ГЛАВА VIII. ОСОБО ТЯЖКОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Полиция, видимо, почуяла, что в смерти букмекера есть нечто загадочное, — недаром же подозреваемый столь уверенно заявлял о собственной невиновности — и предприняла значительные усилия, дабы собрать и предъявить следствию все возможные улики, которые могли пролить свет на жизнь Чарльза Лавендера незадолго до его трагической гибели. Перед коронером[33] предстала длинная череда свидетелей, главным среди которых был, конечно, лорд Артур Скелмертон.
Сначала коронер вызвал двух констеблей, которые заявили, что, когда часы на соседней церкви пробили одиннадцать, они услышали крики о помощи и, прискакав на шум, обнаружили подозреваемого в крепкой хватке лорда Артура, который обвинил этого человека в убийстве и передал в руки полиции. Оба констебля сошлись в своих показаниях.
Врачи подтвердили, что погибшему нанесли удар в спину, между лопаток; рана была нанесена большим охотничьим ножом, который убийца оставил на месте и который теперь был предъявлен следствию.
Лорд Артур Скелмертон, вызванный вслед за тем, повторил то, что говорил констеблям. А именно, он заявил, что тем самым вечером пригласил друзей на ужин, а потом все сели играть в бридж. Сам он играл мало и незадолго до того, как пробило одиннадцать, отправился выкурить сигару в беседке, находящейся в дальнем углу сада. Он услышал голоса, крик и стон (как уже раньше было сказано), и ему посчастливилось задержать преступника до прибытия полиции.
Тогда было предложено вызвать свидетеля Джеймса Терри, букмекера, который оказал полиции неоценимую помощь, опознав в убитом своего приятеля. Он и сделал то сенсационное заявление, которое привело к столь невероятному итогу — аресту молодого графа по обвинению в особо тяжком преступлении.
Выяснилось, что вечером, после печально известного гандикапа, Терри и Лавендер вместе выпивали в отеле «Чёрный лебедь». «Я-то неплохо заработал на проигрыше Перчика, — сказал Терри суду, — но бедняга Лавендер совсем вылетел в трубу: он сделал всего лишь несколько маленьких ставок против фаворита, и потом до конца дня ему не везло. Я спросил, держал ли он пари с хозяином Перчика, и Лавендер сказал, что держал — но меньше, чем на пятьсот фунтов. Я засмеялся и сказал, что будь это не пятьсот, а пять тысяч фунтов, все равно никакой разницы нет, потому что, говорят, лорд Артур Скелмертон совсем разорился. Лавендер здорово вспылил и поклялся, что получит с лорда свои пятьсот фунтов, даже если никому другому не удастся выжать из него ни пенса. «Это мой единственный выигрыш за сегодня, — сказал он. — И я его получу». — «Не получишь», — ответил я. «Посмотрим», — сказал Лавендер. «Тогда держи ухо востро, — посоветовал я, — потому что все будут не прочь урвать кусок, кто смел — тот и съел». — «Не беспокойся, я своё возьму, — сказал Лавендер со смехом. — Если он не заплатит по своей воле, есть у меня кое-что в запасе — я открою его жёнушке и сэру Джону Этти глаза на их драгоценного лорда». Потом он понял, что зашёл слишком далеко, и больше не стал со мной говорить об этом деле. На следующий день мы увиделись на бегах. Я спросил, получил ли он уже свои пятьсот фунтов. Лавендер ответил: «Получу сегодня».
Лорд Артур Скелмертон после дачи показаний покинул зал суда; следовательно, необходимо было узнать, как он отнесётся к этому заявлению, проливающему столь серьёзный свет на его отношения с убитым — отношения, о которых сам он не обмолвился ни словом.
Ничто не опровергло тех фактов, которые изложил суду Джеймс Терри, и, когда полиция объявила коронеру, что собирается вызвать в качестве свидетеля Джорджа Хиггинса собственной персоной (поскольку его показания, разумеется, подтвердят и дополнят историю Терри), присяжные охотно согласились.
Если букмекер Джеймс Терри, громогласный, напыщенный, вульгарный, был весьма непривлекательной личностью, то Джордж Хиггинс, по-прежнему находящийся под подозрением в убийстве, оказался и того хуже.
Этот субъект, неопрятный, сутулый, одновременно подобострастный и наглый, был явным прохиндеем — одним из тех, что околачиваются на ипподромах и наживаются не столько за счёт собственного ума, сколько за счёт его нехватки у других. Он назвал себя «беговым комиссионером», что бы это ни значило, и заявил, что примерно в шесть часов вечера в пятницу, когда на ипподроме было по-прежнему полно суетливой и возбуждённой публики, он случайно оказался поблизости от изгороди, отделяющей владения лорда Артура Скелмертона. В конце сада, на небольшой искусственной насыпи, как он объяснил, была беседка, и Хиггинс увидел, как несколько человек пьют в ней чай. Ступеньки вели налево, по направлению к ипподрому, и у подножия лестницы он заметил лорда Артура Скелмертона и Чарльза Лавендера. Он узнал обоих джентльменов, но не мог как следует их разглядеть, поскольку оба были частично скрыты от него изгородью. Он был абсолютно уверен, что говорившие его не заметили, и не смог удержаться от соблазна подслушать их беседу.
