– Нет, понаблюдаю за границей, – строго сказал я. Володя неспешно раздал на двоих и, смотря себе в карты, пояснил:
– Вы, товарищ курсант не переживайте, здесь духов нет. Наших войск на той стороне сосредоточено – ого-го. Выводят. У них и разведка, и контрразведка и конфетка. Крести – козырь, я хожу, – обращаясь уже к своему партнеру по имени Азамат, полноватому молчаливому татарину.
– А местные? – спросил я.
– С ними наш есть договоренность, они не трогают нас, мы их. Амударья нас разделяет, дурачок только поплывет, течение то, большое, можно и утонуть, – вступил в разговор Азамат.
– И что у нас маслом намазано, че им плыть сюда? Пасут себе скот, что-то сеют у себя, живут тихо. Если нарушитель, то пойдет ночью и не здесь – закончил разговор Володя.
– Где журнал наблюдений?
– Внутри, тетрадка где-то лежит, – ответил Володя. Зайдя внутрь вышки я действительно обнаружил тетрадь, открыв ее, увидел каракули, где еле читаемо различил несколько фраз «пастух с баранами 16.00», «стадо диких животных, кабан 13.30», пограничники явно не баловались каллиграфическим почерком. В конце тетрадки остатки игр в морской бой и крестики нолики. Да, надо зам бою доложить, а то проверка увидит этот «журнал» и всыпет по самое не горюй.
Решив не «включать» начальника и оставив в покое играющих, я взял бинокль и перешел на солнечную сторону вышки, смотрящую на Афганистан. Последовал примеру дедов, снял ХБ и поставил автомат к стенке. Сначала вел наблюдение, стоя и осторожно, высота была не маленькая, метров 15-ть, можно убиться. Володя выглянул с теневой стороны и, увидев меня в позе горбатого суслика, посоветовал:
– Вы, сядьте, ноги спустите с вышки, и бинокль положите на перекладину, так удобней и руки не устают. Так и сделал, действительно гораздо удобней и бинокль не «гуляет» в руках.
Осеннее, по-азиатски теплое солнце приятно грело кожу, легкий ветерок обдувал вышку, не наряд, а курорт с кино. Я смотрел в мощный бинокль на мост «Дружба», по которому нескончаемой колонной шла военная техника. Дым от пыли и сгоревшей соляры стоял над колонной. Почти на всей технике были различные флаги, бойца сидели на технике или выглядывали в люки. На противоположном берегу постоянно барражировали один или несколько вертолетов, прикрывая вывод наших войск.
Смотря за всей этой армадой, меня взяла гордость за мощь и несокрушимость нашей армии. Хотя несокрушимость и непобедимость в Афганистане стояла под вопросом, где фактическим шла партизанская война. Наслушавшись около «афганских» разговоров, баек и сплетен, я понимал, что одолеть душманов не удалось. Больше гнали солдат и техники, больше становиться душманов и оружия, которое им поставляло США и Запад. Открытых армейских столкновений не было, а подлые вылазки духов становились чаще и кровавей. Они минировали дороги, делали многочисленные засады и планировали нападения на расквартированные подразделения. Число бессмысленных жертв с нашей стороны росло, и конца и края этому видно не было, так как против нас воевал народ, который не был сломлен никакими армия и колонизациями, включая Англию.
Все это не вкладывалось в моем сознании, так как я помнил, что в столкновении с любым ополчением, с бандитами, повстанцами, победу, в конце концов, всегда одерживает регулярная армия. Это как проверенный тезис, доказанный бунтами Пугачева и Разина, имевшими повсеместную поддержку среди населения и все же утопленными в крови. Регулярная армия, этот бездушное устройство, металлический строй дисциплинированных роботов, свобода и индивидуальность каждого из которых сведена минимуму, побеждает все на своем пути. И никакой подвиги свободных бунтарей не помогут сломить строй регулярных воинских частей. Что случилось в Афганистане не понятно.
Перевел бинокль на противоположный берег Амударьи, который был как на ладони. Видно было даже тихое шевеление камыша и прыгающих мелких пташек на деревьях. Я смотрел на территорию Афганистана и думал о том, как он близко и одновременно далеко. Как территориально, так и духовно. Озлобленность войной, разные мировоззрения, религии разделяли нас огромной пропастью. Так, предавшись своим бесхитростным мыслям 19-го юноши, я водил биноклем по противоположному берегу,
Болтая ногами, всматриваюсь в чужую территорию. Глубоко вздохнул и попробовал воздух на вкус. Еще секунду назад он был такой чистый и свежий сейчас горчил и вонял… Посмотрел в сторону группы деревьев и …. увидел душмана, смотрящего на меня сквозь оптический прицел. Настоящий маджахед, разглядывающий меня в прицел винтовки. В висках тут же застучало, ноги одеревенели – щас бородач нажмет на курок и кино закончится. Взвизгнув как сойка, схватил автомат и метнулся на другую сторону вышки, солдаты вскочили и уставились на меня, перепуганного от ушей до пяток.
