– Войдите! – полковник поднялся из-за стола навстречу Зетлингу и протянул ему руку. – Невероятно. С нашей последней встречи минуло три года. Но так мало изменилось… Тогда я был неучтив с вами, но не обессудьте. Генерал Деникин сообщил мне о сути вашей миссии. Присаживайтесь, – Вершинский указал на кресло в углу кабинета. – Я рад, что этим делом займетесь именно вы. Мне слишком хорошо известна наша контрразведка и моральные качества виднейших ее деятелей. Видите ли, лучшие царские жандармы и полицейские агенты или погибли еще в семнадцатом году, или настолько разочаровались в своем деле, что положительно ни к чему не пригодны. А те люди, которые попадают в наши разведывательные службы, выделяются лишь своей беспринципностью и нежеланием идти на фронт. Наш тыл разложен, а специальные службы не могут сравниться с большевистским ЧК. К тому же нельзя забывать о возможности предательства… Одним словом, не удивляйтесь, что выбор пал на вас. Если вы и не справитесь, то, на крайний случай, не нанесете много вреда. Хотя Антон Иванович в вас верит. Вы давно прибыли? – закончил свою тираду полковник.
– Сегодня утром.
– А где остановились?
– В «Европе».
– Хороший выбор, лучшая гостиница в городе. Но думаю, от определенной финансовой помощи вы не откажетесь. Здесь, – полковник протянул Зетлингу конверт, – некоторая сумма. Располагайте ею без ограничений.
– Благодарю. Но у меня к вам одна просьба. Мне понадобится помещение, желательно на окраине города, лучше всего подойдет здание на отшибе.
– Хм, – полковник задумался. – Есть два варианта. Вы можете снять комнаты за деньги или занять брошенное здание. Мы же можем предоставить в ваше распоряжение вот тот флигель.
Зетлинг поднялся, подошел к окну и посмотрел в направлении, которое указывал полковник. К желтому трехэтажному зданию штаба войск примыкал одноэтажный флигель с тремя, в ряд, низкими решетчатыми окнами и забитой досками дверью.
– Эта сторожка свободна. Занимайте ее, тем более что вокруг патрули и здесь несравненно безопаснее, чем на окраине города.
– Неплохой выход. Я так и поступлю. Лишь прошу вас оставить это в тайне, как и весь разговор между нами.
– Само собой разумеется. Я прекрасно осознаю ответственность. Вы хотите спросить меня еще о чем-то?
– Да. Генерал Деникин упомянул, что организацией отправления посольства руководили вы?
– Это так.
– Постарайтесь как можно вернее вспомнить, кто еще мог знать о посольстве.
– Я думал об этом и составил список, – он подал Зетлингу лист бумаги. – Во-первых, генерал Романовский, но он вне подозрений. Корреспонденцию готовил глава канцелярии штаба статский советник Михнов. Он мог читать письма, но о времени отправления посольства и его маршруте не догадывался. Как известно, генерала Алмазова сопровождало пять офицеров, однако в группе охраны должен был быть еще один человек – есаул Куцеба. Он с посольством не отправился и был найден лишь на третий день в одном из кабаков, после чего был арестован и препровожден на гауптвахту. Сейчас есаул состоит в караульной службе при штабе. Вот и все.
– А кто подбирал офицеров для охраны посольства? Сам генерал Алмазов?
– Нет. Генерал Алмазов прибыл из Екатеринодара буквально за несколько дней до отправления. Офицеров подбирал полковник Тишевский, начальник караульной службы штаба войск.
– Так. То есть трое: Михнов, Куцеба и Тишевский? – Зетлинг в задумчивости забарабанил пальцами по подоконнику. – И все они должны сейчас быть в Новочеркасске?
– Думаю, даже в этом здании.
– Что ж, в таком случае у меня к вам еще одна просьба. Могли бы вы собрать всех этих господ в своем кабинете сегодня в десять вечера под каким-нибудь благовидным предлогом? А когда увидите свет в окнах флигеля, то направляйте их ко мне по одному.
– Это не составит труда.
– И еще. Пошлите кого-нибудь во флигель сейчас же, с тем чтобы там навели порядок и привели все в надлежащий вид.
– Будет исполнено, – Вершинский улыбнулся.
– Полковник Тишевский?… Что за тип? Вы его хорошо знаете?
– Нет, он мне не подчинен. Но по-моему, характер его соответствует фамилии.
– Ясно. Мне пора. Буду ждать от вас гостей.
Глава четвертая, в которой Зетлинг принимается за дело
В фойе гостиницы «Европа» зажглись свечи. Два огромных бронзовых канделябра под потолком, взбудораженные огненным треском, мерно качнулись и осветили залу мутноватым серебристым блеском. За открытой двустворчатой дверью бушевал свежий майский вечер. Центральные улицы, скверы и площади Новочеркасска наводнила шумная и суетливая публика. Здесь смешались раненые добровольцы с фронта, напомаженные и высокомерные господа, пожилые дамы под руку с застенчивыми внучками, юные казачки с круглыми румяными лицами, дети, сироты, нищие, животные, конные и пешие. Город бурлил, вдыхая чистый майский воздух, дребезжал стуком копыт и повозок. Вслед уходящему закату вздымалось алое зарево столицы Белого движения.
