— Идем с нами. Почему бы нам не показать тебе днем город?
Солнце уже спускалось к горизонту. Медуза не могла представить, что они хотели показать ей, но она еще не закончила работу. Она тряхнула шваброй, а потом посмотрела на пол.
— Боюсь, я еще не закончила с заданиями.
— Эти задания будут тут и утром, когда придется убирать снова. Афина потерпит ночь без натертых полов, — Сфено закатила глаза и протянула руку. — Идем, Медуза. Идем с нами.
Не стоило. Смысл такой жизни был в том, чтобы показать миру, что она была верна своей богине. Что она могла быть хорошей жрицей, когда все думали, что она была готова только быть матерью.
Но приключения звали ее. Она посмотрела на статую Афины, она будто указывала идти с двумя другими жрицами. Они все были жрицами. Они знали, как важно было поклоняться их богине, и разве она не была богиней войны? Приключения звали и их богиню.
Медуза бросила швабру и взяла Сфено за руку.
Две сестры рассмеялись и повели ее от храма. Они побежали по переулкам Афин, избегая мужчин, которые потрясенно глядели на них, и женщин, прижимающих ладони ко ртам. Жрицы не должны были выходить без спутника-мужчины, и никто не ожидал, что они будут бегать по улицам, как безумные.
Кто-то узнает в храме. Кто-то наябедничает на них.
Но, хоть сердце Медузы тревожно колотилось, две другие жрицы были наполнены смехом и восторгом. Они не переживали из-за того, что другие думали о них. Может, потому их семьи отправили их быть жрицами, а не оставили в деревне.
Наконец, они остановили ее у дома, который выглядел плохо. Стены рушились, крыша видела лучшие дни. Кто-то подпер маленькую стремянку к стене, может, чтобы починить бедную крышу.
— Ох, — Сфено указала на стремянку, Эвриала уже забиралась по ней.
На крыше могло быть опасно. Она видела с земли дыры в черепице, куда проникал тусклый свет.
— Мы провалимся, — пробормотала она.
— Нет, — Сфено полезла за сестрой. — Мы ходили сюда месяцами, Медуза, и не провалились. Идем?
Она не хотела. Теперь они были тут, и она хотела вернуться в храм, где было безопасно. Высшая жрица услышит о том, что они сделали, а потом ее выгонят. Ее заставят вернуться в ее деревушку к тихой жизни.
Алексиос женится на ней? После ее позора?
Но другой голос шептал в голове, что если так будет, стоило хотя бы завершить приключение.
Она забралась по стремянке и подтянулась на крышу. Она забралась на черепицу и охнула, Афины раскинулись перед ними. Солнце уходило за горизонт, и красные лучи разлили по городу краски. Красное сияние придавало Афинам кровавый вид, такого Афина и хотела бы.
Медуза резко села рядом с Эвриалой, пытаясь закрыть рот.
— Красиво, — прошептала она.
— Потому мы тут, — ответила она. Эвриала сжала пальцы Медузы. — Мы любим Афину, как и ты. А кто нет? Но мы тут на самом деле из-за этого.
Медуза сжала ее ладонь в ответ, разглядывая роскошь. Афины были красивыми, и ее сердце пело, ведь теперь это был ее дом.
Другие вопросы горели в ее груди. Она не знала, хотела ли знать на них ответы.
— Вы признались, что вы — не люди, — прошептала она. — Расскажете свою историю? Я даже не знаю полубогов или существ, поклоняющихся олимпийцам.
— Мы не титаны, если ты об этом, — ответила Сфено с другой стороны от своей сестры. Она склонилась и улыбнулась Медузе ртом, полным широких зубов. — Наш отец — Форкий, сын Геи.
Кровь отлила от лица Медузы. Они были как титаны. Форкий был одним из нескольких первобытных богов, оставшихся в живых. Он жил в океане, жуткое существо с хвостом рыбы и торсом мужчины. Некоторые говорили, что его руки были клешнями краба, которыми он ломал мужчин и женщин пополам.
Все греки знали, что стоило бояться морского монстра, брата титанов. Он не был титаном, но родился одним из первых, и он был сильнее существ, которые появились после него.
— Тогда… — она подняла ладони, стараясь не краснеть. — Вы выглядите как люди.
Эвриала рассмеялась.
— Да, это благодаря нашей матери, Кето.
А еще она была матерью Грай, существ, которые видели будущее и рассказывали людям мифы и легенды.
Медуза помнила историю о тех женщинах. Как они делили глаз и передавали его между собой. Они могли видеть сердце смертного, пришедшего в их логово безумия и магии, насквозь.
Эти девушки были сестрами этих монстров?
Она попыталась подавить дрожь страха, зная, что рядом были два создания, которые могли прожить века на этой земле. Они будут тут, когда кости Медузы станут пылью и пеплом. Они увидят конец времен, если захотят, хотя она не представляла, что бессмертных можно было убить.
Тысяча вопросов расцвела в ее голове. Бессмертные могли умереть? Или они жили, даже если хотели, чтобы их жизни закончились?
Она заметила, что сестры внимательно смотрели на нее.
Медуза кашлянула.
— Что такое?
— Мы видим все твои мысли на твоем милом личике, — ответила Сфено. Ее глаза были яркими, блеск был опасным, и Медузе это не нравилось. — Ты хочешь знать о нас больше. Все, что можно, потому что ты не боишься нас, да?
