Люди засыпали Раджкумара вопросами: “Что тут делают эти солдаты?”
Мальчик пожал плечами. Откуда ему знать? Он имеет к этим солдатам не большее отношение, чем все остальные. Вокруг собралась кучка мужчин, они подступали все теснее, так что ему пришлось даже сделать шаг назад.
– Откуда они? Зачем они здесь?
– Я не знаю, откуда они. И не знаю, кто они такие.
Оглянувшись через плечо, Раджкумар понял, что сам загнал себя в тупик. Его окружили семь или восемь мужчин. Они подтянули лоунджи, затолкав полы за пояс. Сипаи были совсем рядом, сотни, а может, тысячи сипаев. Но он вдруг оказался совсем один, единственный индиец – не докричаться – в кольце людей, которые явно намеревались заставить его ответить за присутствие этих солдат в городе.
Из полумрака стремительно высунулась рука. Ухватив за волосы, мужчина приподнял мальчика. Раджкумар попытался извернуться и пнуть обидчика, целясь ему промеж ног. Но тот, угадав маневр, закрылся ладонью. Развернув Раджкумара к себе лицом, мужик впечатал кулак ему в нос. Брызнула кровь. От шока мир для него словно замер. Струйка крови аркой будто зависла в воздухе, поблескивая, точно гранатовое ожерелье. И тут же в грудь Раджкумара вонзился чей-то локоть; задохнувшись, мальчик отлетел в сторону. Он сполз по стене, ухватившись за живот, словно пытаясь удержать на месте внутренности.
А потом неожиданно пришла помощь. Над переулком прогремел голос:
– Прекратить!
Мужчины озадаченно обернулись.
– Оставьте его в покое.
Сая Джон приближался к ним, воздев одну руку вверх, непривычно внушительный в пиджаке и шляпе. Вскинутая ладонь сжимала маленький тупоносый пистолет. Мужчины медленно отступили, и лишь когда они скрылись неизвество куда, Сая Джон сунул пистолет в карман пиджака.
– Тебе повезло, что я оказался неподалеку, – обратился он к Раджкумару. – Ты что, не знал, что сегодня на улице лучше не показываться? Все прочие индийцы попрятались в поселке Хаджи Исмаила у подножия холма Мандалай.
Он протянул руку и помог Раджкумару подняться. Мальчика пошатывало, он провел рукой по лицу, размазывая кровь. Они вместе вышли из переулка. По главной улице все еще маршировали солдаты. Раджкумар и Сая Джон, стоя рядом, наблюдали триумфальный парад.
Помолчав, Сая Джон сказал:
– Я уже видел таких солдат.
– Где?
– В Сингапуре, когда подростком работал санитаром в госпитале. Пациентами там были в основном такие вот сипаи – индийцы, воевавшие за своих английских хозяев. Я до сих пор помню запах гангренозных повязок на ампутированных конечностях и крики двадцатилетних парнишек, подскакивающих на койках от ночных кошмаров. Они были крестьянами, эти парни из маленьких деревень, их одежда и тюрбаны еще хранили запах очага, который топится коровьими лепешками. “Что заставляет вас воевать, – спрашивал я их, – когда вам следовало бы возделывать поля у себя дома?” “Деньги”, – отвечали они, хотя зарабатывали лишь несколько анна в день, немногим больше, чем кули в портовых доках. За пригоршню монет они позволяли своим хозяевам использовать себя как угодно, дабы уничтожить любой намек на сопротивление англичанам. Мне всегда это было удивительно, китайские крестьяне ни за что не пошли бы на такое – позволить использовать себя в чужой войне безо всякой выгоды. Я смотрел в их лица и спрашивал себя: как бы я поступил, если бы мне пришлось защищать – защищать дом, страну, семью – от таких призраков, от этих слепо преданных парней? Как сражаться с врагом, который воюет не из враждебности, ненависти или гнева, но лишь подчиняясь приказам, не возражая и не размышляя?
В английском языке есть такое слово – оно из Библии – зло. Именно оно приходило мне в голову, когда я разговаривал с теми солдатами. А какое еще слово сгодится, чтобы описать их готовность убивать за своих хозяев, исполнять любой приказ, независимо от его последствий? Да, там, в госпитале, эти сипаи дарили мне подарки в знак своей благодарности – резную флейту, апельсин. Я смотрел в их глаза и видел невинность, простоту. Эти люди, которые не задумываясь сжигали целые деревни, если им приказывали, они были в чем-то совершенно невинны. Невинное зло. Я представить не мог ничего более опасного.
– Сая, – Раджкумар пожал плечами, – они просто орудия. Без собственного разума. Они ничего не значат.
Сая Джон потрясенно уставился на него. Что-то необычное было в мальчике – эдакая настороженная решимость. Ни подчеркнутой благодарности, ни подарков и подношений, ни разговоров о чести, и неизвестно, что на уме. Никакого простодушия в лице, ни малейшей невинности – глаза его были исполнены мирской практичности, любопытства, целеустремленности. Так и должно было быть.
– Если тебе когда-нибудь понадобится работа, – сказал Сая Джон, – приходи ко мне поговорить.
Перед закатом оккупационные войска вышли из форта. Они тащили полные телеги награбленного во дворце. К восторгу горожан, военные ушли, не оставив караульных в форте. Впервые ворота цитадели стояли открытыми и без охраны.