– Там… там дух… меня в прицел рассматривает, – словно пластилин выдавил я из себя слова. Владимир схватил бинокль и посмотрел в сторону границы… потом помахал ему рукой … и опять сел играть в карты. На мой недоумевающий взгляд ответил:
– Это охранник местного села, мы его Абдуллой называем, так что ложная тревога. Новенького увидел вот и пялится, им там делать нечего. Как и нам – закончил Владимир. Я попросил сдать на троих и сел на безопасную сторону вышки играть в карты.
Глава 6
На заставе все текло обычной суровой пограничной обыденностью – наряды – сон – наряды. Проверка уехала, подполковник Говядин строго – настрого наказал Гришину «гонять» меня по нарядам, прощаясь, он строго посмотрел на меня, пожал руку и сказал:
– Не филонь, курсант, учись, пока есть возможность. Я четко ответил «есть» и продолжил свой отпуск. Гришин опять включил для меня режим «лентяя», однако в наряды меня ставил, только дневные и предварительно согласовывая их со мной. Больно ему хотелось получить мой знак – 70 лет ПВ.
На следующий день, как уехала проверка, на заставе случился забавный случай. Случайно зашедшая на заставу домашняя свинья провалилась в заброшенный подвал и громко визжала. Зам бой оценив ситуацию, весело по-мальчишески спросил:
– Ну, что поедим шашлыка, курсант? Я идею поддержал:
– Ночью зарежем и разделаем.
Но не тут-то было, через час, с села пришла целая делегация, среди которых были русские, проживающие с узбеками. Свинья предательски завизжала. Древняя старуха, которая зачем-то привела на поводке, словно собаку грязновато белую козу с печальными глазами, которая при каждой возможности глотала ветки, радостно закричала:
– Машка, точно Машка! Где она? Вы ее в тюрьму посадили? – Мы с зам боем засмеялись. Рядом крутился темноглазый мальчишка лет десяти, секущий палкой жухлую траву. Показав, где находится свинья, мы покорно отошли. У пришедших началось совещание, как вытащить свинью с глубокой ямы. Понимая, что у них одних ничего не выйдет дед с длинной седой бородой, обратился к зам бою:
– Помоги командир, животное вытащить. Началась операция по спасению свиньи.
Зам бой распорядился принести веревки и дал команду одному из солдат спуститься в яму и обвязать свинью. Ну, куда там, животное носилось по кругу, как хомячок в колесе и громко визжала. Схватка была серьезная и продолжительная. Солдат выдохся, на смену ему полез другой боец, который, в конце концов, обвязал веревками обезумевшее животное.
– Пошла, бесова кровь! – кричала старуха, то ли на свинью, то ли на козу, зажевавшую краешек старого платья. Коза сплюнула измусляканный подол и возмущенно мемекнула. Свинья, получив по спине лозиной, притопила к селу.
Вызывает в кабинет Гришин. На квадратных окнах выцветшие занавески, потолок белый, свисает лампочка с незатейливым абажуром. Зам бой свежевыбрит, и пахнет одеколоном.
– Завтра будет интересный наряд, по островам Амударьи. Река меняет течение, размывает берега и острова, где-то появляются новые участки земли, где-то они исчезают. Есть крупные участки земли, постоянные, но они тоже меняют очертания.
Кстати, Эдуард как проходит граница по реке?
– По судоходным реках – по середине главного фарватера, на несудоходных реках, – по их середине или по середине главного рукава реки, – четко отвечаю я.
– Вот – вот, Амударья на нашем участке не судоходная, поэтому граница проходит посередине реки. Размыло все, не поймешь, чей, где остров. Сегодня доложили, что вроде на наших островах видели афганцев, которые что-то обрабатывают, т.е. ведут сельхоз деятельность. Такое и раньше бывало, мы выезжали и выгоняли их. Если не реагировать – они скоро у нас на заставе начнут мотыгами махать. Короче надо посмотреть, если что шугануть их. Интересный наряд, пойдете на катерах, старшим будет прапорщик Орлов, с кем ты рыбу ловишь, он хорошо знает острова и линию границы.
– Есть, пойти на острова, – бодро ответил я. Мне это действительно было интересно и захватывающе.
На следующий день, около 7.00 мы подошли усиленным нарядом в составе семи человек к реке и стали ждать пограничный катер. Молочный парок курился над гладкой поверхностью, солнце всходило со стороны невысоких гор. Небо уже наливалось ярким светом, отчего весь хребет был черным, четко врезанным в светлеющий небосвод. Солнечное сияние становилось все ярче, и вот над черной грядой блеснул сначала краешек солнца, потом оно стало подниматься, пока не всплыло расплавленным диском. Диск вращался в глазах, как волчок, и вскоре на него стало больно смотреть. Вдалеке загудел шум мотора и вскоре к берегу причалил катер.
– Здоров бобры, – поприветствовал моряков Орлов. Речных пограничников, в отряде называли «бобрами». Посмотрев внимательно на юные лица Степаныч спросил: что старики дембельнулись?
– Да, – ответил старший катера в звании мичмана. Он был совсем молодой, как выпускник школы, с торчащими из-под пилотки ушами и конопатым носом.
– Границу знаете? – поинтересовался Орлов.
– Ну, так себе…, – ответил мичман.
– Ладно, бог не выдаст, свинья не съест. Задача – обследовать острова, выявить новые, нанести на карту. При обнаружении афганцев выдворить их на свою территорию.