Война тоже в значительной степени была делом рук Супаялат: именно она взбаламутила главный совещательный орган страны, Хлутдо, когда британцы начали выдвигать свои ультиматумы из Рангуна. Король склонен был к политике умиротворения; Кинвон Минджи, самый доверенный министр, всячески призывал к миру, и король намеревался уступить. Но затем со своего места поднялась Супаялат и медленно вышла на середину зала совета. Это был пятый месяц ее беременности, и она двигалась крайне неторопливо, медленно переставляя крошечные ноги не больше чем на несколько дюймов за раз, – маленькая одинокая фигурка посреди скопления сановников в тюрбанах.
Зал был облицован зеркалами. Когда она оказалась в центре, казалось, что армия Супаялат материализовалась вокруг нее, они были повсюду, на каждой зеркальной грани, тысячи маленьких женщин с руками, сложенными на разбухшей талии. Она подошла к старому грузному Кинвону Минджи, развалившемуся в кресле. Тыча своим раздутым животом ему прямо в лицо, прошипела:
– Знаешь, дед, это тебе надо нацепить юбку и купить ступку для растирания пудры. – Она шептала, но голос ее заполнил весь зал.
А теперь война была окончена, и он, король, сидел на балконе садового павильона, ожидая визита полковника Слейдена, представителя завоевателей-британцев. Накануне вечером полковник навестил короля и сообщил в максимально вежливых и тактичных выражениях, что на следующий день королевская семья будет вывезена из Мандалая и что Его Величеству следует использовать оставшееся время для сборов и подготовки.
Король семь лет не выходил из дворца, за всю жизнь он вообще не покидал пределов Мандалая. Что ему собирать? С таким же успехом он мог готовиться к путешествию на луну. Король и полковник были хорошо знакомы. Слейден много лет провел в Мандалае в качестве британского эмиссара и часто бывал во дворце. Он свободно говорил по-бирмански, всегда был предельно корректен, а по временам приветлив и даже дружелюбен. Ему нужно больше времени, сказал король Слейдену, неделя, несколько дней. Какое это теперь имеет значение? Британцы победили, а он потерял все, потому что´ могут изменить день или два?
Было далеко за полдень, когда на дорожке, ведущей к Южному Садовому Дворцу – вымощенной булыжником тропинке, петляющей между живописными прудами и ручьями с золотыми рыбками, – появился полковник Слейден. Король Тибо остался сидеть при приближении полковника.
– Сколько у меня времени? – спросил король.
Слейден был в парадной форме, с саблей на поясе. Он почтительно поклонился. И пояснил, что подробно описал сложившуюся ситуацию своему начальству. Генерал выразил всяческое сочувствие, но у него приказ, и он связан обязательствами своего положения. Его Величество должен понять: будь это в его власти, он, Слейден, был бы только рад уступить, но здесь ни он, ни кто-либо еще ничего не может поделать…
– Так сколько у меня времени?
Слейден выудил из кармана золотые часы:
– Около часа.
– Час! Но…
Почетный караул уже выстроился у ворот дворца; ожидали выхода правителя.
Новость потрясла короля.
– У каких именно ворот? – встревоженно поинтересовался он.
Каждая часть дворца имела особое символическое значение. Церемониальный вход обращен на восток. Через эти ворота являются и покидают дворец почетные гости. Долгие годы британским посланникам в Мандалае было предписано пользоваться скромными западными воротами. Это была давняя обида. Слейден много раз вступал в схватку с официальными лицами по поводу этих деталей протокола. Неужели он сейчас стремится отомстить, вынудив короля покинуть дворец через западные ворота? Король устремил встревоженный взгляд на полковника, и Слейден поспешил успокоить: Его Величеству будет позволено удалиться через восточные ворота. Британцы, как победители, решили продемонстрировать благородство.
Слейден еще раз взглянул на часы. Оставалось совсем мало времени, а нужно было урегулировать жизненно важные вопросы: ближайшее окружение, которое должно сопровождать королевское семейство в изгнании.
Пока Слейден вел переговоры с королем, остальные британские военные занимались собиранием дворцовой челяди в саду. Туда согнали множество придворных и работников, включая королевских горничных, нянек и прочих слуг, все еще остававшихся на территории дворца. Король Тибо и королева Супаялат наблюдали, как полковник обращается к их подданным.
Королевское семейство отправляется в изгнание, сообщил полковник собравшимся. Они поселятся в Индии, пока не решено, где именно. Британское правительство хотело бы обеспечить бывших правящих особ достойным эскортом из прислуги и советников. И потому он спрашивает, есть ли желающие добровольно последовать за королем и его семьей.
