[18] — томилось радио. Жужа проверяла баллоны с маслом. Вернулся заправщик.
— Чертова жарища в этой стеклянной будке, — сказал он и шмякнулся на стул. — Входишь, и сразу пот градом. Совсем жара одолела.
— Скажи лучше, лень тебя одолела, — фыркнула Жужа, не отрываясь от колонок цифр. — Радуйся, что хоть не в дневную смену попал.
— А я и радуюсь. Иногда форменным счастливчиком себя чувствую, — процедил заправщик.
Жужа вскинула голову.
— На другое место желаешь? — спросила резко. — Могу устроить.
— Да что это с тобой? Нервишки разыгрались, что ли? — огрызнулся заправщик, впрочем самым жалобным тоном. — Слова сказать нельзя, так на тебя и кидаются…
— Терпеть не могу, когда мужчина ноет, — холодно отрезала Жужа. — Ступай погляди, как там у нас с маслом!
Заправщик молча вышел. Жужа продолжала считать, но немного спустя опять потянулась к телефону. Набрала номер. Послышались гудки, но трубку никто не поднял. Заправщик вернулся в контору.
— Ну? — спросила Жужа, не кладя трубку.
— Двадцать девять, — сказал заправщик. — Ты кому звонишь?
Жужа подождала еще одного гудка и положила трубку. На вопрос она не ответила.
— Ты сколько продал?
— Два.
— И я два. Значит, тридцать три. А у меня записано тридцать два. Может, нам неправильно сдали смену?
— Не знаю… может быть…
— Это точно, что ты два продал?
— Не знаю…
Жужа рассвирепела.
— А что же ты знаешь, тупая твоя башка, что ты тогда знаешь?!
— Ты нынче просто сбесилась, чуть что — сразу в крик… Ну не могу я с ходу припомнить…
— А ты припомни! Это твоя работа! У тебя и дел-то других нет, как про это помнить!
— Все равно не надо орать так на человека! — проворчал заправщик обиженно. — Погоди-ка… был тот лысый тип с женой и ребенком, это я точно помню, потом те два зеленых хлюста… нет, они масло не брали. Выходит, один только. Ну. Я один только продал.
— Тогда все ладно, — сказала Жужа, сразу успокоившись. — И это у нас сходится.
— Жрать-то когда будем?
— Вот закончу, тогда и будем.
Заправщик сел к другому столу, отер с лица пот, потом расстегнул халат, вытер грудь, шею и спину. Темная курчавая шерсть на груди сбилась влажными клочьями. Он вяло отдувался, поглядывая на Жужу. Она не обращала на него внимания.
Заправщик был широкоплечий, крепко сбитый мужчина лет тридцати пяти. Был он весьма недурен собой, носил коротко подстриженные английские усики и выглядел добродушным весельчаком; его темным глазам с длинными ресницами позавидовала бы любая женщина.
— Слушай, кому ты сейчас звонила? — нарушил он тишину.
— Шандору.
— И что, все еще нет дома?
— Нет.
— Должно быть… производственное совещание, — с подковыркой сказал заправщик.
— Должно быть, производственное совещание, — подтвердила Жужа. На заправщика она не взглянула.
— Бывает… Иной раз уж такие они длинные, эти производственные совещания… Особенно в научно-исследовательских институтах… — Он взглянул на часы. — Без четверти двенадцать…
Жужа положила карандаш. Теперь она подняла на заправщика свои холодные серые глаза.
— Ты что-то сказал?
— Да нет… ничего.
— А то ведь… может, тебе здесь что-то не нравится? Так я знаю для тебя другой выход…
— Зато я вот не знаю, — проворчал заправщик. Он упорно разглядывал пыльные пальцы собственных ног, выглядывавшие из-под ремешков сандалий.
— Ах, неужели?! — Глаза Жужи широко, словно бы удивленно, раскрылись. — Уж не хочешь ли ты сказать, что тебя тут принуждает кто-то? — Заправщик угрюмо молчал. — Потому что так не бывает, дружок, — ласково и поучающе продолжала Жужа. — У человека всегда найдется выбор. И у тебя тоже. Есть, есть у тебя возможности. Так что выбирай!
— Знаешь, какие у меня возможности? — взорвался вдруг заправщик. — Как у того человека, которого сигаретами угощают, а в пачке — одна только штука… а ему говорят: выбирай!
Жужа засмеялась:
— Ну и что же, разве тут нет выбора? Ты либо закуришь, либо не закуришь. То-то и беда, дружок, что закурить-то тебе ох как хочется!
— Что делать! Я курильщик.
— Отвыкни!
— Может, и от еды мне отвыкнуть?
Жужа перестала смеяться.
— Скажи, сколько ты зарабатывал раньше? — поинтересовалась она.
— С чего это ты вдруг?..
— А ведь и тогда что-то ел, верно? Но с тех пор аппетит у тебя подрос. Что ж, не беда, вполне нормальное дело. Ничего не имею против. Только учти: всему — своя цена. Что-то за что-то, дружок, ты ведь тоже не вчера родился, стреляный воробей, мог бы это усвоить!
— Тебе легко говорить, — уныло проворчал заправщик. (Жужа резко, коротко засмеялась.) — Ты-то знаешь, чего хочешь…
— А ты, выходит, не знаешь, чего хочешь? — спросила Жужа, внезапно изменив тон. Спросила ласково и беспечно. — Значит, дурак ты. Кто не знает, чего хочет, тот дурак. Слабоумный. Да только и ты прекрасно знаешь, чего хочешь, и цель у тебя есть. Ты у нас Яни[19] стать хочешь. Ну что же, и это не позор, вполне достойная цель.
