матовой дюрастальной тарелке. Синтетика. Пафос. Фальшь.
Он сел. Движения – точные, выверенные. Автомат. Нож впился в мясо с тихим шип-шип синтетических волокон. Вилка холодно блеснула в янтаре света. Поднёс кусок ко рту. Жевал. Безвкусно. Пепел и напряжение. Механически.
Весь фокус – на голопроекции, пылавшей над столом. Глаза, неподвижные, как прицельные маркеры, сканировали три фронта:
1. Ангар «Гамма»: Тень Тары на стене – длиннее, острее само́й. Вызов, высеченный в свете прожекторов. Аппарель пуста. Вориан ушёл. Но угроза висела в воздухе густым мазутом.
2. Схема трекера: Металлическое семя, пульсирующее в кровати. Собственное сердцебиение – крошечная жёлтая кривая рядом. Предательский ритм.
3. «Железная решимость»: Чудовищный силуэт дредноута. Корпус дымился, как разъярённый зверь после стыковки. Угроза в чистом виде.
Каждый удар сердца. Хруст фальшивого мяса. Пиксель на проекции – холодный расчёт. Шахматная партия на краю пропасти.
Дмитрий отодвинул тарелку. Остатки стейка, кроваво-красные и холодные, лежали, как капли на карте боя. Глубокая, ледяная ясность вытеснила последние клочья усталости. Взгляд, тяжёлый и неумолимый, упал на кровать. На невидимую точку под шёлком, где притаился трекер-шпион.
— Софи. — Голос снизился к шёпоту, но резал тишину как вибрационный нож. — Трекер. Оставить активным.
Молодой человек подошёл к иллюминатору. Лоб прижался к ледяному бронестеклу. Астероиды плыли в вечном, безразличном танце смерти. Холод проникал в кости.— Перенаправь сигнал. — Пауза, тяжёлая. — Прямой поток. В личный терминал Тары Бейли. Пусть наслаждается моим «покоем» в настоящем времени. Каждым вздохом.
Повернулся. Глаза, мертвенно-серые, встретили мерцание голограммы Софи. — И вплети в аудиопоток... фоновый шум. Очень тихий. Ровный. Как... биение сердца. Усиль на 20%. Пусть её собственный страх шепчет ей на ухо из моей спальни.
Тишина в люксе сгустилась до физической плотности. Даже вечный гул «Фронтира» на миг замер прислушиваясь. Воздух звенел от напряжения.
— Психологическая война уровня «Мастер», — голос Софи зазвучал с цифровым подобием восхищения, но с ледяной сталью где-то в глубине. — Перенаправление... замкнуто. Канал обратной связи... живой. Биение сердца, усиленное на 22%, вплетено в синтезированный аудиопоток. Теперь её собственный страх будет шептать ей на ухо из вашей спальни. Изящно. Беспощадно.
Дмитрий медленно подошёл к кровати. Пальцы скользнули по холодному шёлку, точно над тем местом, где пульсировало металлическое семя. Прикосновение было лёгким, как паутина, но несущим смертельный холод.— Теперь отдых. — Слова прозвучали как приговор, отлитый из стали. — Настоящий. Без седативов. Четыре часа. Ровно.
Он лёг. Шёлк холодный. Тело – струна. Сознание начало тонуть в чёрной воде усталости. Но на самом краю перед погружением оставалось ледяное знание: трекер слушает. А Тара Бейли, в своём кабинете или на посту, сжимает терминал, на экране которого показан усиленный пульс, вплетённый в тишину комнаты. Сердце колотится громче в такт мнимому покою.
Пустота за иллюминатором. Гул станции, вернувшийся, как далёкий прибой. И тиканье невидимых часов. Отсчёт. До взрыва.
Глава 3. "Долг Крови Дома Харканс".
Сон? Не отдых. Мелкая дрожь на краю пропасти. Дмитрий вынырнул резко. Сердце колотилось, как бешеный зверь в клетке груди. Не четыре часа – едва пара наберётся. Веки – свинцовые гири. Каждый пульс в висках – глухой удар кувалдой по наковальне черепа. Воздух в «Куколке» спёртый. Пахло синтетикой и... страхом. За стеклом – холодные, равнодушные огни Ирроникса. Внутри всё сжалось.