— У вас, уважаемый, очень хороший дом, — сказал я, не замечая, как он ко мне обратился. — Такому дому можно позавидовать. И вино ваше прекрасное и вода. Огромное вам спасибо за оказанное гостеприимство.
— Приходите, шахзаде, всегда рассчитывайте на этот дом, когда в другой посетите Дербент.
Я снова «не обратил» внимания на то, как ко мне обратился ювелир. Не обратил внимания на «шахзаде» и Оболенский, разложивший на кучки монеты и в очередной раз их пересчитывающий. Мы не мешали ему. Ну, нравится человеку пересчитывать деньги, и что? Я, глядя на хозяина, тоже расположился на подушках удобнее и задремал.
Я попал на корабль только часам к шестнадцати, когда солнце зашло за горных хребет, высота которого доходила почти до трёх тысяч метров. Нашу охрану тоже накормили и напоили, а потому все были довольны и собой и друг другом.
Мы могли бы сегодня и уйти, и я хотел так и сделать, но оказалось, что Байрам с семьёй покинул борт судна и вечером на него не вернулся.
Зато рано утром в борт судна «постучали».
Тут надо сказать, что Дербент совсем недавно, а именно в сорок пятом годду, вдруг попытался перейти на сторону турок. Вернее, это вдруг решил сделать его правитель кайтагского государства Рустам-хан. В то время Дербент находился под его протекторатом, но в составе Персии. Персы пришли и убрали его с престола, казнив в сорок шестом году, и поставил уцмием Кайтага послушного им племянника Рустама — Амир-хана. То есть Дербент, хоть и отходил от линии «персидской партии», но оставался в сфере Персидского влияния многие годы, если не сказать столетия.
Байрам был пятым с одна тысяча шестьсот шестнадцатого года, когда Персия в очередной раз отбила Дербент у Турции, губернатором Дербента с правами султана.
Стук в борт и крики: «Именем султана Дербента Амир-хана требуем спустить трап и пустить на борт судна», не застал меня врасплох. Конечно же вахтенные матросы предупредили меня о прибытии очень грозных и вооружённых стражников.
На палубе мне представилась забавная картина. Корабль окружило несколько лодок, а чуть вдали стояли два галеры, с носовых площадок которых на нас смотрели жерла — не побоюсь этого слова — огромных пушек. Рассвет окрашивал паруса в розовое.
— Порты открыты? Орудия наготове? — спросил я.
— Так точно, атаман!
— Перс ночью не появлялся?
— Не появлялся!
— Вот, гадёныш! — сказал я и зевнул. — Что хотят?
— А бес их разберёт. Но, кажись, хотят сделать обыск.
— Не имеют право.
Я передёрнул плечами от утреннего прохладного ветерка. Что-то я погорячился, выскочив на палубу в одной рубашке, заправленной в штаны, с саблей и пистолетом в руках…
Глава 5
— Что за шум? — спросил я, подходя к фальшборту и опуская вниз глаза.
Внизу у борта покачивалась в такт с волнами большая лодка с шестью гребцами, сидящими парами. На лодке стоял, ловко ловя ногами устойчивость, вооружённый пистолетами, засунутыми за пояс, перс.
— Кто вы такой? — спросил я, снова нервно позёвывая.
— Я — командир сотни охраны его превосходительства Амирхана — султана города Дербента и уцмия княжества Кайтаг. Я требую пустить меня на борт вашего корабля для проведения досмотра.
— По какому праву? Корабль принадлежит царю и великому князю всея белыя и малыя Руси, и иных бесчисленных княжеств. Я его посол — князь Степан Тимофеевич Разин. На том корабле, — я показал в сторону корабля воеводы — находится воевода Теркской крепости, что находится за пределами границы вашего Кайтаг княжества. Мы не находимся на земле княжества Кайтаг и не являемся подданными Амирхана — султана.
— Вы сходили вчера на берег!
— Это запрещено? — вскинул я бровь.
— Нам сообщили, что вы перевозите изменников Персии и врагов шаха Аббаса, да будет долог его век.
— Каких врагов?
— Задержан Байрам ибн Верди Султан, э-э-э, бывший султан Дербента. Мы знаем, что он сошёл с вашего корабля.
— И что? Он враг шаха Аббаса Второго? Да будет светлым его имя в веках!
Услышав мою хвалу Аббасу, стражник изменил лицо с хмурого на удивлённое и тон с грубого на спокойный.
— Да! Он враг шаха и изменник.
— Мне не откуда было знать это. Он мой пассажир, который за деньги перевёз из Астрахани в Дербент по его просьбе. Он был с женой двумя детьми и рабыней. Согласитесь, что имея желание навредить шаху, пусть он живёт долго, не берут с собой в поездку жену и грудных детей?
— Э-э-э… Это не важно. У меня приказ обыскать этот корабль и доставить владельца в крепость. Вы владелец корабля?
— Владелец корабля, как я уже сказал, царь Московии и великий князь всея Руси Алексей Михайлович, пусть он живёт вечно. Я его посол и недремлющее око в этих местах. Вы хотите арестовать око государя всея Руси? Не советую, уважаемый. От вашего Дербента и камня не останется. У меня только в Теркской крепости пять таких кораблей и вы вскоре сможете в этом убедиться, если я не прибуду в Теркский залив сегодня к вечеру. Уже завтра тут будет стоять русский флот, а в Дербенте будут рваться бомбы, вылетающих их наших пушек. А по берегу придут войска и закатают ваши железные ворота под асфальт. Надоели нам ваши «Железные ворота»! Так и передайте тем дуракам, кто вас послал. А теперь проваливайте, иначе я прикажу стрелять из моих пушек.
