Отец протянул руку и взял браслет.
— Все хорошо. Похоже на то, что я сделал бы твоей матери, когда она была еще жива. Но тебе не удастся его отполировать, мой мальчик.
Он сделал что-то не так? Алексиос еще не создавал такое, его не удивило бы, если бы он где-то не так повернул край, и ему придется начинать заново.
Он забрал браслет и покрутил.
— Все хорошо?
— Да. Но Медуза уже в городе, и она просила увидеться с тобой, — глаза отца сверкали, как солнце. — Я думал, что тебе стоит поговорить с ней сейчас, и я сказал ей ждать тебя у дерева инжира.
Она была тут? Уже? Его желудок полетел к ногам.
Алексиос еще не был готов произнести речь. Он не помылся, пот от тяжелого дня работы был на его коже как слой масла. Она посмотрит на него и рассмеется, если он сделает ей предложение в таком виде.
— Я не могу говорить с ней! — пролепетал он. — Посмотри на меня!
— Я вижу юношу, который трудился весь день, чтобы создать то, что понравится девушке, которую он обожает. Она будет носить этот браслет с гордостью, а все мужчины в деревне будут знать, что его создали твои руки, — отец хлопнул его по спине так, что Алексиос отшатнулся к двери. — Поговори со своей женщиной, сынок. Она послушает.
Он не был в этом уверен. Медуза плохо слушала кого-то, кроме себя. Это его тоже восхищало в ней, но это и раздражало в ней.
Вздохнув, он сжал браслет.
— Медуза, — прошептал он, обходя дом. — Мы долго дружили, и я подумал… Нет, не так. Я знаю, мы будем хорошей парой. Да, сойдет.
Она стояла у дерева, красивая, как всегда, слишком хороша для него. Солнце играло на ее золотых волосах. Они не уступали самой Афродите, хотя он не произнес бы такое вслух. Он не хотел навлекать гнев богов на свою голову, даже если отец говорил, что она уже была ими брошена.
Алексиос покрутил браслет и спрятал в карман на поясе. Он спросит у нее. Конечно. Но не сразу. Они расскажут друг другу, как прошел их день, и тогда он это сделает. Она вспомнит, почему ей нравилось быть рядом с ним. И он задаст важный вопрос.
Да, план был хорошим.
Может, он медлил, но он не хотел заглядывать слишком далеко.
— Медуза! — позвал он. Алексиос провел ладонью по потному лбу, пытаясь скрыть блеск пальцев. — Я не ожидал увидеть тебя сегодня.
Она повернулась, сияя улыбкой, и это чуть не сбило его на колени. Боги, как он ее любил. Бледно-желтый хитон и гиматий на ней сочетались с цветом ее волос и яркостью солнца. Коричневые сандалии были зашнурованы на ногах, обвивая ее мускулистые голени. Она была милой, всегда была рада его видеть. Кто еще был так ему рад, кроме его отца?
Алексиос был крупным сыном кузнеца. Его сравнивали с самым уродливым из олимпийцев. Он знал, что они были правы. Он был страшным. Но эта хрупкая девушка считала его своим лучшим другом.
Чего еще он мог просить?
— Алексиос! — она подбежала к нему и протянула руки.
Он позволил ей обнять его за пояс, стараясь не прижимать ее слишком сильно к сердцу. Ему нужно было дать ей возможность дышать. Не сдавливать ее. Не сводить все к себе, когда она была рада чему-то.
Его предательские руки окружили ее, и он опустил подбородок на ее макушку, вздохнув. От нее пахло солнцем и лимонами.
— Ты рада меня видеть сегодня.
— Я только что вернулась из Афин. Поездка была поразительной. Ты не поверишь, что произошло!
Афины редко поражали. Он считал город грязным и отвратительным. Люди были там наглыми, а если у кого-то не хватало денег, от него отворачивались. Словно бедные люди были недостойны называться людьми.
Но если она была счастлива в Афинах, он хотел знать, почему.
— Что случилось в Афинах? — он отпустил ее и сделал большой шаг назад. — Сама Афина поговорила с тобой?
Он знал, как она поклонялась богине войны, хотя не понимал, почему. Как дочь ткача, она должна была поклоняться Гере или Деметре. Но Медуза редко следовала правилам, куда бы ни шла.
— Отчасти, — она указала на дерево и одеяло, которое она расстелила под ним. — Присядем ненадолго? Я все расскажу. Если есть время.
Она взглянула на кузню, и он знал, о чем она думала. Медуза всегда знала, что его отец нуждался в помощи. И он восхищался ею из-за этого.
— Отец подождет меня пару минут, — ответил он. — Я могу посидеть с тобой, даже если история длинная.
— Не длинная, просто я хотела поделиться сначала с тобой, а потом с семьей, — она села на одеяло и рассмеялась. — Они отреагируют не так, как ты, и я хотела оценить, насколько все плохо.
Ему стало не по себе. Плохо? Почему она думала, что ее семья плохо отреагирует?
Он сел рядом с ней, но что-то в сердце знало, что все пройдет не так, как он задумал.
— Тогда не будем терять время. Расскажешь, что происходит?
Она глубоко вдохнула и выпалила все сразу:
— Я встретилась со жрицей в храме Афины, и она думает, что меня вызвала сама богиня на службу. Я хочу остаться тут с семьей, но думаю, что это правильное решение. Я буду жрицей, хочет того семья или нет.
