Через три месяца бойцы той же организации взорвали посольство Британии в Риме. Погибли два проходивших случайно мимо итальянца (!). Так что, когда вам расскажут нечто ужасающее о палестинцах, или сирийцах, или иранцах, делите всё на три. Отвечайте: «Мы тоже бомбы боимся, а правых и виноватых тут отыскать очень сложно».
Всегда есть страх и печаль отъезда. Хотя вначале был испуг прибытия в незнакомое место. А потом есть боль привыкания и вынужденного расставания. Вокзал и аэропорт — это специфический шум, но это и пустота. Имеется в виду пустота серединного состояния между домом и точкой назначения, — ни там, ни сям. Совсем как то самое, выдуманное католиками чистилище. Женщинам хорошо. Они спасаются в Duty Free. Среди шумной пустыни аэропорта Duty Free может для них послужить оазисом.
В Duty Free я не хожу. Я сижу и жду супругу. Может, пишу что-то, если пишется. Не всегда ведь
пишется, если кто не знает. И в этот раз, поскольку уезды-приезды так похожи на маленькие умирания, так подчеркивают нашу слабость и суетливую возню, написался у меня соответствующий стишо к.
В час смерти моей (Какой это будет час!)
Странный, тяжелый, которого не бывало.
Ты глянь на меня, на еле открытый глаз На хриплую грудь, на мятое одеяло
На «ёжик» щетины, на спекшиеся уста И на язык, прилипший к сухой гортани Шепни мне тогда, что ждет нас не пустота А Город Небесный, что полон прекрасных зданий.
— Вставай, пойдем. Объявили посадку.
И мы пошли.
Иерусалим Небесный остался вверху, а Иерусалим земной — за спиною. В нем мы были всего чуть-ч ут ь.
Радость оная… (6 апреля 2013г.)
Праздников, в центре которых помещен Крест Христов, у Церкви несколько. Все они понуждают верующих людей поднять головы от земли и посмотреть ввысь. На небо смотрел царь Константин в тот таинственный полдень накануне битвы, когда Крест сиял на небе сильнее самого солнечного диска, и буквы складывались в краткую и многообещающую фразу: «Сим победишь».
На небо смотрели христиане Иерусалима в далеком 351 году, когда среди белого дня, сияя всеми цветами радуги, знак Креста простерся по небу над городом от горы Елеонской до Голгофы. В память этого события есть у церкви праздник 7 (20) мая.
На небо посмотрят люди в последнее время, когда «после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются. Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою» (Мф. 24:29-30). Именно знак Креста, как знак Царский, знак победы и перенесенного Христом страдания мы усматриваем в этих пророческих словах Нового Завета.
Но приблизим к себе ныне эту пугающую радость. Вернее, приблизимся сами ко Кресту с радостью и трепетом. И первым делом воздадим должное царице Елене. Несколько столетий прошло со времени Евангельских событий до ее дней. Иерусалима давно уже не было на карте мира. Вместо него был переименованный Адрианом город Элия Капитолина, в котором евреям под страхом смертной казни запрещали селиться. Место крестного Искупительного страдания Христа было забыто, затеряно, и храм Венеры стоял там, где Сын Божий висел посреди двух разбойников.
Сто лет. Мало это или много? Сто лет отделяют нас от праздника трехсотлетия Дома Романовых. А двести лет? Столько прошло от нас до Наполеоновского нашествия. А триста лет? А это уже расстояние от нас до Петра Первого. Не являются ли эти эпохи какой-то далекой жизнью, достойной только учебника истории? Не сон ли это? И много ли мы помним, знаем, бережем с тех пор? Что-то, конечно, бережем, но что-то и безвозвратно утратили. Точно так же можно было безвозвратно утратить память о Святых местах, если бы не Елена. А ведь от ее дней до дней Христовых страданий примерно столько же, сколько от наших дней до Петра Первого.
Историческая память вообще сохраняется усилиями подвижников и энтузиастов, тогда как большинство людей озабочено только интересами текущего дня. Плодами же трудов энтузиастов пользуются со временем миллионы. Этими плодами хвалятся и гордятся, на них стремятся заработать все, что можно, от банальных денег до имени в истории.
Елена была уже пожилой, если не сказать старой женщиной, когда мысль об обретении Креста целиком овладела ею. В ее годы можно было бы ограничиться тихой жизнью дворца и всеми выгодами порфироносной старости. Но ей не сиделось на месте. Было предпринято путешествие на Восток и тщательный розыск всех сведений о месте Христовых страданий. Потом, когда ситуация как-то прояснилась, наступило время раскопок, за которыми постоянно наблюдала царица. А дальше.
Знаете, с чем можно сравнить радость обретения в земных недрах Святого Креста? С радостью венчания влюбленных! С какой стати, спросите вы, сказаны эти слова? А вот с какой. В чине венчания, во второй священнической молитве (самой длинной и даже несколько настырной, требовательной) говорится «и да придет на них (брачующихся) радость оная, юже имаше блаженная Елена, когда обреете Честный Крест!». Другими словами: «пусть молодые возрадуются так, как радовалась Елена, когда нашла Крестное Древо!».
