— Они нас ещё и снимают!
— Совсем обнаглели!
— Разберёмся ещё, кто нами тут управляет! — грозно обещает самый басистый.
На первых рядах сидит актив: Андрей, Марк, Таша и другие. Недоуменно оглядываются на бушующих студентов. Но не все шумят. Чуть меньше половины относительно спокойны, некоторые просто веселятся. Молодёжь обожает движуху, сам такой.
— Игорь, если что, бери на себя левый фланг, за мной — правый. Остальные держат центр, — командую, не сбавляя громкости. Всё равно никто не слышит, кроме самых первых рядов.
Не верю, что дойдёт до потасовки, но готовым надо быть ко всему.
Замечаю Лазаревича. Тот в общем шабаше не участвует, только внимательно поглядывает. На зачинщика непохож. А кто похож? Что-то не могу выделить главаря…
Попытки успокоить публику прекратил сразу. Если с первого раза не понимают, то не поймут и со второго, и с третьего. И что делать? Думаю. В размышлениях опёрся головой о руку, оглядываю всех заскучавшим и отрешённым взглядом. С одной стороны, надоедает. С другой — не знаю, как вести себя на митингах.
— Народ, может, тупо свалим отсюда? Всё равно никакого толка нет, — смотрю сначала налево, затем поворачиваюсь направо.
Соратники пожимают плечами.
— Любопытно всё-таки, чего они хотят, — высказывается Люда.
— А ещё любопытнее, кто все эти люди, — ворчу я, прогоняя через многопроцессорный искин кое-какие идеи.
— Тоже хороший вопрос, — кивает Игорь. — Мне тоже кажется, что многих я вижу впервые.
Не знаю почему, но шум неохотно и постепенно, всё же стихает. И окончательно все перестают орать, когда встаёт Лазаревич. Крайне неприятно меня это поражает. Нет, не Лазаревич — реакция публики. Значит, когда я попросил всех успокоиться, на меня положили. А когда левый хрен просто встал, все замолкли. С одной стороны, загадка. А с другой — я это просто так не оставлю.
— Сразу скажу, что всего лишь считаю требования собравшихся обоснованными и попробую их сформулировать, — Лазаревича все слушают внимательно.
— Попробуй, — соглашаюсь, и теперь меня тоже слышат.
Почему бы и нет? Лазаревич достоин одобрения хотя бы за то, что ввёл стихийное волнение хоть в какое-то организованное русло.
— Прежде всего управление Ассоциацией должно быть прозрачным.
— А разве оно… — начинает Игорь и тут же замолкает, получив от меня удар по ноге.
— Всем молчать, — тихо говорю своим. — Выслушаем всё и до конца.
— Необходимо сформировать Наблюдательный Совет и подумать о ревизионной комиссии… — Лазаревич вдруг смотрит направо, налево, что-то ему нашёптывают со всех сторон. Кивает.
Я тоже смотрю, но только на девчонок.
— Записываете?
Съёмку ведёт только Вера, Люда берётся за карандаш.
— К сожалению, собравшиеся товарищи, многие из них, выражают недоверие руководству Ассоциации и настаивают на открытых, гласных и прямых выборах главного координатора, — эти слова Лазаревича встречаются бурным ликованием и даже аплодисментами.
Сейчас мне удаётся удержать покерфейс. Потому что знаю, что надо делать. И если Лазаревич, оглянувшись по сторонам и не уловив больше ничего, кроме всеобщего восторга, садится, то я встаю.
— Замечательно, — выражаю своё одобрение и уточняю, чем оно вызвано: — Это замечательно, что нашёлся хотя бы один толковый человек среди вас, который лаконично и доходчиво изложил ваши требования. Тогда сделаем так.
Даю короткую паузу. Очень значащую. Никто не успеет сообразить и возразить, но пауза — вот она, и выходит, есть возможность это сделать. Незаметно забираю бразды правления в свои руки. Я ведь фактически предупреждаю, что решение вынес и теперь просто знакомлю с ним всех. То есть за мной последнее слово — и ни за кем больше. А как они возразят? Пусть попробуют.
— Перенесём общее собрание на неделю позже. В этой же аудитории, в это же время. За неделю мы подготовимся к выборам и выработаем предложения по управляющей структуре Ассоциации. Составим повестку и через неделю отработаем её.
Опять недовольный и недоверчивый гул.
— Да уж вы там подготовитесь… — выкрик, полный скепсиса, выражает общее настроение.
— Вам тоже никто не мешает создать инициативную группу и выработать свои предложения. По мере появления конкретных предложений прошу доводить их до меня. Но не позже, чем за сутки до нового собрания. Чтобы мы могли их учесть…
На секунду останавливаюсь, переживая вспышку озарения. Только сейчас понял, что меня так сильно кольнуло в разговоре с Лазаревичем во время последней встречи.
— А пока можете быть свободными.
— Выгоняете нас, что ли? — опять пробивается бунтующий тон.
— Нет. Можете создавать инициативную группу хоть сейчас. До пяти часов вечера аудитория в вашем распоряжении. Лазаревич Дмитрий — ответственный, если никто не возражает.
На этот раз никто не протестует, и я с активом ухожу в свой кабинет.
МГУ, ВШУИ, кабинет Колчина.
Время 16:05.
