— Феофан Затворник в книге «Путь ко спасению» пишет, что пока ребёнок ещё мал, он сам не может вести внутреннюю брань с грехом, а грех в нём уже не дремлет. Так что бороться за него должны родители. Для этого прежде всего родители должны подавлять в нём основные возбудители греха: самоуслаждение, своеумие (пытливость) и своеволие. Для искоренения самоуслаждения нужен очень жёсткий контроль над телом (пищей, сном и т.д.). Тут современная медицина, в принципе, говорит то же — есть поменьше, спать по режиму, одеваться похолоднее. Но на деле всё равно никто не обходится без лакомств, жаления, укутывания, балования подарками. Пытливость в уме, которая ведёт к развитию воображения, мечтательности, желанию узнать побольше, жажде новых впечатлений, — очень даже приветствуется современной педагогикой. А без своеволия, которое свт. Феофан советует полностью подавлять родительской волей, вообще невозможно воспитать самостоятельного человека. Считается, что, подчинив волю ребёнка своей, родитель не научит его мыслить и принимать самостоятельные решения, привьёт множество комплексов.
— Вопрос разбегается на несколько. Во-первых, эта схема вряд ли воплощалась много раз в конкретных примерах. Тот же «Домострой» XIV века — не зарисовка с натуры, а построение идеальной схемы, в которую едва ли вписывалось 2-3 процента семей того времени.
Существует классическая патриархальная нравственность — это многодетность, послушание родителям, хозяйственность, включённость человека в общественный труд с ранних лет, ранний выход замуж по благословению отца и матери и пр. Теперь же патриархальный быт поломан. Всё то хорошее, на что мы смотрим с оглядкой как на Святую Русь, наше прекрасное далёко, этакий «град Китеж» — это почти уничтожено, и многое из того, что составляло идеал нравственности, сейчас невоплотимо. Так что речь идёт о творческом решении этих проблем. Многие советы, данные святыми в XIX веке, просто неприменимы. Не потому что святые ошибались, а потому что быт революционно изменён. Человек же, внутренне оставшись тем же, во внешних проявлениях, в общественной жизни так мутировал, что многие простые и святые вещи сегодня невоплотимы. Святитель Феофан, если бы жил сегодня, наверняка по-другому бы об этом говорил.
— А если одна отдельная семья попытается воплотить эти принципы?
— Я бы их предостерёг. У них нет того, что было фундаментом, базой той семьи, к которой обращался Феофан. Сегодня человек, уже несколько преуспевший в церковной жизни, отдалённо напоминает человека прежних времён «среднего» или даже начинающего. Сегодня самое простое даётся с большим трудом, чем тогда более или менее сложное. Святой Феофан обращался к людям, не столь развращённым умом и сердцем, не столь познавшим блага мира, не столь удалившимся от себя самих; к людям, не погружённым в плотный информационный поток, к людям, которые не знали и малой доли соблазнов, окружающих сегодня человека; к людям, которые вырастали в традиционной нравственной христианской атмосфере, где грехи хотя и были, но грехами и назывались. Сегодня эти же слова обращены к людям, живущим в совершенно другой ситуации. Слова-то хорошие, просто надо соотносить их с духовным уровнем слушателей.
— Далее святитель Феофан делает вывод о том, что нужно следить за кругом чтения ребёнка, и также очень жёстко формулирует мысль о недопустимости для христианина таких развлечений, как театры, балаганы и пр. Как Вы считаете, для нас, в наше время это допустимо? Вот Кураев, например, пишет, что есть вещи, которые и не богоугодны, и не богопротивны, а как бы нейтральны по отношению к Господу. Сказки, например. Может, сюда относятся и песни-танцы-театры?
— Мне кажется, нейтральных вещей в мире нет. Человеку духовно пробуждённому, уже знающему высшие цели, театр не нужен.
— Он ему не интересен?
— Он может быть соблазнительно интересен, может вредить. А человеку с зауженным мысленным горизонтом, неокультуренному человеку — ему театр может быть полезен. Тут я повторю Гоголя: «Театр — не пустяковая вещь, если учесть, что 2-3 тысячи человек смеются одним смехом и плачут одними слезами». Этой мыслью Гоголь промучился всю жизнь. Театр — это школа воспитания. Если ставить только водевили и развлекать — это плохо, а если поставить цель воспитать, «чувства добрые лирой пробуждать», театр способен зародить в человеке высокие мысли, заронить в нём много поводов к размышлению. Я полностью разделяю категорические суждения, например, Иоанна Кронштадтского и Феофана Затворника о театре их времени. В то же время я понимаю, что сегодня для многих театр — это та ступенька, на которую многим ещё надо взобраться, прежде чем её отрицать.
Сегодняшнее пребывание в Церкви предполагает широкое образование или по крайней мере стремление к нему. Воцерковить современного человека — значит познакомить его с хорошей поэзией. Стихиры, каноны — это поэзия, причём не современная, а византийская. Воцерковить человека — значит привить ему музыкальный вкус, зародить любовь к другим мотивам и другим ритмам. Необходимо в нём воспитать и филологический вкус к слову: слову молитвы и слову Божию. Любовь к Церкви требует некоего исторического чутья, посвящённости в целый комплекс гуманитарных проблем. То есть современный воцерковлённый человек не должен быть профаном в филологии, музыке, поэзии, истории, сектоведении и многом другом. Соответственно, хороший театр здесь не лишний.
