– Сходи тут недалеко приток есть, там песчаный пляж и вход хороший в реку, я сам там иногда отдыхаю. Смотри только, чтобы басурмане не украли.
– Не понял, – напрягаюсь я, бросая кости нард.
– Шучу, это не основное русло, а приток, рядом с заставой, спроси завтра у любого бойца – где здесь пляж, тебе покажут.
– А что душманы, не трогают нас? – спросил я, имея в виду пограничников заставы.
– Нет у нас с ними определенная договоренность – замечаю, что замбой режет правду матку, поэтому, будучи старшим лейтенантом, ходил в комсомольцах, а я уже приехал на заставу кандидатом в члены партии. Мы их не трогаем, а они нас, – добавил он.
– А в целом, что думаете о войне? У замбоя выпало 6 куш, он радостно потер руки.
– А думаю, нам лезть туда, не надо было, хоть это не мое дело. Воюем с партизанами, а такая война самая тяжелая и самая «грязная». Потом это все переросло в противостояние с народом…
– Так народ вроде за нас, мы Правительству помогаем, моджахедов выкуриваем.
– Ага… – отвечает Сергей, увлеченно переставляя фишки. Только моджахедов в начале войны было 20-ть тысяч, а сейчас больше 300-от. Понимаешь статистику?
– Не очень.
– Народ в горы уходит к моджахедам, он не с нами, точнее с нами только его небольшая часть и то продажная и коррумпированная. А остальные против нас воюют… Или ненавидят – или терпят. Я-то с офицерами, кто оттуда пришел бочку водки выпил, – мне эта картинка ясна. Марс! – гордо заявляет в конце беседы Гришин.
Глава 3
На следующий день я лежал и загорал на тёплом мягком песке. Осень одаривала поздним теплом, но по ночам было холодно. В прозрачном небе тянулись плотные птичьи стаи. От скуки принялся угадывать в редких облаках знакомых животных – медведей, крокодилов и коров.
Бросил развлечение, почувствовав внутри холодок. Появилось ощущение, что за мной наблюдают. Тихонько приподнялся на руки и увидел, что со стороны камыша за мной наблюдает волк. Вожак. Через несколько секунд увидел, что за его спиной стояло еще головы три – четыре. Волки не такие большие как на черноземье, но вполне себе страшные. Лютый оскал вожака притягивал взгляд. Он обнажал клыки, рычал, ничуть не сомневаясь в своей силе.
Взгляд у этого волка магический, угнетающе-завораживающий. Страшные желтые огоньки из глубин дикой природы, хищная мудрость многих и многих тысячелетий. Его могучее поджарое тело напряжено как сжатая пружина, еще чуть-чуть, и оно распрямится в убийственном прыжке. Игра в гляделки затянулась, от напряжения у меня затекли руки и спина. Холодные змейки пота бежали по звеньям позвоночника, страх кольцами сворачивались в животе и тяжело клубился там. Тут я решил громко свиснуть, после чего стая беззвучно скрылась в камыше.
Вечером рассказал замбою о встрече с волками.
– Да, стреляем их иногда, местные просят. У нас тут охотиться нельзя, волки скотину в ауле зарежут и сюда в пограничную зону, как к себе домой ходят на побывку. Вот мы их иногда и уменьшаем. Вроде недавно самку вожака убили, вот он и злится.
– Ничего себе злиться, чуть не слопал меня.
– А ты что без автомата ходил? – спросил Гришин.
– Без – мне никто не говорил.
– Нельзя без оружия. Места здесь дикие, хищника много и граница вон в окошко видна, а там моджахеды. Хоть ПМ бы взял.
– Понял, – виновато ответил я.
На следующий день услышал как наш прапорщик – Орлов, собирается ночью бить острогой рыбу. С этой целью он подбирал себе помощника, солдаты отнекивались, я же будучи заядлым рыбаком, тут же напросился в его команду. Со Степанычем, которого так все и называли, мы сошлись быстро на почве рыбалки и охоты. Степаныч, он же – прапорщик Орлов Виктор Степанович, был заядлым охотником и рыбаком. Зверья в пограничной зоне было полно, поэтому я слушал его истории, открыв рот. Степаныч не отличался античной красотой, но выглядел по дикарски мощно, как ствол дуба. Уходя в себя, Степаныч хлебнул Афгана, за что имел медаль за Боевые заслуги, всегда оставался чутким, как лесное животное, его глаза смотрели на людей изучающе и пронзительно.
– Ну что курсант не боишься сандали замочить? Лодка у меня не ахти – старая резинка клеенная и переклеенная.
– Не боюсь, – четко отвечаю я.
– Ну, тогда сегодня около 23.00 выедем, поглядим, что по чем?
До 23.00 я не спал в предвкушении новой для меня рыбалки. Долги громыхали на потрепанном УАЗ-ике по извилистой заброшенной дороге, когда резко уперлись в водную гладь. Светила луна, вода переливалась серебром, пейзаж просто сказочный. Долго качали насосом лодку, к этому делу меня привлек Степаныч, когда спустили на воду лодку, я был мокрый как пиписка.
Решили перекурить. Над нами зависла огромным серебряным шаром луна. Каждый ее лучик был направлен прямо на нас. Казалось, еще немного и она, как магнит, оторвет меня с прапорщиком от земли. Таинственный лунный свет проникал через мои глаза в мой мозг и сердце. Я растворялся в нем, а вместе со мной и все мои чувства.