«Это моё последнее слово, Лавендер, — негромко сказал лорд Артур. — У меня нет денег, и я не могу заплатить вам сейчас. Придётся подождать». — «Подождать? Я не могу ждать, — ответил старина Лавендер. — У меня свои обязательства, так же как у вас. С какой стати я должен ждать, пока меня объявят банкротом, когда у вас в кармане пятьсот фунтов моих денег. Лучше заплатите, или…» Но лорд Артур прервал его и сказал: «Или — что, приятель?» — «Или я покажу сэру Джону вексель, который вы мне выписали пару лет назад. Если помните, милорд, на нём стоит подпись сэра Джона, выполненная вашей рукой. Возможно, сэр Джон или леди Артур не откажутся заплатить по этому векселю — если только им не заинтересуется полиция. Я долго молчал, но теперь…» — «Слушайте, Лавендер, — сказал лорд Артур, — вы знаете, как эти ваши штучки называются с точки зрения закона?» — «Мне терять нечего, — ответил Лавендер. — Без этих пятисот фунтов мне крышка. Если вы разорите меня, то и вам не поздоровится, и мы будем квиты. Вот моё последнее слово». Он говорил очень громко, и я подумал, что друзья лорда Артура, которые сидели в беседке, могут его услышать. Должно быть, лорд Артур подумал то же самое, потому что поспешно сказал: «Если вы немедленно не закроете рот, я сию же минуту отправлю вас в тюрьму за шантаж». — «Не посмеете», — отозвался Лавендер и засмеялся, но в ту же секунду с верхней ступеньки раздался женский голос: «Ваш чай стынет!» Лорд Артур собрался уходить, но Лавендер сказал ему вдогонку: «Я вернусь вечером. Прихватите мои денежки».
Джордж Хиггинс, подслушав столь любопытный разговор, задумался, не сможет ли он извлечь из этого какой-либо выгоды. Поскольку мистер Хиггинс — человек, который живёт исключительно за счёт хитроумных махинаций, подобные сведения составляют для него основной источник доходов. И для начала он решил не терять Лавендера из виду до конца дня.
«Лавендер отправился обедать в «Чёрный лебедь», — сказал Хиггинс, — а я, слегка перекусив, ждал снаружи. Наконец в десять часов я увидел, как он выходит. Он нанял кэб, сел в него и поехал. Я не расслышал адреса, который он назвал кучеру, но кэб, несомненно, направлялся в сторону ипподрома. Я не хотел его упустить, — продолжал свидетель, — но кэб — для меня это слишком дорого. Тогда я побежал. Конечно, я не мог угнаться за Лавендером, но догадался, куда он едет. Я отправился прямиком к ипподрому и спрятался за изгородью на границе владений лорда Артура Скелмертона. Уже почти стемнело, и начался мелкий дождь. Я ничего не видел в ста шагах перед собой. Мне как будто послышался громкий голос Лавендера где-то в отдалении. Я поспешил туда и вдруг увидел двоих — во мраке они казались просто смутными тенями — примерно в пятидесяти ярдах от себя. В следующую секунду один из них упал, а второй исчез.
Я побежал туда и обнаружил убитого, который лежал на земле. Я наклонился, чтобы посмотреть, нельзя ли ему чем-нибудь помочь, и тут лорд Артур схватил меня за шиворот».
— Можете себе представить, — сказал Старик, — что творилось в зале суда. Коронер и присяжные затаив дыхание ловили каждое слово, которое произносил этот потрёпанный невежа. Вы понимаете, что само по себе его показание немногого стоило, но после того, что рассказал Джеймс Терри, важность и, более того, правдивость истории Хиггинса стала всем очевидна. При перекрёстном допросе он твердил то же самое; закончив давать показания, Джордж Хиггинс вновь перешёл под опеку констеблей, после чего был вызван следующий свидетель.
Им оказался мистер Чиппс, дворецкий лорда Артура Скелмертона. Он сказал, что примерно в половине одиннадцатого вечера, в пятницу, «этот человек» приехал в «Вязы» и попросил о встрече с лордом Артуром. Когда ему сказали, что у хозяина гости, он начал шуметь. «Я попросил у него карточку, — свидетельствовал мистер Чиппс, — поскольку не знал, захочет ли его светлость видеть этого человека, но не пропустил посетителя дальше порога, потому что мне совсем не нравился его вид. Я понёс карточку его светлости. Джентльмены играли в карты в курительной, и я, улучив момент, когда можно было это сделать, не отвлекая его светлость, передал ему карточку». — «Что за имя стояло на карточке?» — вмешался коронер. «Не знаю, сэр, — ответил мистер Чиппс. — Честное слово, не помню. Я этого имени никогда раньше не слышал. В доме его светлости через мои руки проходит столько визитных карточек, что трудно упомнить все имена». — «Значит, подождав несколько минут, вы отдали карточку его светлости? Что было потом?» — «Его светлость, кажется, был недоволен, — произнёс мистер Чиппс с чувством собственного достоинства, — но всё-таки сказал: проводите гостя в библиотеку, Чиппс, я его приму». Лорд Артур встал из-за карточного стола и сказал: «Играйте без меня, джентльмены, я вернусь через минуту». Я уже собирался открыть перед ним дверь, когда в комнату вошла леди, и внезапно его светлость передумал и сказал: «Передай этому человеку, что я занят и не могу его принять», а потом снова сел за карты. Я вышел и сказал, как мне было велено, а он ответил: «Ну ладно» — и спокойно ушёл». — «А вы не помните, в котором часу это было?» — спросил один из присяжных. «Помню, сэр. Пока я ждал, чтобы отдать карточку его светлости, то взглянул на часы, сэр, — было двадцать минут одиннадцатого».