Когда полковник закончил, наступило молчание, за которым последовала волна смущенных покашливаний; ноги зашаркали, головы понурились, все тщательно разглядывали свои ногти. Влиятельные вонджи бросали косые взгляды на властных вондауков, надменные мьовоны неловко уставились на траву под ногами. У многих из собравшихся здесь придворных никогда не было иного дома, кроме дворца; никогда они не пробуждались в день, часы которого не определялись бы подъемом и графиком жизни короля; никогда не знали мира, в центре которого не высился бы девятиярусный хти бирманских монархов. Всю жизнь они посвятили служению своим повелителям. Но это служение связывало их с королем только до тех пор, пока он воплощал собой Бирму и суверенитет бирманцев. Они не были ни друзьями монарха, ни его доверенными лицами, и не в их власти было облегчить бремя его короны. Тяготы королевской власти лежали только на Тибо, и одиночество было не последним среди них.
Призыв Слейдена не нашел ответа, добровольцы не вызвались. Королевский взгляд, знак благосклонности, которого когда-то так страстно добивались, безответно скользнул над головами придворных. Тибо бесстрастно наблюдал, как самые преданные слуги отворачиваются, смущенно теребя золотые перевязи цало[24], обозначающие их ранг.
Вот так и меркнет власть: в момент предельной реальности, между угасанием одной иллюзии величия и заменой на следующую, в одно мгновение, когда мир вырывается из оков мечтаний и оказывается опутан многообразием путей выживания и самосохранения.
– Не имеет значения, кто пойдет, а кто нет, – произнес король. И обратился к Слейдену: – Но вы обязаны сопровождать нас, Слейден, как старый друг.
– Сожалею, но это невозможно, Ваше Величество, – ответил Слейден. – Мои обязанности удерживают меня здесь.
Королева, стоявшая позади кресла короля, метнула на мужа один из своих суровых взглядов. Ему легко выражать тут свои тонкие чувства, но она вообще-то на восьмом месяце беременности, и вдобавок у нее на руках еще капризный ребенок, которого мучают колики. Как она сможет обойтись без слуг и помощников? Кто успокоит Вторую принцессу, когда с той случится очередной припадок? Глаза внимательно изучали придворных и остановились на Долли, которая сидела на пятках и плела веночек из стеблей травы.
Долли подняла глаза и увидела устремленный на нее с балкона взгляд королевы. Она вскрикнула и выронила венок. Что-то случилось? Принцесса плачет? Она вскочила на ноги и бросилась к павильону, а следом за ней Эвелин, Августа и еще несколько девушек.
Слейден с облегчением выдохнул, когда девочки подбежали к лестнице, ведущей в павильон. Наконец-то есть добровольцы!
– Итак, вы идете? – на всякий случай уточнил он.
Девочки изумленно застыли; Эвелин улыбнулась, а Августа принялась хохотать. Конечно, они идут – они же сироты, им единственным во дворце некуда податься, ни семей, ни средств к существованию. Что еще им остается, кроме как последовать за королем и королевой?
Слейден еще раз оглядел придворных и челядь. Больше никто из присутствующих не согласится сопровождать короля? Один-единственный дрожащий голос ответил утвердительно. Он принадлежал чиновнику преклонных лет, Падеину Вону. Он пойдет, если можно взять с собой сына.
– Сколько осталось времени?
Слейден посмотрел на часы:
– Десять минут.
Всего десять минут.
Король повел Слейдена в павильон, отпер дверь. Клин света прорезал темноту комнаты, воспламенив мерцающие светлячки золотых бликов. Самые богатые на свете месторождения драгоценных камней находились в Бирме, и множество великолепных самоцветов были переданы во владение королевской семье. Король медленно провел ладонью по инкрустированному ларцу, в котором хранилась самая большая драгоценность, перстень Нгамаук, увенчанный самым большим и самым ценным рубином, когда-либо добытым в шахтах Бирмы. Предшественники Тибо коллекционировали драгоценные камни и ювелирные изделия из прихоти, ради развлечения. А теперь этим безделушкам суждено обеспечить существование его самого и семьи в изгнании.
– Полковник Слейден, как все это будут перевозить?
Слейден торопливо посоветовался с подчиненными. Все будет в целости и сохранности, заверил он короля. Сокровища под охраной доставят на королевское судно. Но сейчас пора трогаться в путь, почетный караул ждет.
Король, в сопровождении королевы Супаялат и ее матери, вышел из павильона. На полдороге королева обернулась. Принцессы с прислужницами следовали за ней на расстоянии нескольких шагов. Девушки тащили свое имущество в узлах и ящиках. У некоторых в волосы были вплетены цветы, кое-кто надел самые яркие наряды. Долли шла рядом с Эвелин, которая несла на бедре Вторую принцессу. Девочки хихикали, не обращая внимания на всеобщее напряжение, как будто собрались на какой-то праздник.
Процессия медленно прошествовала по длинным коридорам дворца, через зеркальный Зал Приемов, мимо почетного караула с винтовками на плечах, под приветственный салют английских офицеров.
У восточных ворот ждали две повозки. Обычные телеги, йетас, именно такие чаще всего попадаются на улицах Мандалая. На первую водрузили церемониальный балдахин. Вступая под его покров, король заметил, что балдахин поддерживают семь шестов – число, приличествующее сановнику, – а не девять, положенные правителю.