— Ты была добра со мной, — ответила она. — С твоей помощью я сбежала от скучной жизни. Ты поговорила с Высшей жрицей, чтобы я могла быть тут. Я в долгу перед тобой, Сфено.
— О, я не хочу долг смертной. Ты мало можешь мне дать, у меня уже многое есть, — она указала на город. — В конце концов, у всех нас есть это. Но, милая, я хочу от тебя то, что ты можешь дать только по своей воле.
Она сглотнула. Эта дочь первобытных богов хотела попросить то, что она не захотела бы отдавать? Ее душу? Ее жизнь? Это было бы ужасно и печально.
— Чего ты хочешь? — с дрожью спросила она.
— Твою дружбу, — сказала Сфено. Она взяла сестру за руку и протянула руку к Медузе. — Мы как ты, Медуза. Ты единственная из жриц не смотришь на нас со страхом, как на монстров. И мы хотим дружить с тобой. Только и всего.
Жар расцвел в ее груди. Да, она хотела дружить. Она хотела таких подруг.
Она взяла Сфено за руку и повернулась, чтобы смотреть с ними закат. Впервые с решения поехать в Афины Медуза ощущала себя как дома.
ГЛАВА 9
Алексиос смотрел на погребальный костер, лишенный эмоций.
Не так должна была сложиться его жизнь. Он не мог поверить, что его отец умер.
Он все еще видел тело в огне. Так старик хотел уйти, и он выполнил желание отца. Но он не понимал, как больно будет смотреть, как старик сгорает.
Все произошло слишком быстро. Его отец был в порядке, ходил по саду, указывал на места, которые нужно было прополоть. Он даже помогал Алексиосу вечером в кузне. Он бил молотом так же, как и когда был на пике силы.
Следующим утром Алексиос коснулся плеча отца, чтобы сообщить, что он пошел на рынок.
А он был мертв.
Холодный, и тело уже не выглядело как его отец. Холодные останки не были ярким мужчиной, которого он знал всю жизнь. Казалось, со смертью его отец пропал, оставив незнакомца вместо себя.
Золотые монеты, которые он опустил на глаза отца, сияли красным в огне. Скоро и они пропадут. Он хотя бы дал отцу монеты, чтобы тот заплатил паромщику в Загробном мире.
Ладонь сжала его плечо с силой, которая была больше, чем у смертного.
— Мне так жаль, друг.
Только Персей остался, пока он разбирался, что делать с отцом. Никто из деревни не помог ему, хотя его семья помогала жителям больше других. Гнев пылал в его груди. Он хотел ломать вещи, разбивать носы, заставить их ценить то, чего добился его отец.
Но он не мог.
Единственным оставшимся светом было воспоминание о девушке, пропавшей с золотым браслетом. Он больше не увидит ее, но будет хорошим ради нее. Он был в этом уверен.
Алексиос вздохнул и потер лицо ладонью.
— Я не знаю, что теперь делать. Я даже не знаю, куда идти.
— Я вижу два варианта, — Персей обвил рукой его плечи и отвел его от костра. — Ты можешь остаться тут и работать, как твой отец, местным кузнецом.
Это был не лучший вариант. Он не хотел оставаться тут, гнить в воспоминаниях о семье, которая могла у него быть, и которую он потерял.
— А другой вариант? — буркнул он.
— Пойти домой со мной, — Персей отпустил его и отошел, глаза сияли искренне. — Я хочу, чтобы ты встретил мою семью. Ты уже мне как брат, а я знаю тебя лишь пару месяцев. Я знаю, рыбалка тебе не близка, но ты можешь делать нам крючки, чинить лодку, делать все, что можешь, а мы примем тебя с распростертыми объятиями.
Он не хотел и этого. Алексиосу нравилась эта деревня. Даже если они бросили его в этот момент, они хотя бы давали ему работу, чего могло не быть в других поселениях.
И вдруг Медуза вернется? Он хотел дождаться ее тут.
Мысль о ее возвращении без него тут была невыносимой. Он говорил себе, что будет верным, храбрым, хоть надежда не имела оснований. Но он не мог оставаться в тени тех воспоминаний.
Наконец, он кивнул. Онемение снова охватило его разум, и он услышал, как буркнул:
— Я пойду с тобой.
Алексиос смутно осознавал, как попал из своего дома к Персею. Он помнил корабль, и как он сидел у борта и смотрел на горизонт, ждал, что морской монстр приплывет и проглотит его целиком. Он помнил, что остров назывался Серифос, и почти все на нем были рыбаками.
Когда он пришел в себя, он не помнил даже, сложил ли свои вещи. Наверное, ведь на его спине был тяжелый мешок. Персей был слева от него, поднимался на небольшой холм, направляясь к рыбацкой хижине у края океана.
— Только не говори с Диктисом о моем отце, — сказал Персей. — Понятно?
Алексиос не помнил, о чем они говорили.
— Разве Диктис не твой отец?
Персей подмигнул и указал на него.
— Именно. Вот так и веди себя.
Алексиосу было все равно, что за семейная драма у них была, или насколько странными были их отношения. Он просто хотел место, чтобы опустить голову, стать тем, кем он был всегда.
Дверь хижины открылась, и вышла женщина. Ее волосы были прямыми, расчесанными так гладко, что сияли на солнце, как только вскопанная почва. Хоть на ее висках была седина, на ее блестящей коже не было морщин. Она была в простом хитоне и гиматии, но одежда была хорошо сделанной и ухоженной.