Представьте себе радость людей, которые венчаются только по одной любви, и ни почему больше. Представьте улыбки их друзей, слезы их родителей и замирания многих сердец при виде счастливого зрелища. Еще представьте их собственные восторги, предвкушения еще большего и скорого счастья. Представьте себе то состояние, при котором человек не верит, с ним ли это все происходит, или это лишь сон. А теперь, когда вы все представили, или хотя бы часть, поймите — радость Елены была больше! Если бы эта радость была меньше, то Церковь бы говорила: «Елена радовалась так, как когда-то в молодости, когда шла под венец». Однако Церковь говорит иначе. Она говорит брачующимся: «Да будет дано вам такое веселье духа, такая чистая и беспримесная радость, которую имела Елена, когда нашла Святое Древо». Большей радости не представить.
Очевидно, что тогдашнее веселье было неким эталоном для многих будущих веселий. Та радость стала навеки образцом всякой чистой христианской радости. В ней есть место страху, потому что искуплен Кровью Христа не кто-то, а я. И не абстрактные грехи ближних, а конкретные грехи мои смыты этой Кровью. Поэтому и народ, увидев, Жертвенник Нового Завета, поднимаемый на четыре стороны света, вопиял не иное что, а только «Господи, помилуй!».
И в сентябре на Всемирное Воздвижение, и в середине Великого Поста Крест выносится на середины храмов для поклонения. Но не только. Он выносится для того, чтобы на нас пришла «радость оная, юже имаше блаженная Елена, егда обреете Честный Крест». Покаянию эта радость не помешает, но зато надежду укрепит и душу ободрит. А это сейчас — самое что ни на есть полезное и нужное дело.
Псалом 22 (7 апреля 2013г.)
Давайте после первых трех псалмов обратим свой взор не на следующие по счету псалмы, а поступим избирательно.
Сама Псалтирь дает нам такое право, поскольку псалмы написаны и расположены бессистемно, спонтанно и лишь затем поддаются классификации со стороны исследующего ума. Предлагаю посмотреть на псалом 22-й, которым открывается правило приготовления к Причащению. «Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться», — таково его начало.
Давид, как известно, сам был пастырем, и не только он. Пастырем еще был Авель, этот девственник и жертва братской зависти, чья кровь вопияла к Богу от земли. Именно пастыри, а не плотники и не денежные менялы, услышали в окрестностях Вифлеема в Рождественскую ночь Ангелов, поющих: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!» (Лук. 2:14). Такая избирательность Бога к людям определенного рода занятий объясняется тем, что сам Бог — Пастырь. Вот Он говорит: «Я буду пасти овец Моих, и Я буду покоить их, говорит Господь Бог. Потерявшуюся отыщу и угнанную возвращу, и пораненную перевяжу, и больную укреплю, а разжиревшую и буйную истреблю; буду пасти Своих по правде. Вас же, овцы Мои, — так говорит Господь Бог, — вот, Я буду судить между овцою и овцою, между бараном и козлом» (Иез. 34: 15-17) Тема Божественного пастырства поднимается подобным образом и у таких духовных великанов, как Исайя и Иеремия. «Вот, Господь Бог грядет с силою, и мышца Его со властью. Вот, награда Его с Ним и воздаяние Его пред лицем Его. Как пастырь Он будет пасти стадо Свое; агнцев будет брать на руки и носить на груди Своей, и водить дойных» (Ис. 40:10-11).
И все это исполняется во Христе, Который не только по плоти — сын пастыря-Давида, но и Сам — Пастырь добрый, через двери заходящий во двор овчий, знающий Своих овец, зовущий их по имени, полагающий за них душу (См. Ин. 10:1-18). Поскольку мы не просто читаем псалмы, но учимся смотреть в ветхозаветные книги новозаветными глазами, то вот Он — Пастырь, проповеданный Давидом, а значит «я ни в чем не буду нуждаться: Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего»
К дальнейшим словам прислушаемся внимательно, поскольку нам еще умирать однажды. Если мы эту простую правду забудем, то станем беспечны, даже наглы в своей религиозности. А между тем умирать — трепетно, и ходить нехожеными дорогами в невидимом мире — страшно. Там нужна помощь, ее-то и обещает Господь. «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня»
Нам однажды идти долиной смертной тени. Нас и должен успокоить (по-славянски «утешить») пастырский жезл, который мы сегодня иногда чувствуем на своих ребрах. Этим жезлом подгоняет пастырь нерадивую овцу, этим же жезлом бьет и наших врагов.
Псалом не зря положен для чтения перед Причащением. В нем упоминаются предметы, которые при собрании их вместе, ярко живописуют богослужение. «Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена».