Когда комитетчик назвал какую-то фамилию, Вера Андреевна поднялась и высказал все, что она об этом думает. То есть далеко не все, но достаточно для того, чтобы «собрание пошло не по плану»:
– А я думаю, что голосовать сейчас – это неправильно. Мы в группе отучились всего три дня, большинство из нас даже по именам одногруппников не запомнило, да и где тут запоминать, у нас именно в группе отдельных семинаров было всего два. Я не сомневаюсь, что кое-кто даже сейчас не уверен, что хотя бы в лицо помнит того, кого вы предлагаете избрать комсоргом. То есть получается, что это вообще не выборы, а профанация какая-то. Я уже не говорю, что и выбора-то комитет комсомола нам не предоставляет.
– Так… а вы можете предложить что-то другое? Мы, по крайней мере, изучили анкеты товарищей…
– А мы-то их не изучили! Но вы полностью правы в одном: если я что-то критикую, то должна предложить альтернативу – и я ее предлагаю. Пусть каждый, кто хочет – или считает себя должным – стать комсоргом, встанет и подробно расскажет, какой у него в этом есть опыт, как он видит работу нашей низовой комсомольской организации на ближайшую перспективу, что лично он собирается сделать для повышения качества работы нашей комсомольской организации. Но – и это я должна особенно подчеркнуть – пусть этот человек не только нас убедит, что он достоин занять этот пост, но и сам в это поверит.
– Что значит «сам поверит»?
– Именно то, что я сказала. Или я по-русски говорю непонятно? Человек, который руководит – а комсорг должен именно руководить своей группой – должен верить в то, чем он занимается. И передавать свою веру, свои убеждения товарищам. Вдохновлять их, при необходимости помощь оказывать в комсомольской работе, определять цели этой работы – и стремиться к тому, чтобы эти цели были достигнуты. Вот вы предлагаете товарища Малкина – кстати, это кто? Пусть товарищ Малкин расскажет нам кто он, чем занимался, как он видит свою работу на посту комсорга, что предлагает сделать и как…
Вообще-то это был, по мнению Веры Андреевны, беспроигрышный ход: в подобных выступлениях огромную роль играет опыт и умения внятно излагать мысли – если эти мысли вообще имеются. И – возможно даже в большей степени – желание эти мысли донести до слушателей. А у предложенного комсомольской организацией парня ни опыта, ни даже желания что-то рассказать не было. Типичный представитель, как подумала Вера Андреевна, «партийных функционеров»: ему сказали «надо» – и он, не задумываясь, ответил «ну да, если это так нужно, то наверное… есть». И в мнении своем укрепилась, когда Иван Малков поднялся, сбивчиво рассказал, что родом он из какого-то небольшого городка, отслужил полтора года в армии, потом два года работал на заводе. А про комсомольскую работу сказал, что «надо повышать успеваемость» и «повышать политграмотность и культурный уровень» – в общем, примерно всё, как и предполагала Вера Андреевна. И она снова высказала то, что по поводу этого выступления думает:
– У меня нет ни малейших сомнений в том, что Иван – человек хороший. Но вот в качестве комсомольского вожака он работать не сможет: и себя измучает, и работу всю завалит. Иван, ты бы еще сказал «и вовремя собирать комсомольские взносы». Вот взносы собирать ты действительно сможешь прекрасно – но разве работа комсорга в этом заключается?
– А в чем? – со слабо прикрытой злобой в голосе спросил представитель комитета факультета.
– Она заключается в работе, причем именно в комсомольской. Комсомольцы должны замечать недостатки и их устранять. Сами не смогут – так должны поднимать на устранение недостатков тех, кто способен в этом помочь. Повышать успеваемость – это вообще не задача комсомола, этим наши преподаватели занимаются. Но есть куча дел, которыми преподаватели заниматься не могут – да и не должны. Один простой пример: наши товарищи – в том числе и некоторые из присутствующих здесь – живут в общежитии. Живут по сорок человек в комнате, спят на полу потому что кроватей нет, питаются неизвестно чем. Я тут заходила в общежитие, так ребята там набрали листьев капустных на помойке у рынка и щи себе варили… Это что?
–Что?
– Это – как раз поле деятельности комсомольской организации. У нас на факультете народу сколько? Только на первом курсе, причем на одном химическом отделении, если мне память не отшибло, почти четыреста человек. И каждый, между прочим, что-то да умеет делать.
Вера Андреевна, сама того не замечая, вышла вперед, поднялась на невысокую кафедру, оглядела товарищей:
– Комсомольская организация должна быть именно организацией, мы должны прежде всего выявить свои ресурсы, возможности, а затем, используя эти ресурсы и возможности, решать задачи, которые мы – подчеркиваю, мы сами – должны себе поставить. И вот начинать нужно именно с этого: с организации и постановки задач. Пока я вообще не вижу, что хоть кто-то собирается этим заниматься, но если мы не будем этим заниматься, то кто? Пушкин будет в общежитии уют создавать?
– Вообще-то это обязанность руководства университета… – негромко, но очень уверенно сказал кто-то.
– А пока руководство не устроит нам рай на земле, мы прекрасно проживем и на помойке…
Эти две позиции ну никак не укладывались в головах студентов одновременно, и в аудитории потихоньку поднимался настоящий гвалт: каждый стремился высказать свое бесценное мнение очень мало пытаясь прислушиваться к оппонентам. Что-то подобное Вера Андреевна наблюдала в школе, когда в седьмых классах она демонстрировала простейшие опыты, при которых реактивы резко меняли цвет: почему-то половина школьников думала, что учительница просто ловко подбросила к пробирку краску, а вторая половина – что первая половина является идиотами, и обе половины старательно убеждали «идеологических противников» в своей правоте. И способ приведения класса к тишине у нее тоже был отработан – так что, на секунду снова почувствовав себя высокой (под сто восемьдесят) и мощной (сильно за сотню килограммов) «химичкой», Вера Андреевна громко произнесла:
– Дети! Ну-ка закончили мне галдеть! Или мне придется…
– Дети? А ты тогда кто? Старуха?
Вера Андреевна знала, что школьники (именно семиклассники) ее иногда за глаза ее старухой и называли, и это ее сильно раздражало. Вот и сейчас, услышав это слово, она не удержалась:
– Ну старуха, ну и что? Зато глаза не ослепли и мозги не заплесневели! Я в общежитие на пять минут зашла и увидела, что так жить нельзя – а даже те, что там уже жил, этого так и не заметили. И это лишь один пример… – и только высказав все это, она сообразила, что со стороны девочки двенадцатилетней все это прозвучало в лучшем случае анекдотично. Однако студенты-то в основном были людьми уже достаточно взрослыми и все же восприняли сказанное как шутку. Но в любом случае гвалт прекратился, а кто-то из студентов примиряющее сказал:
– Старуха, а ты сама-то готова стать комсоргом? Расскажи тогда о себе, а то я только имя твое знаю.
– Комсоргом? Могу. Зовут меня Вера Синицкая, в комсомоле с двадцать второго, работала старшей пионервожатой в школе…
– Но здесь-то не школьники, – отреагировал кто-то с необидным смехом.
– Это да. Но школа была в Хабаровске, а там, если кто не в курсе, половина школьников – это дети каторжан. Не политкаторжан, а просто каторжан: воров, убийц, насильников – и понятия о жизни у них соответствующие были. Но я с ними справлялась, и справлялась видимо неплохо: меня же в награду за эту работу в университет учиться отправили. И с вами справлюсь…
Кто-то их парней тихо захихикал.
– Даже не думай: у меня и наградное оружие есть, и я им очень неплохо умею пользоваться. Причем – Вера Андреевна вспомнила небольшой эпизод военного времени – я даже могу и не стрелять: голову проломить рукояткой и без стрельбы сумею. Причем с пяти метров – наверняка, были прецеденты.
Эпизод на самом деле был более смешным, чем трагичным: она увидела, как в очень шумном цехе какой-то молодой рабочий пытается открыть «неправильный» вентиль. Если бы открыл – установка наверняка взорвалась бы, и Вера Андреевна, понимая, что докричаться до рабочего у нее не получится, просто швырнула в него пистолет – единственное, что подвернулось под руку – в надежде, что тот хотя бы обернется и увидит подаваемые ему знаки. Но она и тогда была женщиной высокой, да и силушку еще не растеряла – в общем, рабочего она просто вырубила, попав рукояткой пистолета в голову. Разбирая этот инцидент директор завода сказал:
– Если бы ты его убила нахрен, то пришлось бы тебе орден давать, а так отделаешься денежной премией в размере месячного оклада.
– А почему за убийство орден?
– Потому что тогда пришлось бы органам объяснять, что ты диверсанта ликвидировала, а сейчас выходит, что ты просто разгильдяя правильно перевоспитала и от смерти наоборот спасла. Тоже дело нужное, но… короче, учись пистолеты лучше кидать! Кстати, а почему не стреляла-то?
– Стрелять? В цехе по производству пороха?
– Два месячных оклада, иди, тренируйся пистолетами швыряться…
Но это было давно и вообще в прошлой жизни, а сейчас…
– А старуха-то дело говорит, давайте ее и выберем, – снова раздался тот же голос.
– Только с одним условием, – Вера Андреевна снова взяла происходящее в свои умелые педагогические руки. – Дел у меня будет много, одной не справиться, поэтому для тех, что попроще – вроде сбора взносов – я предлагаю выбрать мне заместителем Ивана Малкова.
– Принято. Это все?
– И Иван еще верно сказал, что культурный уровень тоже повышать надо, поэтому предлагаю всего лишь подумать, кто из вас может стать культоргом.
– Кем?
– Те, кто нашим культурным уровнем и займется. Будет нас в кино водить на фильмы, в театры, в музеи… Дело на самом деле нужное, но тут необходимо, чтобы человек все же в этой культуре прилично сам разбирался.
– Ну да, в кино билеты достать…
– А с этим как раз тоже комсомол поможет. Тот же кинотрест один-два билета нам не продаст конечно, а вот заявку от комитета комсомола на пару сотен билетов наверняка удовлетворит.