Мои ребята рассаживаются, а вернее сказать, размещаются. Для полутора десятков человек мест не хватает. Поэтому сначала сидячие места занимают девчонки, а парни — что останется, да и на полу места много. Куда они и плюхаются, не чинясь.
Раскусил я Лазаревича! Кто молодец? Это я молодец! Вытащил-таки занозу из мозга.
Когда мы разговаривали, этот Лазарь употреблял по отношению к «Кассиопее» личные местоимения второго лица. «Вы», «у вас», «вам», «ваша», то есть он непроизвольно себя выдавал, используя отделяющие формы речи. Он не говорил «наша Ассоциация», он говорил: «ваша Ассоциация». «Моя группа» и «ваша Ассоциация». Мы для него — отдельный объект, он с самого начала не считает нас своими, Ассоциацию своим домом. Так можно относиться и к друзьям, приятелям: как говорится, дружба дружбой, а денежки врозь. Но чаще так обращаются к партнёрам разной степени надёжности, конкурентам, а ещё… ещё к потенциальной жертве, добыче. В любом случае мы для него — объект, который он планирует употребить к своей пользе. Ну-ну, за мной не заржавеет, употреблялку быстро оторву.
Такой феномен можно наблюдать в речах очень многих деятелей. Они сдают себя с потрохами, когда позволяют себе по отношению к России словосочетание «эта страна». Тоже лексический жест отстранения, размежевания. Так могут сказать только те, кто не считает Россию своей родиной. Патриот никогда так не говорит, только «наша страна», «моя страна».
В последнее время перестал это слышать. Наверняка кто-то подсказал, что это равносильно татуировке на лбу: «тать».
— Ну что, разместились? — оглядываю свою лейб-гвардию. — Надолго вас не задержу. За эту неделю нам надо провернуть одно дельце. Оно небольшое, но малость тягомотное. Как раз пора, тянуть больше некогда, Ассоциации пора оформляться официально. Займётся Игорь, Люда и Вера — его правая и левая руки. Все остальные на подхвате…
Ставлю задачу, обсуждаем мелочи, на всё про всё уходит чуть больше получаса. Напоследок Вера и Куваев скидывают мне на компьютер видео бунта в стакане воды.
20 сентября, понедельник, время 13:20
МГУ, ВШУИ, деканат.
— Незачем вам это брать на себя, Виктор. — Виктория Владимировна, как всегда, великодушна. — Приносите все чеки и счета нам, мы оплатим. Это всё в рамках наших договорённостей.
— О, Виктория свет Владимировна! — прихожу в экстаз. — Да воздастся вам всё сторицей! Да пребудет с вами благодать небесная!
— Будете должны, — слегка остужает меня деканша. — Надеюсь, не забудете нас, когда окажетесь на коне.
— Когда мы окажемся на коне, ваш нос будет в табаке, а попа в тепле, — горячо заверяю домохозяйку нашей буйной Ассоциации.
Деканша смеётся и грозит пальцем. Она постоянно меня выручает по мелочи, но такой, досадной, которой хотелось бы избежать. Предстоят кое-какие расходы на нужды Ассоциации, мой личный кошелёк выдержит, но заметно похудеет. Своих средств в Ассоциации пока нет. Не доросли.
Глава 2Реакция. Души прекрасные порывы
24 сентября, пятница, время 13:55.
МГУ, ВШУИ, кабинет Колчина.
— Нехилые у вас аппетиты, — разглядываю меморандум инициативной группы, которую студенты, подхватившие вирус хапужничества и рейдерства, таки создали.
Угадайте с одного раза, кто лидер — они его тоже координатором назвали — группы этих ухарей? Если кто-то сказал, что Лазарь, тот угадал и может угоститься пирожком.
Самый главный пункт, так сказать, гвоздь программы — выборы главного координатора. Те, кто назвал Лазаревича основным кандидатом от внезапно возникшей оппозиции, тоже имеют полное право взять пирожок.
Само собой, пара пунктов повестки дня: создание и выборы членов избирательной комиссии, а также счётной комиссии.
— Бюллетени напечатали?
— Вот форма, — Лазаревич невозмутимо подаёт лист. — Размножить — не проблема. Можете взять на себя.
— Ага-ага, — киваю. — Повешение приговорённых — дело рук самих приговорённых.
— Ну почему же? Могут и вас выбрать.
— Ладно, что у нас дальше? Создание Наблюдательного совета.
Успешно давлю смешок, вот наши проректоры удивятся, особенно Бушуев. Вроде он там самый авторитетный.
— Выборы в президиум Ассоциации и контрольно-ревизионной комиссии… эка вы размахнулись! — смотрю на Лазаря с весёлым одобрением. — Гляжу, вы полностью структуру Ассоциации расписали!
О том, что в их бюрократическом творении даже не предусматриваются профильные структуры, занимающиеся реальным делом, умалчиваю. Всё равно это филькина грамота. Однако я с огромным видимым уважением бережно укладываю полученные документы в ящик стола. Отдельной папочкой. Потом я её очищу. Или нет, оставлю для истории. Отличный компромат получится в будущем. Причём недалёком.
— Только это всё недействительно.
— Это почему? — Лазаревич спокоен, но еле ощутимо дёргается.
— В силу анонимности. Где список проголосовавших и принявших этот документ? Дмитрий, вы точно юрист? Вашей подписи маловато. Эдак каждый может состряпать любой мандат и размахивать им во всех кабинетах и на всех перекрёстках.