— Вы не посмеете! — взвизгнул, повысив голос до фальцета, прибывший. — Пушки крепости потопят ваш корабль. И на наших галерах тоже есть пушки.
— Ну, во-первых, вы погибнете первым, ибо мы забросаем вас бомбами. Есаул, продемонстрирую ка, голубчик, как рвутся наши бомбы.
Есаул улыбнулся так, что ему позавидовал бы крокодил, показал бомбу с торчащим вверх фитилём, пропитанным селитрой, поднёс к фитилю тлеющий трут. Фитиль вспыхнул и когда огонёк коснулся запальной трубки, отбросил чугунный шар в сторону. Бомба плюхнулась рядом с бортом лодки, и через два счёта на этом месте вспучилась вода, а потом громыхнуло так, что даже я, вовремя открывший рот, немного оглох. Всё заволокло дымом, так как мои архаровцы в это же время подожгли специальные шашки, устанавливающие дымовую завесу.
— Паруса поднять! — скомандовал я. — На брашпиле якорь выбран?
— Якорь сух, атаман!
— Лево на борт, — крикнул я рулевому и шхуна развернулась бортами к галерам и подставляя паруса под северный ветер. С галер громыхнуло, по бортам ударила картечь, но укреплённые выше ватерлинии Ахтубинским черешчатым варёным дубом борта, значительно завышенные над палубой, защитили и корабль и экипаж. Лучше уж получить удар в укреплённый борт, чем в румпель и потерять управляемость.
— Бить или не бить? — думал я, не отдавая команду: «Пли!», и не видя в дыму, что делают галеры.
Северный ветер дул хорошо, а потому паруса вынесли корабль мористее, подальше от негостеприимного Дербента. Дым несло вдоль берега, я увидел, что галеры пытаются нас догнать и пожалел, что не отработал по ним из корабельных восьмидюймовок.
— Да и Бог с ними, — подумал я, мысленно махая рукой. — С Байрамом-то что?
Байрам ушёл с корабля, не спрашивая моего совета и не ответив мне на мой вопрос о доме. Значит, не хотел он быть мне обязанным ещё больше. Но, он и в таком качестве сработает на меня. Его ведь теперь будут пытать и он всё расскажет. И про моё голодное до войны, застоявшееся в покое и благоденствии казачье войско, и про мои корабли с голландскими пушками, и про мои способности военачальника и про амбиции, которых я в отношении Персии не высказывал.
Честно говоря, мне Персия на дух не упала. Мне тут ничего не было нужно. Но «шорох» навести хотелось. За Байрама я не переживал. Скорее всего, ему сохранят жизнь, так как он был моим доверенным лицом, и, как переговорщик, сейчас он незаменим. Он, таким образом, через «падение», может подняться в глазах Аббаса Второго, но и по карьерной лестнице, естественно. По крайней мере, так он сможет вернуться на родину и «легализоваться», как мой «агент влияния».
В наш адрес послышался ещё один выстрел, но ядро, заскользив по воде, как запущенный каменный «блинчик», булькнуло метрах в тридцати от нашей кормы. За воеводу Оболенского я особо не беспокоился, но вздохнул с облегчением, когда увидел его кораблик в Теркском заливе. Пройдя мимо нашей крепости и отсалютовав мне холостым выстрелом, Оболенский отправился к себе в крепость. Мы в это время отсалютовали ему кубками с разбавленным вином.
Ещё днём от Фрола я узнал, что завтра ко мне придут местные кумыки просить прощение и поэтому мне быстро собрали шатёр, установив его в самом центре «круга». Утром я проснулся с плохим настроением и потому на встрече с кумыками выглядел суровым и самому себе противным. Что-то меня гложило в истории с Байрамом. Может то, что я оставил его один на один с его врагами, может то, что я позорно сбежал, не ответив на залпы ни одним выстрелом, может быть то, что мне сейчас придётся уплыть обратно в Астрахань, а казаки тут останутся? Не знаю, но на душе у меня было тревожно и тяжело.
Но я выполнил то, что планировал, а казаки немного тут отдохнут и снова пойдут воевать с калмыками. Что за них тревожиться? Это ты выбрал спокойную, «сельскую» жизнь, а они — людишки удалые! Мне же нужно возвращаться сначала в Астрахань, потом скататься на Ахтубу и посмотреть, что там делается с хозяйством, с пасеками, с бахчами. Надо набрать арбузов и дынь, и отправить их в Москву. Потом надо вернуться снова в Астрахань, нарезать виноградной лозы и только потом вернуться в Москву. Попутно нужно наладить отношения с новым наместником Астрахани и воеводами Царицына.
Но для них у меня имеются соответствующие грамотки, уполномочивающие меня на проверку деятельности их предшественников. К тому времени высокая комиссия уже закончит ревизию. И это, как оказалось, не моя придумка с ревизиями-то! Всегда так было. Меняется воевода, или наместник, его закрывают в Москве на особом подворье и могут держать, не выпуская, хоть год — пока приехавшие на его прежнее место «работы» люди не проверят финансово-хозяйскую деятельность региона, не опросят жителей. Только после этого воевода или наместник получали новое назначение. Ну, или кол в определённое место. Но второе случалось не часто. Кадровый голод и тогда не давал свершаться правосудию в полной мере.