Некоторое время оба молчали, потом опять заговорила Жужа:
— Послушай, И́ван. Моя мутер была маленькая грудастая крестьяночка, ну, прижали ее где-то в уголке, так я и появилась на свет. Она вот не ныла, собралась да и прикатила в Пешт. Гулящей стала. Чего глаза вылупил, так и было, как говорю, она много лет была самой настоящей, записной проституткой, не знал? Потом наступил сорок пятый, и пошла она по ресторанному тресту, черной судомойкой. Знаешь, что это такое? Она котлы мыла, на двадцать, тридцать, пятьдесят литров, в огромной лохани, доходившей ей до подбородка… она маленького роста была, жирные помои затекали ей на грудь, под резиновый фартук, и так она стояла там, на мокрой решетке, по десять часов в день… грудь, живот, ноги — все было мокрое, и так десять часов подряд, дружок, — целых два года! Такое воспаление матки заполучила себе, что пришлось чуть ли не все устройство из нее вычистить… Но она не ныла. Стала потом поварихой, потом старшей официанткой, потом заведующей. Со своими-то четырьмя классами. И в пятьдесят шесть лет такого любовника имела, сорокалетнего, что любая курочка двадцати пяти лет все пальчики облизала бы. Вот. И так жить можно.
Заправщик не отозвался. Музыкальная программа кончилась, прозвучали сигналы паузы, затем — стереотипный текст: «Полночь, передаем последние известия». Жужа выключила радио.
— Что, так и будем сидеть не жравши? — спросил заправщик.
— Давай поедим.
Они достали еду, разложили на столе. Чуть позже к ним заглянул милиционер. Милиционер был знакомый, он нес ночное дежурство между «Пивным садом» и баром «Клубничка».
— Идет работа? — спросил он.
Жужа засмеялась. Показала на разложенную снедь.
— Как видите.
Милиционер посмеялся тоже.
— Желаю хорошего аппетита!
— Ну, аппетит — он у нас всегда есть, — с набитым ртом проговорил заправщик. — Было б что есть!
— Что, принести вам кофе, красавица? В пять утра? — спросил милиционер.
— Принесите, — сказала Жужа.
— А что я получу за это?
— Его цену и получите. В твердых форинтах.
— Э, мне этого мало, — продолжал заигрывать милиционер.
— Ну что ж, остальное натурой…
— О, вот это другое дело!
— …натурой отдаст вам И́ван.
Оба смеялись.
— Уж вы бы меня облапошили запросто! — смеялся милиционер. — Да и коллегу вашего тоже.
— Что же мне — себя облапошивать? — задорно сказала Жужа.
Заправщик с фальшивым подобострастием тоже вставил словцо:
— Слушай, Жужа, да не щелкай ты без конца товарища!
— А почему бы и нет? Вот погоди, я еще и из штанов его выщелкну!
Милиционер смеялся от души. Это был тщедушный человек с лицом язвенника, но перешучиваться с Жужей ему нравилось. Не так скучно тянулось ночное дежурство.
— Что ж, по рукам! Насчет штанов — это в самый раз! — воскликнул он.
— По рукам! — протянула свою ладошку Жужа.
Милиционер задержал ее руку в своей.
— Ага, вот я и поймал вас на слове! Можем начинать!
— Что? — с невинным видом спросила Жужа..
— Вы посулили выщелкнуть меня из штанов моих. На том и по рукам ударили!
— Я? Я на том ударила по рукам, что штаны ваши вам в самый раз.
— Эх, и притисну же я вас как-нибудь! — пообещал милиционер. — Но уж вы будьте паинькой, — добавил он, уходя. — Не обманите меня тут!
Жужа взглянула на заправщика.
— С кем?! — спросила она.
В ее голосе было такое презрение, что не заметить его милиционер не мог.
На мгновение стало тихо. И́ван подобострастно захихикал. Милиционер смутился. Кашлянув, он сказал:
— Ну, коли так… покойной вам ночи. В пять приду.
— Пока! — сказала Жужа.
Милиционер вышел, закрыл за собою дверь.
— И что ты все задираешь его? — спросил И́ван. — В конце концов он разозлится.
— Ну и что?
— По-моему, куда лучше, ежели милиция в приятелях ходит.
— Уж в этом ты положись на меня, понял? Как и во всем прочем…
И́ван не ответил. Какое-то время они сидели молча. Потом он все же заговорил:
— Скоро и утро… — Жужа не отозвалась. — Слышишь, Жужа, когда я служил в солдатах, прикатил ко мне приятель мой, навестить, значит, с невестой своей… я тогда в первый раз увидел эту его девчонку. Он и привез познакомить. А там был еще парень один из Мишкольца…
— Знаю, — прервала его Жужа. — Ты уже рассказывал.
— А, ч-черт! Вот это и есть в ночную смену самое паршивое: все уже сказано-пересказано. Я тебе небось пятьсот анекдотов рассказал, не меньше.
— Тысячу, старина! — засмеялась Жужа. — Ты ведь каждый по два раза рассказывал. Я только на третий раз говорю, что уже слышала.
Заправщик включил радио, поискал в эфире подходящую станцию. Наконец поймал какую-то музыку. Звук шел издалека и был не очень чистый, но музыка хорошая. Оба молча слушали. Затем подкатила машина. И́ван вздохнул, встал.