– Картонная коробочка? В ней же молоко прокиснет еще до магазина не доезжая!
– Там бумага, полиэтиленом пропитанная, а еще под бумагой слой фольги алюминиевой, в такой упаковке молоко в консерву превращается. Поэтому и автомат для розлива нужен: все должно быть стерильно, людей в цеху вообще быть не должно. А еще молоко – но только то, которое для младенцев будет – собираются стерилизовать кобальтом, так что людей в упаковочный цех вообще пускать нельзя…
– Кстати, про кобальт. У Хлопина как дела идут?
– Неплохо, очень неплохо. Виталий Григорьевич обещает к началу сорок первого выстроить силовую установку, годную для подводных лодок. То есть он надеется, что к этому сроку успеет, а Старуха, кстати, говорит, что он эти установки уже сможет в серию запустить.
– Да что она понимает? Это же к химии никакого отношения…
– А товарищ Хлопин считает иначе. Он говорил, что предложенные товарищем Новоселовой сплавы для упаковки топлива оказались просто удивительным подарком для всей программы, об их использовании ни у кого в его команде и мысли не возникало…
– Но это же Александра Васильевна, причем тут Старуха?
– А Александра Васильевна сообщила, что ей этот сплав именно Старуха приказала создать. То есть просто сообщила ей полный состав сплава.
– Тогда в чем состояла работа товарища Новосёловой?
– А еще Старуха сказала, чего в сплаве быть не должно. Там была огромная работа по получению идеально чистых компонентов, Вера Андреевна опять написала представление товарища Новоселовой на орден Ленина за эту работу…
– Старуха готова ордена пригоршнями раздавать…
– Так за дело же! А если ее команда в Комсомольске саму лодку выстроит, то там ведро с орденами раздать придется.
– Так двигателя-то нет еще, какое строительство?
– Опытное. Лодок на две тысячи тонн в мире еще никто не строил – а с ее аккумуляторами вроде должно получиться очень неплохо.
– А почему тогда лодку не в Ленинграде разрабатывают в специальном конструкторском бюро, а в заводском КБ?
– Тоже понятно: у Старухи аккумуляторы очень легкие получились, с такими обычная лодка просто под воду опуститься не может – или внутри места для экипажа не остается. Подход к конструированию требуется новый, вот она и решила, что пусть лодку делают те, кто не набрался устаревших навыков…
– Даже я могу сообразить, что можно корпус сделать потяжелее… и попрочнее. А ленинградские инженеры это сообразить, по мнению Старухи, не в состоянии?
– Наверное в состоянии, но тут вот еще какой момент: из Ленинграда информация за рубеж утекает. Американцы у себя уже строят крекинг-заводы для получения сотого бензина, причем с катализатором никель-молибденовом, который только на Ленинградском НПЗ и используется. Но это не страшно – я про бензин имею в виду, а вот если утечет информация про новую лодку…
– А почему про бензин не страшно? Надо бы разобраться…
– Разбираемся, уже источник утечки нашли, решаем, как его в нашу пользу применить. А не страшно потому, что с этим катализатором выход высокооктановых бензинов получается на уровне десяти процентов, он вообще-то для получения качественного дизельного топлива хорош. А то, что у буржуев сотый бензин появился, хотя и довольно дорогой… Уже несколько компаний закидывают удочки на предмет закупки у нас пассажирских самолетов. Бельгийцы, например: они все равно почти весь бензин у нас через шведов закупать будут, но официально приобретут пару цистерн американского – и будет выглядеть так, что с Советским Союзом они как бы дел не имеют.
– А самолеты советские никто, конечно, не заметит? – хохотнул Сталин.
– Поэтому и разговоры идут так… тихо и неспешно. Они говорят, что если какое-то предприятие… шведско-бельгийское, будет по советской лицензии самолеты в Швеции собирать из советских деталей… обивку в салоне устанавливать, крылья привинчивать, красить шведскими красками снаружи…
– Я не думаю, что нам стоит кому-то передавать лицензии.
