— Марфа, встань немедленно, — велела Воронцова прислуге. — Встань и послушай меня. Я возьмусь за это расследование и обязательно разузнаю, кто отнял у тебя дорогого человека. Клянусь. Веришь ли мне?
— Только вам теперь и верю, — всхлипнула Марфа, подымаясь с колен. — Ох, простите меня, Анна Витольдовна, развела тут сырость. Я сейчас умоюсь да на стол накрывать стану. Крестного уже не вернуть, а вам после сложного дня подкрепиться надобно.
Анне и хотелось сказать, что день так себе, рабочий, но она понимала, что для прислуги это своеобразный ритуал, не дающий кануть в пучину отчаянья. Потому она не стала останавливать Марфу, а лишь, проводив ее взором, направилась в свою комнату, чтобы тоже переодеться, заодно подумать, стоит ли говорить об этом деле Глебу и Порфирию или и без них управиться.
Решив повременить с признаниями, Воронцова кивнула себе в отражение и ощутила, как жизнь вновь обретает краски.
Как бы ни была огорчена Марфа, все же подала на обед и кислые щи с тминным ревельским хлебом, и ботвинью с осетриной.
— Кушайте, Анна Витольдовна, сейчас еще пироги подойдут, сладкие, с яблочками сахарными, всё, как вы любите.
— Ты лучше сядь рядышком, да сама отобедай, а заодно расскажи мне все по порядку, — предложила Анна.
— Негоже за господский стол-то, — замахала руками служанка. — Я вам все поведаю, но опосля, а пока кушайте.
Анна не стала спорить с Марфой и, поскорее покончив с едой, позвала прислугу к себе:
— Ну вот, теперь за чаем-то мы можем поговорить?
— За чаем, наверное, можем, — смутилась Марфа, осторожно опускаясь на стул подле хозяйки.
— Вот и славно, — улыбнулась Анна. — Расскажи-ка мне, кем был и как жил твой крестный.
— Ага. Ну, вот, значит, Андрей Аркадьевич жил одиноко. У него была только я, на выходных к нему ездила, убиралась, чай пили. — Марфа шмыгнула носом и вцепилась пальцами в фартук.
— Хотя, если уж по совести, убираться он у себя не позволял, говорил, иначе забудет, что где лежит. А бумаг у него была уйма!
— Он художник был? — уточнила Анна.
— Да нет, не художник. Он архитектором работал, многие здания у нас в Парогорске планировал. Вот и лежали у него повсюду чертежи: и тех домов, что он построил, и тех, о которых мечтал. А он всё знай себе придумывал новые да губернатору носил. Какие-то проекты у него даже брали. Уж он ими очень гордился, — служанка нервно вздохнула.
— Видимо, талантливый был человек, — поддержала её Анна.
— Ещё какой! — тут же согласилась Марфа. — Он ведь столичную академию заканчивал, его в высших кругах знали. Он рассказывал, что дома да поместья проектировал и для графов, и для баронов, и для великого князя. А уж сколько прочих зданий — и вовсе не счесть. Каждый хотел похвастаться, что у него дом тот же архитектор планировал, что и для императорской семьи работал. Вот каким он был человеком! И вот как на такого рука поднялась!
— С этого места поподробнее. Кто нашёл твоего крестного?
— Соседка нашла. Она ему продукты приносила, он хроменький был, тяжко ему приходилось. Так вот, она в назначенный день явилась, дверь открыта, как и обговорено. Она, значит, вошла, зовёт его, а он не откликается. Ну, она прошла в комнату, а он там средь бумаг лежит, и всюду кровь.
— Так, вот тут остановись, — Анна нахмурилась. — Его застрелили?
— Не знаю я, Анна Витольдовна. Мне только и сказали, что убили его. Но пока зацепок нет, и орудия убийства тоже, так что мол, ждите. Да ещё просили сказать, не украли ли чего, — Марфа промокнула глаза краем фартука. — Да только в его бумагах разве поймёшь?
— Может, он что-то ценное хранил? — подсказала Воронцова.
— Нет, какой там. Из ценного у него грамота императора имелась да запонки с камушком в шкатулке. Так вот, грамота на месте, а шкатулку я под бумагами нашла, и запонки там же.
— А где она прежде стояла?
— Знамо где, на каминной полке.
— Когда ты там побывала?
— Да вот сегодня с утра посыльного за мной прислали. Та соседка сказала, где искать.
— Тело уже увезли? — уточнила осторожно Анна.
— Ох, если б не увезли, так я бы прямо там со страху вместе с Андреем Аркадьевичем и померла бы, — призналась Марфа. — И так до сих пор дурно, как вспомню, сколько ж там крови было.
— Кто-то из полицейских там находился?
— Был паренёк молоденький. Он и впустил. Сказал, что надобно, уже забрали. А мне велел поглядеть, не украли чего. Ну, вот я и глядела.
— Что ж, понятно. А вот ещё скажи, криков никто не слыхал?
— Ни единого, — Марфа задрожала и вновь разревелась.
— Ну, полно, бедная моя, полно, — Анна обняла служанку. — Слезами горю не поможешь, а душегуба я разыщу.
Марфа только кивнула.
Женщины ещё с четверть часа сидели рядышком. Анна гладила Марфу по руке, ожидая, пока служанка успокоится. Наконец, слёзы иссякли, и Марфа побрела к себе, а Анна устроилась поудобнее в кресле и принялась раздумывать над услышанным.
