В груди вдруг закололо. В горле образовался колючий ком, стало трудно дышать. Я глубоко, с шумом выдохнул, приходя в себя, и спросил:
— Ты хочешь сказать, что написала это письмо перед отъездом?
— Да, — просто ответила девушка.
— Подожди, — я лихорадочно пытался понять, что происходит. — Твои родители сказали мне, что ты меня бросила. Они меня обманули? Как же так? Почему ты не позвонила?
— Я звонила, — вздохнула Ева. — Через два дня после приезда. Три раза набирала номер, долго держала трубку, бесполезно, слушала гудки.
— Точно, — страшное подозрение раскаленным кинжалом пронзило душу. — Ты же уехала в начале августа восемьдесят седьмого, правильно? У нас тогда неизвестные хулиганы два раза повреждали провод, почти неделю телефон был мертвый. Вот сука!
— Кто? — равнодушно спросила Ева.
— Да дядя твой, капитан Толик, — с досадой бросил я. — Кроме него некому. Твои родоки такое провернуть не могут, слишком интеллигентны. А вот ушлый мент — запросто. Подговорит шпану, чтобы провода резали, а они и рады стараться.
— Я уже ничему не удивляюсь, — вздохнула девушка. — С тех пор как случайно нашла свое письмо в маминой шкатулке. Сначала переживала очень сильно, мучилась. Думала, почему ты не пишешь, не звонишь, потом мне родители сказали, что тебя с какой-то девушкой видели, вы смеялись и обнимались. Я тогда ночь не спала, плакала в подушку. Потом твердо решила, иди ты к черту, бегать не буду.
— Получается, твои предки меня обманули, — я скрипнул зубами. — Письмо спрятали, а тебе сказали, что передали?
Ева вздохнула, но промолчала.
— Они меня на разговор пригласили. И дядюшку мента позвали тоже, на всякий случай. Опасались за свои шкурки. Боялись, психану, — ядовито добавил я. — Сказали, ты меня бросила. Не захотела встречаться с уголовником. Сволочи!
— Не надо так, Миша, — Ева прикрыла глаза. Ей было очень больно.
— Они — мои родители.
— Сказал бы я, кто они такие, — я злобно оскалился. — Да только что это изменит? Ничего.
— Папа с мамой, просто хотели, чтобы я была счастлива, — таким же бесцветным голосом пояснила девушка. — Они думали, что поступают правильно.
— А бабка хоть больна была? — криво усмехнулся я. — Или участвовала в родительском розыгрыше?
— Была. Но не так, как рассказывали, — призналась Ева. — Меня отослали специально под этим предлогом, чтобы с тобой перестала встречаться. Бабушка была в курсе, её убедили подыграть. Но она действительно плохо себя чувствовала, семьдесят с лишним уже, болячек хватает.
— Понятно, — вздохнул я. — Развели как пацана.
— Приехала проведать родителей. Убиралась в комнате, случайно нашла письмо, которое мама должна была тебе передать. Закатила скандал, потребовала объяснений. Родители во всем признались, — добавила Ева. — Решила, что ты имеешь право знать правду.
Помолчали. Порывы холодного ветра теребили ещё зеленые листья деревьев, обдували леденящим потоком лицо, медленно и мрачно наливался чернотой серый сумрак.
— Как сама? — глухо спросил я.
— Нормально, — вздохнула девушка. — Перевелась на заочный. Два раза в год буду сюда приезжать на сессии. С родителями после такого жить не хочу. Лучше с бабушкой побуду. Она старенькая у меня совсем.
— Встречаешься с кем-нибудь?
— Есть парень в Воронеже. Ухаживает, подарки дарит, пока ничего серьезного, — призналась Ева. — А ты?
— Два года был свободен, ни на кого после тебя смотреть не мог, — откровенно ответил я. — Недавно встретил старую знакомую. И….
Помолчал.
— У тебя с ней серьезно? — васильковые глаза внимательно изучали мое лицо.
— Знаешь, — я выдохнул, собираясь с духом. — Наверно, да.
— Понятно, — девушка помрачнела. — Ладно, пойду тогда.
Ева не глядя на меня, поднялась со скамьи и двинулась к выходу сквера. Я молча глядел вслед съежившейся от ветра, поникшей и медленно удаляющейся фигурке. Ком в горле разросся до огромного шара, царапая глотку и мешая дышать, слюна отдавала кислой горечью, а сердце больно колола невидимая игла.
Какие же сволочи, эти самодовольные папы и мамы, манипулирующие судьбами детей и ломающие им жизни. Недаром говорят, дорога в ад вымощена благими намерениями…
Всё течёт, всё меняется, но первая любовь всегда оставляет глубокий след в душе. И не важно, что до возрождения в новом теле, я прожил полвека, имел семью, любимую женщину и ребенка. Все события прошлой жизни размылись, растворились в туманной дымке времени и уже не вызывали былых эмоций — будто кто-то там наверху, постепенно стирал ластиком грани старой реальности…
Встречу с Каринэ перенес на завтра, поскольку никакого смысла сидеть до вечера не было. Герман ещё в три перезвонил в приемную, сообщил, что задерживается и сегодня его можно не ожидать, заночует в дороге и утром будет в Москве. Я предложил встретиться в области, в нашей «избушке лесника», а оттуда уже вместе проехать в «Бастион». На въезде в столицу Леонардовича встретят Сергей с Денисом и привезут ко мне. В «избушке лесника» точно никто не подслушает. Территория охранялась круглосуточно, меры безопасности в связи с разворачивающимися событиями, приняты беспрецедентные, туда отправлены лучшие и многократно проверенные кадры СБ, — своеобразная «преторианская гвардия» Сергея.