Он слышал слова, но не осознавал их. Медузе не годилось быть жрицей. Роль была для нежеланных дочерей семей, которые не могли обеспечить их, а не для самой красивой девушки в деревне. У нее не было повода становиться жрицей.
Зачем ей хотеть такое?
Он открыл рот, но закрыл его, когда она перебила его:
— Алексиос, я знаю, что это неожиданно, но как только я поговорила с той жрицей, я поняла, что это правильно. Я должна быть там, поддерживать богиню, которой поклонялась всю жизнь. Я просто знаю это, — она сжала его ладони. — Я хочу, чтобы ты при этом был рядом со мной. Знаю, не этого от меня хотели, но я этого хочу. Мне нужно, чтобы ты принял это, чтобы хоть кто-то из людей, важных для меня, поддерживал мое решение.
У него пересохло во рту. Язык будто разбух. Но он все равно пролепетал:
— Что скажет твой отец?
— Он не решает. Впервые я сделала выбор сама, и я верю, что это правильно, — она сжала пальцы, вглядывалась в его глазах, но он не знал, что она искала. — Алексиос? Как думаешь, это правильный выбор?
Нет! Конечно, нет. Она должна была остаться тут, с ним, где он сделает ее счастливой. И он знал, что сделает это, потому что был готов посвятить жизнь тому, чтобы у нее было все, чего она хотела.
Но он этого не сказал.
— Думаю, если ты этого хочешь, тебе стоит так сделать, — он кашлянул. — Хотя сложно представить тебя жрицей.
Она рассмеялась и встала, поправила хитон.
— Я сама до этого не думала об этом. Но спасибо, Алексиос. Ты дал мне храбрость рассказать отцу. Пожелай мне удачи!
Она побежала по дорожке, и он ощущал, что его сердце ушло с ней. Браслет прожигал дыру в кармане, напоминая, что он нарушил данное себе обещание.
— Прощай, — прошептал он.
ГЛАВА 6
— Думаю, это все, — Медуза опустила остатки своих вещей в ящик, который отец погрузит в телегу.
Они хорошо приняли новость. И весь месяц она пыталась убедить себя, что не боялась сделать такой шаг. С чего бы? Многие хотели на место жрицы. Многие девушки восхищались бы ее новым положением в жизни.
И ее семье не нужно было переживать за ее брак. Это поможет им в будущем, а она сможет принимать свои решения. И пока ее семья была рада, что экономила деньги, она была еще счастливее с новым контролем.
Похлопав по крышке ящика, она кивнула брату.
— Вот так! Думаю, я собралась.
Он строго смотрел на нее, скрестив руки на груди.
— Уверена, что хочешь это сделать? Ты не можешь отступить, как только попадешь туда, и отменить желание быть жрицей. Ты уже сделала выбор.
— Я это понимаю, — она тяжко вздохнула. — Я знаю, что ты не веришь мне, когда я говорю, что меня призвали, но это так. Афина хочет, чтобы я была ее жрицей, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы она гордилась.
— Я думаю, что ты фанатична и не видишь пока что этого, — он фыркнул. — Но я знаю, что мои слова не заставят тебя передумать. Так что поезжай в Афины, сестра. Делай то, что тебя призвали делать.
Она так и собиралась поступить, но было бы лучше, если бы с ней было одобрение брата. Медуза знала, что он это не примет. Спор с ним оставлял лишь горький привкус на языке во ртах обоих.
— Ты можешь это поднять? — она указала на ящик и вышла за ним за дверь.
Ее брат не хотел, чтобы она уезжала, но ее отец гордился. Он смотрел, как она приближалась, с широкой улыбкой на лице, протянул руки для объятий.
— Моя дорогая девочка! Вся семья тобой гордится. Надеюсь, ты это знаешь.
— Знаю, — она прильнула к нему, вдохнула знакомый запах сена и лошадей.
Он плохо умел сохранять себя чистым. Хоть он был ткачом, его одежда всегда пахла сараем. Медуза рассмеялась, вспомнив, сколько человек упрекало его за это. А он говорил им хорошо стирать вещи, которые они получали от него.
— Я буду скучать, — прошептала она в его плечо.
— Мы скоро увидимся. Может, я прибуду к тебе в гости в храм. Ты сможешь передать мои надежды насчет дочери Афине. Может, она исполнит их, — он поцеловал ее в лоб. — Поезжай. Мы выделим телегу, или я заберу ее, когда буду в Афинах в следующий раз.
— Спасибо, — она отодвинулась и обняла маму. — Я люблю вас обоих. Всех вас.
Ее брат снова фыркнул и пошел в дом. Он мог вредничать, сколько хотел. Она не винила его за то, что он расстроился, что она уезжала. Ему будет сложно привыкнуть. Ее больше не будет рядом, и родители сосредоточатся только на нем.
Она не понимала только, как сильно это разозлит его.
Вздохнув, Медуза забралась на телегу и сжала поводья.
— Я пришлю кого-то обратно с телегой, отец.
— Я могу забрать ее позже, если ты не против присмотреть за старичком, — он похлопал бежевую лошадь.
— Я буду жрицей, отец, — она улыбнулась ему. — Они без возражений отправят лошадь обратно. Только подожди.
Она щелкнула поводьями, и лошадь пошла вперед. Она не могла оглядываться на семью, иначе заплачет. А рыдать, пока она ехала к исполнению мечты, казалось неправильным.