– Я тоже, это просто как пример привел того, что нам от того, что янки у нас техпроцесс украсть смогли, особого ущерба нет. Неприятно, конечно – но это лишь повод посерьезнее заняться сохранением, как Старуха говорит, коммерческой тайны. А мне – лишний повод порадоваться, что сначала я, а теперь Валентин пошли на поводу у Старухи и все важнейшие заводы строили в Тьмутаракани…
Строили действительно в стране много, и большинство строек как раз шли «на периферии»: Валентин Ильич искренне думал, что он сам догадался располагать новые заводы где-нибудь подальше от столицы. Впрочем, в большинстве случаев оказывалось, что такое расположение заводов оказывается и экономически выгоднее: в чистом поле инфраструктуру (хотя товарищ Тихонов этого слова и не употреблял никогда) создавать много дешевле, и жилье там можно ставить более просторно, что помогало городской транспорт организовать с меньшими усилиями и с гораздо более скромными затратами. То есть это касалось транспорта именно городского, однако все чаще те же трамвайные линии уходили довольно далеко от возводимых городов – что позволяло вовлечь в промышленное производство и население окрестных деревень и сел, а это тоже позволяло уменьшить расходы на строительство жилья. Но трамваи появлялись в уже довольно крупных городах (или которые планировались как крупные), так что чаще обходились автобусным сообщением. А то, что для этого автобусов требовалось много, было совершенно не страшно: автобусы в СССР выпускали уже шесть специализированных заводов. Шестой, Благовещенский завод заработал в начале апреля, и ему предстояло обеспечивать городским и междугородним транспортом уже всю территорию от Байкала до Владивостока, не зря же на нем планировалось производить десять тысяч машин в год. А самый старый автобусный завод, в Павлово-на-Оке, уже в этом году собирались расширить и выпуск автобусов на нем довести до двадцати с лишним тысяч…
Но это были заводы машиностроительные, однако куда как больше строилось заводов, которые должны были обеспечивать потребности советских трудящихся. Два молочных комбината – в Вологде и в Угличе – уже производили столько сыра, что московские предприятия торговли начали отказываться от дополнительных с них поставок. Что тоже никого не взволновало: городов в стране много, а сыр – он и в глухой провинции спрос найдет. Что же касается масла, то уже полтора десятка молокозаводов сливочное масло отпускали торговле исключительно в пачках, завернутым в пергаментную бумагу. А два упомянутых завода перешли на новую упаковку, и красивые, блестящие пачки сразу заполнили прилавки столичных магазинов. То есть в Москву шло в основном масло вологодское, а угличское заполоняло прилавки городов Среднего Поволжья – однако, по расчетам товарища Струмилина из Госплана, к концу года «масло в фольге» – которое просто раза в два дольше, чем в пергаментной упаковке, не начинало портиться – заполнит все продуктовые магазины: переход на новые материалы пока сдерживался лишь производством специальной бумажно-алюминиевой ленты, но завод по ее выпуску быстро наращивал производство. А второй аналогичный завод должен был заработать в Петропавловске летом, и уже в следующем году все молокозаводы перейдут на новую упаковку.
А еще до конца года планировалось начать выпуск уже самого молока, а так же кефира, ряженки и прочих жидких молочных продуктов в упаковке уже бумажной – что позволило бы вдвое увеличить объемы перевозимых автомобилями молочных продуктов и не тратить силы и средства на прием стеклопосуды. У самого Валентина Ильича новая упаковка вызвала лишь один вопрос: а что делать с использованной тарой? Ведь она не гниет, при сжигании какую-то очевидно ядовитую вонь изрыгает… Но Вера ему показала водоизоляционные плиты, сделанные из обрывков такой картонной упаковки и пожаловалась, что «слабовато наш народ молока пьет, сырья для гидроизоляции маловато дать может» – и вопрос на этом полностью исчерпался. То есть не совсем исчерпался, Госплану пришлось задуматься над тем, как стимулировать население к сдаче использованных молочных коробок на пункты вторсырья…
А гидроизоляция стране была нужна во все возрастающих количествах. И чтобы дома в селах строить (для чего «молочная» плита очень даже подходила), и разные уже совершенно гидро-сооружения. В той же Саамо-финской области весной началось строительства сразу шести ГЭС на одной-единственной речке Оулуйоки. То есть шесть уже начали строиться, а еще три пока лишь «проектировались»: народу на строительство не хватало. А не хватало людей потому, что еще три десятка уже совсем маленьких ГЭС строится начали, мощностью до полутора мегаватт. Станции-то маленькие, на них даже не плотины строиться должны были, а дамбы, от которых по деривационным трубам вода к генераторам подавалась, а земляную дамбу гидроизолировать-то просто необходимо!
Все эти стройки были запущены сразу по нескольким причинам. Первая – в тех краях было очень много чего в земле закопано, но для добычи и переработки добытого требовалось много энергии. Вторая причина была попроще (и более очевидной, что ли): нужно было с пользой для страны куда-то срочно пристроить почти триста тысяч пленных финских солдат. Ну а третья…
Третью причину в правительстве озвучил Иосиф Виссарионович, но он лишь более четко сформулировал высказанную Верой на небольшой вечеринке, собранной по случаю дня рождения Лаврентия Павловича, интересную мысль:
– Триста тысяч финских парней – это, в пересчете на семьи, больше миллиона человек. Которые могут либо остаться, либо перебраться в Финляндию или Швецию в соответствии с мирным договором. Не знаю как вам, а мне плевать: пусть они считают меня оккупантом и втайне ненавидят, но если они будут трудиться на благо Советского Союза, то я буду не в претензии. А они у нас останутся если увидят, что у нас жизнь лучше, чем была у них в капиталистической Финляндии. Если у них тут будет хорошее жилье, неплохо оплачиваемая работа, недорогие продукты и бесплатная медицина, если дети их будут в школах учиться… Как писал товарищ Сталин, мы должны показать всему миру, что жизнь простого человека при социализме куда как лучше, чем в разных буржуинствах!