И мне в «избушке лесника» было спокойнее. Имелась уверенность — там можно все обсудить, не опасаясь проблем. Тем более, беседа с Леопардовичем очень важна. Её исход во многом определит развитие дальнейших событий.
Повинуясь внезапно нахлынувшему желанию увидеть Владу, попросил Ивана остановить у первой телефонной будки, дождался пока полная тетка, что-то раздраженно выговаривающая неведомой Инне, повесит трубку и отойдет подальше, и набрал заученный наизусть номер.
— Привет, это я. Узнала?
— Тебя невозможно не узнать, — с насмешливыми нотками ответила подруга. — Привет.
— Можно сегодня к тебе приехать? — поинтересовался я. — Или знаешь, что? Давай в Подмосковье прокатимся. Я сейчас там временно проживаю. Тебе понравится. Сосновый бор, чистейший воздух, озеро, великолепная природа. Даже сауна есть, бильярд и небольшой бассейн. Поехали?
— Я бы с удовольствием, — в голосе Влады отчетливо слышались извиняющие нотки, — Но сегодня в ночь выхожу, подругу подменить. Давай как-нибудь в другой раз.
— Давай в другой раз, — согласился я. — Тогда до встречи?
— До встречи.
Если бы разговор слышал Сергей, он наверняка закатил длинную нудную лекцию о правилах безопасности, что сейчас не следует «светить» подмосковную берлогу, и везти туда девушку, которую мои враги могут вычислить и расколоть. Кстати, надо Сереже сказать, пусть парни аккуратно за Владой на расстоянии присмотрят. Не хватало, чтобы с нею что-нибудь случилось по моей вине.
«Завтра утром попрошу Серегу насчет Влады», — решил я.
Вместе, со стоящими неподалеку охранниками возвратился в машину. Артём, Иван и Вася, видя мое мрачное настроение, с разговорами не лезли. Я откинулся на сиденье, и устало прикрыл глаза. Незаметно для себя в дороге задремал, и проснулся только когда, машина резко сбавила ход, свернув с трассы на грунтовку.
«Избушка лесника» некоторое время назад была частью большой базы отдыха, принадлежавшей заводу «Сельхозмаш». Сперва шли домики без особых удобств для обычных тружеников предприятия, а немного дальше по берегу, возвышались три двухэтажных особняка для руководителей, выстроенных в тучные застойные годы. Дирекция завода любила приезжать туда с женами и детьми на выходные, попариться в сауне, поплавать в бассейне, поиграть в настольный теннис и бильярд, позагорать на отдельном пляже и поплескаться в речке. Часто здесь принимали важных гостей и зарубежные делегации, иногда посещавшие завод.
В восемьдесят пятом к власти пришел Горбачев. А в восемьдесят седьмом, после январского Пленума Перестройка была объявлена государственным курсом. Разоблачения привилегий партийной номенклатуры и высоких начальников, с приходом Горбачева, все чаще появлявшиеся на страницах газет и журналов, хлынули широким потоком. Работники завода осознали: «народ и партия едины, но только разное едят». На «Сельхозмаше» поднялась такая волна критики «барства» руководства, что директор начал лихорадочно искать, кому сбагрить актив, мозолящий глаза негодующему трудовому коллективу. Поделился с проблемой со старым другом — Левоном Суреновичем. Барсамян-старший периодически бывал на базе, в компании директора и других приятелей кушал шашлыки, пил хорошее вино и играл в бильярд.
Патриарх моментально оценил появившуюся возможность. Связался с внуком, А Ашот — со мной. Итогом наших переговоров с директором «Сельмаша» стал заключенный от имени «Ники» договор с заводом, предусматривающий аренду базы на двадцать пять лет с последующей возможностью права приоритетного выкупа. Хитрый директор торжественно пообещал коллективу на вырученные от аренды деньги выплатить дополнительную помощь многодетным матерям, доделать ремонт на заводском стадионе и общежитии, а передовикам производства частично оплатить путевки в Болгарию и скандал был замят.
Как только база перешла в наши руки, Ашот сразу затеял реконструкцию. Подтянул дядю Баграма с работягами «РемонтДомСтроя», облагородил придомовую зону экзотическими деревьями и цветами, построил белоснежный фонтанчик в виде херувима с крылышками, дующего в рог, проложил дорожки из брусчатки, уютные беседки для отдыха. Через всю территорию шел живописный ручей, заканчивающийся искусственным водопадом. Мастера Баграма соорудили это чудо из раскопанного подземного источника, больших серых камней скальной породы, выдолбленных в кавказских горах и доставленных в Подмосковье на грузовиках. Венчала это великолепие ландшафтного дизайна широкая дуга деревянного мостика с резными перилами, с которого можно было любоваться грациозно изгибающими шеи белоснежными лебедями, плавающими в водоеме.
В помещениях провели капитальный ремонт с использованием множества стройматериалов, раздобытых Ашотом и Баграмом, у завмагов, ликвидированных в прошлом году чековых «Березок», и других торговцев дефицитом. В результате им удалось разжиться бежевой чешской плиткой, финской сантехникой, настенными панелями, линолеумом «под дерево», множеством других зарубежных строительных материалов. Даже два десятка рулонов уникальных обоев Московской экспериментальной фабрики «Восход», с яркими золотистыми узорами нашли. В начале восьмидесятых, первую демонстрационную партию высокие партийные начальники забраковали с формулировкой «слишком дорогие в производстве, вызывающие и провокационные, незачем поощрять у советских людей тягу к купеческой роскоши». Просторные и светлые залы украсили чешскими хрустальными люстрами и футуристичными для восьмидесятых годов светильниками из ГДР. Получилось красиво, стильно и современно. Естественно, для этого времени.