Из рассказа выходило, что на одинокого старика-архитектора напали в его же квартире. Дверь была открыта, так что убийца вошёл свободно и, видимо, так же покинул дом. Что он хотел? Узнать информацию? Тогда могли быть следы пыток — стоит уточнить этот вопрос. А если это ограбление? Ведь понятно, что ту же шкатулку скинули с полки, так отчего не взяли хотя бы запонки?
— Странно, очень странно, — Анна потерла висок и, взглянув на часы, вздохнула. Стрелки указывали на десять вечера — значит, давно пора готовиться ко сну. Не желая тревожить служанку, Анна сама распустила волосы, расчесала их сто раз щёткой и, переодевшись в ночную рубашку, легла спать.
Мысли о покойном крестном не давали ей уснуть. Смущало то, что у неё нет даже всех фактов. Например, чем его убили? Магия? Нож? Револьвер? Если много крови, то, скорее всего, холодное или огнестрельное оружие. Впрочем, всякое бывает. То, что оружие не нашли, как раз не странно. Разве будет убийца раскидывать его поблизости? Так поступают либо из-за суматохи, либо по глупости. Но опять же, не назовёшь умным человека, забравшегося к старику и при этом не взявшего даже запонки. Слишком много непонятных моментов, пробелов и недосказанностей имелось на данный момент.
Решив про себя, что завтра с утра следует первым делом наведаться в участок, Анна наконец-то уснула.
Глава 2
За месяц участок особо не изменился. Разве что дежурный глядел строго и не дремал на своём месте, но так же суетились городовые, да покрикивал на подчинённых Кузьма Макарович.
— Никодим! Ну, я тебя спрашиваю, где опись аурографий от вчерашнего дня? С чем я на поклон к начальнику пойду, а? — сыщик нервно пригладил усы.
— Да что ж, мне теперь не спать, не есть прикажете? — возмутился аурографист. — Я и так вчера допоздна сидел в этой клетушке. Сами попробуйте в ней поработать — от духоты и помереть недолго.
— Ты мне зубы не заговаривай. Иди работай. И чтоб через полчаса все снимки у меня на столе были!
— Ох, и суровы вы, Кузьма Макарович, — Анна улыбнулась сыщику. — Ну, как вы тут?
— Анна Витольдовна! — обрадовался Кузьма. — Как я рад вас видеть! Безумно вас не хватает с Глебом Яковлевичем. Начальство новое лютует — сил нет. А я один разве могу разорваться? И тут, и там, и днём, и ночью?
— Ну, что же, новых детективов нет?
— Да кто к нам пойдёт? — отмахнулся сыщик. — Говорят, запрос сделали, а толку? — Он понизил голос. — Если уж главного тщедушного прислали, то что ждать от прочих?
— Кхм, — за спиной Кузьмы появился мужчина нездорового вида: бледный, с острыми скулами и столь тонкими губами, будто их и не было вовсе. Серый костюм сидел на нём крайне неловко. Чёрный шейный платок обвивал тощую шею, точно удавка. Резко взмахнув рукой, он расправил лорнет и уставился сквозь его стекла на сыщика. — Кхм, — повторил он. — Кузьма Михайлович, я уже полчаса жду ваш отчёт, и, увы, он так и не появился у меня на столе. Изволите объясниться?
Сыщик вздрогнул и, резко обернувшись, густо покраснел:
— Ох, Владимир Филиппович, умеете вы подкрасться! Чуть сердце не прихватило, — Кузьма Макарович пригладил усы. — Я б давно у вас был, да Никодим, зараза, аурорафии не подготовил!
— И потому вы решили поточить лясы с барышней? — уточнил начальник.
— Да это ж Анна Витольдовна, свой человек.
Тщедушный тип перевёл взгляд на Анну:
— Госпожа Воронцова? Верно я понимаю?
— Именно так, — кивнула Анна. — Приятно познакомиться.
— Кхм. Пожарский, Владимир Филиппович, — отозвался начальник, не сводя с неё взгляд. — Вы к нам по делу? Если решили вернуться, то я, возможно, приму ваше прошение. Понимаю, что на вольных хлебах в столь маленьком городке жить крайне тяжко.
— Нелегко, — согласилась Анна. — Но здесь я не затем, чтобы вернуться на службу.
— Жаль, — Пожарский поджал и без того тонкие губы, отчего лицо его стало похожим на череп. — Но раз так, то прошу вас покинуть участок и не отрывать от работы тех, кто готов служить империи и не бежит от сложностей прочь.
Воронцова вскинула подбородок, обмениваясь с новым начальником взглядами:
— Что ж, пожалуй, мне действительно пора, — спокойно ответила Анна, не прерывая «гляделок». — Кузьма Макарович, кланяйтесь от меня Казимиру Игнатьевичу. Буду рада отобедать с вами. Всего хорошего.
— И вам, Анна Витольдовна, и вам, — закивал сыщик и тут же добавил: — А что до Казимира Игнатьевича, так он нынче в госпитале дежурит.
— Благодарю, — Анна резко развернулась на каблуках и поспешила покинуть участок. За спиной послышался щелчок складного лорнета.
Выйдя на улицу, Анна глубоко вздохнула морозный воздух. Обвинение Пожарского в её отказе служить империи звучало как пощёчина. Хотя, возможно, толика истины в этом имелась — оттого и тяжело стало на сердце.
— Пусть катится к чёрту, — пробормотала Воронцова, направляясь к паровику. — Без него дел хватает.
Поршни заухали, заводя механизм, и через несколько минут Анна уже ехала по заснеженным улицам в сторону городского Императорского госпиталя имени великой княгини Елены Павловны.