И надо, чтобы мы повернули голову наверх и поняли – где же сокровище наше.
Я не верю, что мы будем делать машины такие точные, как японцы делают. Я не верю, что у нас будут технологии такие хорошие, какие у германцев. Я не верю, что у нас виноделие будет так развито, как в Италии. Не потому что – у нас руки не из того места растут. А потому что – не для этого русский создан.
На Афонской горе однажды, при старце Силуане, афонские монахи купили немецкую машину. (То ли эта машина дерево резала, то ли еще какую-то работу делала). Монахи собрались вокруг этой машины и начали восхищаться: «Какие же немцы молодцы! Какая машина! Работает, аж не слышно. Даже комара слышно, когда она работает. А как красиво делает дело свое. Вот же немец! Вот немец – молодец. Русский никогда такого не сделает». А старец Силуан сказал: «Немец, конечно, молодец. Но русский такого не сделает не потому, что у него руки слабые или в голове чего-то не хватает. Русский не может всей своей душой думать про земные дела. У него всегда полдуши про небо думает».
Так Силуан сказал (…)
Всегда душа русского большего хочет. Она Бога хочет, в конце концов. Именно поэтому – не можем мы создать такое, как они, и потом хвалиться на весь мир. Потому что – не для этого мы созданы.
(Так говорил старец Силуан. Сами почитаете его по желанию; я не цитирую его в точных словах; я некий общий смысл передаю).
Вот такая некая загадка русского народа. Она существует и для самих русских. Они забыли, что они должны Богом жить и иметь Бога – как главное сокровище. Забыли! Почти все забыли. Если правда, что у нас только три процента населения церковных по-настоящему людей, то где же девяносто семь? (Как Христос прокаженных исцелял: «Не десять ли исцелились. А где же девять?») Где остальные?
Вот какой «больной» праздник.
Как много святых русских на небе и как мало русских молится на земле.
И последнее – на сегодня. Если мы это говорим, и, если у нас от этого душа болит, то значит – дело исправится. Понимаете? Вы спрОсите: «А что нам сделать?» Ничего! Только слушайте! Сердцем слушайте! Если сердце ваше болит – дело исправится. Это говорил Паисий Святогорец. Если у человека болит сердце о чем-то важном, то в это болящее сердце приходит Христос и исцеляет болезнь. Вот, если мы будем молчать о том, что мы глупые, грешные, слабые, безбожные – тогда ничего не исцелится. Тогда – мы просто пропадем. Но, если мы будем говорить об этом – как сегодня мы с вами говорим; если не будем скрывать, не будем заворачивать в бумажечки, в фантики не будем заворачивать убожество свое; если свою безбожную нищету не будем заворачивать в красивые фантики, а честно скажем: «Мы глубоко упали. Мы далеко отлетели от той красоты, которая раньше была. И силу потеряли, и в башке у нас не пойми что живет». Если скажем об этой правде и заплачем об этом: «Что ж такое! Как же так? Ведь мы же те же самые – Ивановы, Петровы, Сидоровы»; вот, когда мы это скажем, и сердце заболит – это значит, что к нам Христос придет и проблему вылечит. К больному сердцу приходит Христос.
Мы должны мало хвалиться, много думать и потихонечку исцеляться. Чтобы дальше жизнь длилась. И мы не перестали называться этим красивым именем – «Святая Русь». Имя правдивое. Только нужно по-настоящему к ней принадлежать.
Христос Воскресе!
Виктор Цой и вечная тоска. (10 сентября 2019г.)
Братья и сестры, здравствуйте!
Как-то в письмах, рецензиях, которые написаны по поводу наших передач (там есть много ругани всякой и благодарности всякой, но и есть содержательные письма) было одно такое, краткое: «Расскажите, пожалуйста, если будет случай, про песню Виктора Цоя «Откуда взялась печаль?»
Молодой человек… В конце жизни своей – культовая личность. Его раздирали на автографы буквально. Собирал стадионы. Но – и умный человек. Неподражаемо пишет. Просто. Хорошо. И слушается все. Проходят года – а оно все не умирает.
И почему – печаль? «Откуда взялась печаль?»
Я эту песню, конечно, хорошо знаю. Это песня моей юности. Я почитал про нее. Да – в 1985 году на одном из квартирных концертов, с Майком Науменко, Виктор спросил у хозяина квартиры: «Ну как дела?» И хозяин говорит Виктору: «Да ладно… Дом стоит, свет горит». Виктор: «Ну прямо первая строчка песни». Так и получилось потом…
«Дом стоит, свет горит, из окна видна даль. Так откуда взялась печаль? И, вроде жив и здоров, и, вроде, жить не тужить. Так откуда взялась печаль?..»
Вот, друзья мои… Это – вечная тоска… Григорий Нисский (брат Василия Великого) говорил: «Искусство и философия они – вечно беременны и вечно не могут разродиться». То есть – они вечно больны желанием вечности. Больны желанием конкретного смысла. А «конкретный смысл» – это Христос. Во Христе все решается. Здесь есть место и супружеству, и монашеству, и смерти, и жизни. И болезни, и подвигу, и науке, и искусству. Там все находит свое место. Но нужно же родить этот конечный смысл.
А философия беременна, но – не рожает. А искусство беременно, но – не рожает.
И вот этот юноша корейского происхождения с фамилией из трех букв, которые писали на заборах (Была шутка такая: «Что за слово такое из трех букв (не срамное) пишут на заборах? Не – «мир» – нет. Цой!»), он чувствовал, наверное, то же самое, что чувствовал Арсений Тарковский, когда писал: «Вот и лето прошло, словно и не бывало. На пригреве тепло, только этого – мало!» …Жизнь брала под крыло, берегла и спасала. Мне и вправду везло, только этого – мало. …Листьев не обожгло… Веток не обломало… Все горело светло… Только этого – мало». Мало!! Понимаете, мало человеку!
И вот этот юноша, который уже получил и славу, и известность, он тоже пропел такую хорошую песню про неосознанную боль души человеческой. Отчего же печаль? Откуда же взялась печаль? «Дом стоит, свет горит, из окна видна даль. Так откуда ж взялась печаль?»
Там есть и наезд на советскую действительность. «Там вокруг красота, не видать ни черта» …Идут… кричат… всякое такое. Но это советская вещь. Ее можно снять. Песня не меняется. Но важное то, что «… Вроде, жив и здоров и, вроде, жить не тужить. Так откуда взялась печаль?»
Кстати говоря, интересно, в одном диалоге Бродского с друзьями его, ему сказали, что «настоящая поэзия – это обилие существительных». Вот, скажем, если наложить на поэтический текст некую промокашку, которая просвечивает существительные и оставляет наречия, прилагательные, глаголы, запятые всякие, союзы, то промокашка должны быть плотная. И вот такие стихи у Виктора Цоя. У него все из существительных. «… На кухне синим цветком горит газ. Сигареты в руках. Чай на столе. Так начинается день». То есть – у него сигареты, чай, цветок, газ, вода. Так же и здесь у него. «Дом стоит. Свет горит. Из окна видна даль». То есть – у него много существительных. У него очень комплексное все… «Небесный пастух пасет облака…» У него много существительных. Он, действительно, называет мир по-новому. И в этом новом мире, который называется поэтическим вдохновением, он находит те же страсти, из которых главная – это печаль.
А печаль – от того, что мы не святые. Печаль от того, что мы – не в раю. Печаль – это некий звоночек человеческой души о том, что ты не там, где должен быть, и ты не такой, каким должен быть. Ты можешь быть другим и должен быть другим. Иная жизнь тебя ожидает. Вот что такое печаль. И мы слушаем это… Это настоящая поэзия, между прочим.
Откуда взялась печаль?.. Этого – мало…
Что бы ни было – «этого – мало». Потому что всего мира мало человеку. Не половины. Не целого. Всего мира – мало человеку.
Попросил меня человек в письме: «Скажите про это!» И я с большой любовью откликаюсь на это. Потому что в хорошей поэзии всегда слышны хорошие смыслы. А хорошие смыслы всегда приводят человека к Христу-Спасителю. Потому что – Он есть и жизнь, и истина, и путь в вечность. А без Него у нас печаль. И мы спрашиваем: «И, вроде, жив и здоров. И, вроде, жить – не тужить. Так – откуда ж взялась печаль?»
Виктор Цой …Тысяча девятьсот восемьдесят пятый год…
До свидания.
Чудо умножения хлебов /Проповедь 11.08.2019/ (19 сентября 2019г.)
(Предисловие: Отец Андрей несет слово Божие русским людям, разбросанным по всему миру. Вот его проповедь после Божественной Литургии в храме Святителя Николая в немецком городе Ингольштадт. Для справки: в Германии отец Андрей – в отпуске)
Сегодня читали рассказ евангелиста Матфея об умножении хлебов для пяти тысяч евших. (Пяти хлебов и двух рыб для большого числа евшего народа).
И об этом мы с вами скажем несколько слов.
Первое. Это чудо – единственное, которое описывается всеми четырьмя евангелистами. Одни евангелисты описывают одни события, другие – другие. Пересекаются иногда. Иногда у двух евангелистах говорится об одном и том же. Например, об исцелении слепца, о гадаринских бесноватых. Но такого, чтобы все четыре сказали об одном и том же, почти не встречается. Умножение хлебов – это событие отмечено всеми четырьмя евангелистами.
Очевидно, это очень важное событие. Не просто чудо, а – знамение.
В чем разница между чудом и знамением?
Чудо – это нечто, выходящее за рамки привычного. Нечто божественное, удивительное, иногда – исцеляющее, иногда – просто радостное.
А знамение – это то, что учит людей долгие-долгие годы. Это то, что произошло с одним, а учит всех. То, что произошло чудесным образом над одним больным или голодным, оно вовеки назидает многих людей. Показывает нам в Христе того, кто Он есть – Царя, Господа, от века Сущего, равного Отцу. Вечного Судью нашего. Нашего Пастыря, ведущего нас в вечную жизнь.