Ротмистр Минин вошел в фойе гостиницы «Европа» без четверти восемь. Распорядитель вежливо осведомился о цели его визита и, узнав, что он явился к Дмитрию Родионовичу Зетлингу, указал ему подняться на второй этаж. Взбежав по лестнице, Минин по своему обыкновению тряхнул головой, отбрасывая густые русые волосы с высокого лба, и постучал в дверь. Через минуту ему отворили.
– Проходите, – на пороге стояла румяная Мария Александровна и приветливо улыбалась гостю, – Дима вас дожидается.
Минин прошел в гостиную.
– А, ротмистр, я заждался, – Зетлинг жестом пригласил гостя сесть. – Знакомьтесь, спутница моей ветреной жизни Мария Александровна Петлицкая.
– Можете звать меня Машей.
– Рад знакомству. Ротмистр Александр Минин, – он браво стукнул пятками об пол и рассмеялся, – для вас, и только, Саша. Но не пугайтесь моих фронтовых замашек, под лучами вашего очарования мои манеры неизбежно приобретут былые салонные формы.
– Дима, а наш гость хорош! Вы присаживайтесь. А я покамест принесу вам вино и сыр. Не обессудьте за скромность стола, но живем мы, как древние лакедемоняне, без излишеств.
Петлицкая вышла в смежную комнату, а Минин, проводив хозяйку внимательным взглядом больших бирюзовых глаз, сел в кресло против Зетлинга.
– Как провели время? С пользой?
– Да, – Минин утвердительно кивнул головой. – Здесь хорошие трактиры, однако чрезвычайно много пройдох и хамов. Вот, – он стыдливо потупился, – пришлось одного проучить.
Минин вытянул руку, демонстрируя разбитый кулак. Но Зетлинга заинтересовали не следы удара, наверняка опрокинувшего незадачливого противника, а огромный золотой перстень на среднем пальце. Бриллиантовой россыпью на нем был изображен двуглавый орел с величаво раскинутыми крыльями. Минин поймал взгляд Зетлинга, снял перстень и, положив его на ладонь, протянул штабс-капитану.
– Это наследство от прадеда. Перстень ему подарил государь император Александр I за отвагу в одном деле… Славное было время.
– Я слышала, вы изволили рассказывать о хамах, – в комнату вошла Петлицкая с подносом, – это правда. Новочеркасск ужасен. Его наводнило все отребье, что только было в империи. Шулера и авантюристы наживаются на подвиге белых полков. Это мерзко.
– Но, Мария Александровна, ничего не поделаешь. Тыл был во все времена, он неизбежен. Но его ужасы не должны пугать вас в обществе Дмитрия Родионовича.
Петлицкая разлила вино в бокалы, Зетлинг поднял тост за Добровольческую армию, и тепло доброго крымского вина побежало по телам наших героев, окутало своим беспечным духом их, утомленных и настороженных. Мария Александровна принялась что-то сбивчиво рассказывать о своей жизни в Париже, Минин прерывал ее рассказ колкостями, а Зетлинг, сосредоточенный и задумчивый, размышлял о предстоящем деле и поглядывал на часы.
Пробило девять. Зетлинг поднялся с кресла и надел фуражку.
– Маша, нам пора.
– Так рано? – Петлицкая потупилась и почти простонала: – Ну ладно… Будьте осторожны. Это ведь лучше, чем идти на фронт? Правда? Саша, прошу вас, позаботьтесь о Диме, он очень горячий и всегда забывается, ему нужна поддержка. Ведь вы поможете нам? – она молитвенно сложила руки на груди и с тоской во взоре проводила вышедших мужчин. – Опять одна. Опять кругом война и вечно нужно куда-то идти. Отчего ж нельзя просто остаться и быть вдвоем целый день, целую жизнь? Боже!
Она упала на колени, рыдая и молясь.
Зетлинг и Минин вышли из гостиницы и быстрым шагом направились к штабу войск.
– Мне действительно будет нужна ваша помощь. Я переговорил с полковником Вершинским, руководившим организацией посольства. Он назвал трех лиц, знавших о миссии генерала Алмазова. Кроме этих троих, есть еще Глебов, но его оставим покуда. Вершинский выделил нам помещение во флигеле, примыкающем к штабу, там мы и проведем дознание.
– То есть вы, господин штабс-капитан, берете меня в помощники следователя? – Минин усмехнулся. – Право, я бы отказался, но фронтовая жизнь меня порядком измотала. Потому я принимаю ваше предложение, но лишь в качестве заслуженного долгими трудами отпуска.
– Скажите, – Зетлинг остановился и в упор посмотрел в глаза Минину, – вы хоть когда-нибудь говорите, что думаете?
– Хм… Очень редко. К чему это? Зачем людям знать, что я думаю?
– Чтобы они были вашими друзьями.
– К чему мне друзья? Они были у меня, и, поверьте, их было много. Были и подруги, милые и страстные. Но все в прошлом. Не нужно, чтобы кто-то забирался в мою душу. Прослыть же невеждой и нелюдимым я не хочу, оттого и несу всякую околесицу. Вы уж привыкайте, коли хотите опереться на мое плечо.
– Мы не такие уж и разные, как вы, видимо, думаете. Я до некоторых пор рассуждал так же.
– Если б мы были разными, я бы не сказал вам этого. Впрочем, такая женщина, как Мария Александровна, может вернуть к жизни всякого, даже самого законченного циника. Верно?
– Думаю, да. Но это к делу не относится.
– Разумеется. Вы лучше расскажите мне, с кем нам сегодня предстоит иметь дело. Я надеюсь, мне не придется их бить? Моя хрупкая душа противится применению грубой силы!