– Ну, вперед, – прервал мою медитацию Орлов и потянул лодку к воде.
Весло было одно, какая-то самопальная острога, фонарь – вот и вся экипировка. Увидев все это «вооружение» я сник, духом подумав, что не видать нам ни карасика, ни ерша. Однако прапорщик острожно положил весло в лодку взял острогу и резко ее ударил. Через несколько секунд на дне лодке трепыхалась щука килограмма три – четыре. Прапорщик передал мне фонарь и сказал:
– Свети, нащупаешь рыбу, светом не води «держи» рыбу в луче.
Такой рыбалки я не встречал до сих пор. Рыбы было такое количество, что, казалось, мы ходили по аквариуму. Позже Степаныч брал только трофеи от 10 кг. В основном это были щуки, которые, как подводные лодки стояли, но попадались жирные сазаны и сомы. Эмоции зашкаливали, хотелось нанести хоть один удар острогой и поднять со дня заветную рыбу.
– Степаныч, дай, – я попросил я прапорщика.
– На, только не спеши и не упади, – как в воду смотрел Степанович.
Я встал в полный рост, хотя надо было стоять одним коленом на борту, и приготовился к первому удару. Свет фонаря выхватил огромного как бревно сома, я, не дождавшись нужного момента, ударил и попал рыбине в хвост. Огромный мощный сом рванул в камыши. Я, пытаясь удержать острогу, потерял равновесие и рухнул в воду. Моя борьба с сомом была похожа на судороги пьяного водяного, который будучи в нетрезвом состоянии пытался натянуть на себя штаны. Степаныч матерился, я глотал воду и боролся с сомом. В конце концов, измученная рыба была побеждена и уложена на дно лодки. Я же мокрый поцарапанный камышом, стоял по колено в воде и судорожно вдыхал влажный воздух. Под насмешки Степаныча, заполз в лодку и виновато посмотрел на прапорщика.
– Ну, ты москвич и гимнаст, хорошо, что острогу не профукал, а то бы я тебе дал. Она у меня фартовая – 5 лет ее бью. Под шутки и прибаутки мы поехали на заставу, рыбы у нас было два больших сельских мешка. Один, из которых по традиции уехал в отряд на угощения, а второй был скормлен пограничниками заставы в виде ухи и жаркого.
Глава 4
Неожиданно на мою голову грянул гром – на заставу приехала проверка из отряда, возглавлял которую рыжий подполковник, этакий англичанин с манерами графа в изгнании и пропитым лицом. Фамилия у него была соответствующая – Говядин.
Говядин с ходу преступил к проверке:
– Ну, пошли знакомиться с заставой, – сказал он Гришину, поправляя портупею – Посмотрим, где размещаются твои бойцы. Я как теленок поплелся следом.
Замбой, сопровождал дотошного гостя по всем помещениям заставы, где еще густо стоял запах свежей краски (как оказалось, Гришин знал о проверке и «освежил» заставу). Но мало-помалу «экскурсия» завершилась, и Говядин заметно подобрел.
Зашли в ленинскую комнату. По телевизору как раз передавали дневной выпуск новостей, и Говядин сначала задержался на пороге, равнодушно косясь на изображение, а затем протиснулся в просторное помещение, прочно устроился на стуле, буквально впился глазами в цветной экран.
Показывали какой-то животноводческий комплекс, начиненный последними чудесами техники, где сновали люди в синих халатах. Появившиеся на экране чистые коровы и поросята вызвали восторг у Говядина.
– А неплохо бы нам в отряде иметь такой комплекс, – высказался Говядин, ни к кому, собственно, не обращаясь. – Для солдата, свежее мясо – ценная вещь…
– Ну, мы не голодаем, – сдержанно ответил Гришин. То рыба, то дичь. Местные иногда угощают.
– Это все хорошо, но централизованно еще лучше, – ответил Гришин. Гришин сдержанно помолчал, потому что не знал, каких слов ждал от него этот странный подполковник.
– Пошли, поработаем с документами, – закончил проверяющий.
Изучив журнал нарядов, и увидев, что меня не было на границе десять дней, Говядин ревел как раненный медведь.
– Что это у вас товарищ старший лейтенант, курсант сюда на каникулы приехал или на стажировку? Почему его в нарядах нет? К мамочке на пирожки приехал? С завтрашних суток, я вижу курсанта в нарядах.
Про нашу договоренность с замбоем, насчет обмена знака, на мой внеочередной отпуск, подполковник явно ничего не знал.
Выйдя с кабинета, я спросил у Гришина:
– На сколько они приехали?
– На три-четыре дня, – виновато ответил он, – внеочередная комплексная проверка. Сам понимаешь вывод войск, через левый фланг заставы.
– Понимаю, – ответил я, и приготовился заплывать по нарядам.
В первый наряд меня назначили прямо этой ночью. Запомнил я его в мельчайших деталях и до конца жизни.
Поставили меня старшим погран наряда «Секрет», в самое противное время с 02.00 до 6.00. Почти не спал до двух часов, волнуясь перед настоящим выходом на границу. С красными глазами, пошел на получение приказа по охране Государственной границы. Тревога ушла, оставив не успокоение, а странную зудящую пустоту. Я на время примирился с этим назойливым ощущением. Через десть минут пустота рассосалась по всему телу.