— Старец Сампсон (Сиверс), при том, что всегда старался найти индивидуальный подход к каждому ребёнку и не давал матерям «обобщённых» советов, всегда говорил следующее: «Хвалить, как закон, вообще никогда нельзя». Мол, похвала только развивает гордыню, и больше ничего. Что Вы можете сказать по этому поводу?
— Я не согласен с этим. Мальчишке, например, рвут первый зуб в жизни. Он плачет, не хочет идти к зубному врачу. Родители утешают его: ты же мужчина, вспомни Александра Македонского,
Суворова, богатыря Илью Муромца. Ты — мужик и боль должен терпеть. Ребёнок берёт себя в руки, со слезами на глазах садится в кресло, ему рвут зуб, он встаёт с кресла, и отец ему говорит: ты мужчина, ты молодец. Я тобой горжусь. Мне кажется, в таких случаях не похвалить человека — это преступление. И таких случаев может быть масса.
Насчёт подобных советов нужно заметить, что нашими учителями, к счастью и к несчастью, являются в основном монахи. Если миряне не учат монахов, как молиться, то монахи учат мирян, как детей воспитывать. Говорю я это не в упрёк монахам, а в упрёк белому духовенству. Почему оно молчит? Почему не учит людей? Священники должны заниматься тем, что сами опытно умеют и знают. В отсутствии этого — надлом и перекос церковной жизни. То, что люди за советом обращаются к монахам, — это критерий кризисного состояния белого духовенства. А священники, простите, на что? Ладно ещё молодые священники, подобные нам, которые в сане лет по 15, которые детей ещё не поженили. Мы можем ошибаться, примешивать какие-то страстные суждения. Но те священники, которые прожили жизнь, которые имеют внуков, которые у престола стоят по 50 лет, почему они не учат людей? Как, простите, предохраняться, как мириться с женой после ссоры, как с тёщей общаться? Вот и получается, что мы обращаемся к монаху, который не знает, что такое за ребёнком горшок помыть. А он с высокой трибуны теоретических знаний рассказывает, что нельзя хвалить ребёнка.
— Одинаковы ли воспитательные функции мамы и папы?
— Папа — это винтовка, которая висит на стене и стреляет в третьем акте. Папа должен меньше говорить, меньше и погружаться в какие-то нюансы. Конечно, мы говорим о классическом варианте, когда папа весь день на работе, а мама — дома с детьми. Папу с любовью боятся. Мать больше милует, но больше и наказывает. Папа же, поскольку видит детей реже, в свободное время хочет с ними поиграть, пойти куда-то, подарить себя детям. Но он же может и наказать. Идеальный папа находится на некоем семейном олимпе. Всё ломается, если папа вечно бездельничает и пьянствует, а мать его презирает. Иерархия ценностей рассыпается, происходит вселенская катастрофа в стакане воды.
— Не зазорно ли для папы вытирать ребёнку попу?
— Абсолютно не зазорно! Простирнуть пелёнку, поменять памперс, погулять с ребёнком — всё, что папа может делать, не зазорно. Нет в семье мужских и женских профессий. Ведь бывают ситуации, когда женщина больше занята на работе, чем мужчина, а муж имеет возможность больше времени посвятить семье. Таких пап мы часто видим с колясками.
— А нормально ли, если папа вместо мамы «уходит в декрет»?
— Это, пожалуй, крайность. Папа в декрете не так продуктивен, как мама. «Папа может всё что угодно. только мамой не может быть». Мама нужна ребёнку больше. Папа может помочь, но не должен заменять собой маму.
— Когда ребёнок рождается в православной семье — это одно. А если родители (или крёстные) ребёнка воцерковились, когда ему уже было лет семь-восемь? Как ввести его в Церковь? С чего начать?
— Думаю, с личной домашней молитвы. Пусть ребёнок молится дома и вместе с матерью, и сам, используя те простые молитвы, что мы упоминали, плюс то, что на сердце — в таком возрасте у детей уже есть и страхи, и желания, и надежды. Нужно постараться привить ребёнку опыт личного молитвенного к Богу обращения. Нужна детская христианская литература в меру детского понимания, жития святых. На службу приходить во второй её половине, начиная с «Верую».
— Как объяснить ребёнку, что такое покаяние?
— Только отталкиваясь от его опыта внутреннего дискомфорта, если он, скажем, совершил проступок, от которого на душе кошки скребут. Самое время объяснить, что в таком случае надо просить у Бога прощения, и тогда душа успокаивается.
— Правда ли, что знакомство с духовной литературой начинать лучше с житий святых, а не с изучения Библии?
— Пожалуй, да. Ведь человеку всегда интересны драматические сюжетные линии, судьбы персонажей. Особенно интересны детям жития святых, например, где речь идёт о святых и о животных (Серафим Саровский с медведем, Герасим Иорданский со львом). Выбирать для чтения нужно то, что согревает и умиляет, открывает окно в новый мир.