Солдаты прошагали обратно тем же путем, но на этот раз улицы были пусты. Когда топот их ног растаял вдали, в городе воцарилась напряженная тишина. А затем, с внезапностью ночного переполоха в курятнике, из форта вырвалась стайка женщин и помчалась по погребальному мосту, выбивая стопами дробь по его деревянной поверхности.
Ма Чо узнала некоторых из этих женщин – дворцовая прислуга; она из года в год видела, как они входили и выходили из форта, надменно выступая в своих туфельках, а лоунджи изысканно облегали их лодыжки. Сейчас они бежали, спотыкаясь на пыльной дороге и нимало не заботясь о нарядах. Они тащили с собой узлы с тряпьем, мешки, даже мебель, некоторые сгибались под тяжестью груза, как прачки у реки. Ма Чо выбежала на улицу и остановила одну из них:
– Что такое? Что случилось?
– Солдаты разграбили дворец. А мы пытаемся спасти хоть что-нибудь для себя.
Женщины исчезли, и вновь все затихло. Вдруг вокруг форта зашевелились какие-то тени. Странное шебуршание во тьме, словно шелест моли по углам заплесневевших шкафов. Из домов, окружавших цитадель, медленно выползали люди. Приближаясь к стенам, они недоверчиво приглядывались к пустым караульным будкам. Не было видно не только английских солдат, но и дворцовой стражи. Неужели и впрямь ворота оставили без охраны? Несколько человек вступили на мост, проверяя реакцию. Медленно, на цыпочках, они двинулись к дальнему берегу восьмидесятифутового рва. Добравшись до противоположного конца моста, они подкрались к воротам, готовые бежать прочь при малейшей тревоге.
Это оказалось правдой: и стражники, и гвардейцы – все разбежались. Дворец никто не охранял. Лазутчики проскользнули в ворота и скрылись в глубинах форта.
Ма Чо нерешительно наблюдала, почесывая подбородок. Потом подхватила свой остро заточенный да. Заткнула деревянную рукоятку за пояс и двинулась к мосту. Стены форта казались размытым кроваво-красным пятном в темноте.
Раджкумар побежал следом и влетел на мост одновременно с возбужденной толпой. Это был самый ненадежный из всех мостов форта, слишком узкий для той массы народа, что пыталась по нему прорваться. Началась безумная давка. Мужчина позади Раджкумара поскользнулся и свалился с моста, проломив деревянные перила, и две женщины с воплями полетели в ров. Раджкумар был моложе и проворнее многих. Протиснувшись сквозь людское скопище, он ринулся в форт.
Раджкумар воображал, что форт – это сплошные сады и дворцы, богато украшенные и с роскошной позолотой. Но улица, на которой он сейчас оказался, была лишь прямым и невзрачным проулком, вдоль которого стояли деревянные дома, не слишком отличавшиеся от остального города. Дворец с девятиярусным шпилем высился впереди – видно было, как в полумраке блеснул позолоченный хти. Людская масса хлынула на улицы, некоторые держали в руках пылающие факелы. Вдалеке Раджкумар разглядел Ма Чо, сворачивающую за угол. Он бросился за ней, потуже затянув лоунджи на поясе. Дворцовый комплекс имел несколько входов, включая двери для слуг и торговцев. Дверные проемы были прорезаны нарочито низко, ни дать ни взять мышиные норы, дабы никто не мог войти во дворец, не поклонившись. У одной из таких дверок Раджкумар вновь углядел Ма Чо. Ворота и двери во дворец взломали быстро. Люди хлынули внутрь, как вода из носика чайника.
Раджкумар старался держаться за Ма Чо, которая локтями расчищала себе дорогу. Она втолкнула мальчика первым, а потом протиснулась сама. Раджкумару почудилось, будто он упал на надушенные простыни. Перевернувшись, он обнаружил, что лежит на ковре из мягкой травы. Он оказался в саду, в паре шагов от сверкающего канала, воздух внезапно стал чистым и прохладным, никакой пыли. Ворота дворца были обращены на восток, с этой стороны прибывали церемониальные гости, шествуя по парадной аллее, которая вела в громадный, облицованный стеклом павильон, где король творил суд и принимал гостей. В западной стороне комплекса – той, что ближе всего к погребальным воротам, – располагались женские покои. Те самые залы и апартаменты, что сейчас лежали прямо перед Ма Чо и Раджкумаром. Ма Чо подобралась и с пыхтением заспешила в сторону каменной арки. Сразу за аркой виднелись распахнутые настежь двери главного зала женского дворца. Люди задерживались у входа, чтобы потрогать инкрустированные нефритом резные панели. Какой-то мужчина упал на колени и принялся колотить камнем по деревянной филенке, выковыривая украшения. Раджкумар пробежал мимо, следуя за Ма Чо, прямо в здание. Зал был огромным, стены и колонны облицованы тысячами стеклянных осколков. На подставках сияли масляные лампы, и казалось, что все вокруг охвачено пламенем, каждый фрагмент стекла поблескивал золотистыми искрами. В зале стоял рабочий шум мастерской, где что-то режут и рубят, – звук ломающегося дерева и бьющегося стекла. Повсюду мужчины и женщины, вооруженные топорами и ножами, взламывали украшенные самоцветами сун-ок – сосуды для подношений, вырубали резные камни из мраморного пола, рыболовными крючками выковыривали слоновую кость из инкрустированных лаковых