— Иезуит ли он? — проговорил я мысленно и так же мысленно рассмеялся. — Ха-ха-ха! Ещё какой! Но странно, не помню я, чтобы этот Паисий был в Москве в это время. Только в шестьсот шестьдесят втором году он приехал в Москву по приглашению патриарха Никона. А до того шпионил где-то «по низам» и интриговал в Валахии[1].
Тут в России он с патриархом Антиохийским Макарием Третьим сыграл главную роль в церковном расколе. Макарий просто предал анафеме всех тех, кто крестится двумя перстами. И это случится за несколько лет до «того» собора. Вот и думай теперь, как быть. Ведь Алексей Михайлович, будучи царём прямо-таки «возлюбил» Паисия, защищая его от патриарха Нектария, отлучившего Паисия от церкви. Дела-а-а… Не сейчас ли проникся доверием к Паисию юный Алексей?
— Нет! — вдруг сказал Михаил Фёдорович. — Отпиши Хмельницкому и на все наши заставы, чтобы не пущали этого Паисия, если у него нет грамоты от патриарха.
— Хм! А если есть? — подумал я. — Грамотка-то… Недавно почивший патриарх Парфений Первый весьма благоволил Паисию Лигариду и вполне себе мог дать нужную грамотку шпиону-иезуиту.
— От нынешнего патриарха, — добавил государь.
Я мысленно перекрестился.
Потом мы с Михаилом Фёдоровичем письменно разобрали стихотворение «Берёза». Я рассказал царю всё, что знал о ямбах, хореях, и прочих амфибрахиях. Хотя, вру. Я про них помнил только названия. Но сказал царю волшебное слово «размер стиха». И продемонстрировал короткий размер, как-то:
— Бу́ря мгло́ю не́бо кро́ет,
— Ви́хри сне́жные крутя́;
— То, как зве́рь, она́ заво́ет,
— То запла́чет, как дитя́,
— Это двухсложный стих, как и «Берёза», а это:
— Тучки небесные, вечные странники!
— Степью лазурною, цепью жемчужною
— Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
— С милого севера в сторону южную.
— Это трёхсложный стих. Может быть и четырёх и пяти сложный, главное — придерживаться одного ритма во всех строках.
— Этому тебя учили в гареме у шаха? — испытывающе глядя мне прямо в глаза, спросил русский государь.
— Чёрт! — подумал я. — Снова попался!
— Нет, государь. До этого дошёл я сам.
Высокопоставленные лица пробыли ещё сутки. На второй день охотники добыли двух кабанов и мы с удовольствием поели дикой свинины. Мы с Алексеем на охоту снова не ходили. Занимались рисованием, сложением арабской цифири, стихосложением.
В позиционную, или как там она правильно называется, арифметику, Алексей вник сразу[2]. Как и в сложение-вычитание больших чисел в столбик. Его поражал правильный результат, которого он достигал без щёлканья косточками счётов.
О своих успехах царевич рассказал отцу. Тот некоторое время проверял сына, а потом подозвал меня движением указательного пальца.
— Я такой счёт видел. Так некоторые персидские гости перепроверяют себя. Но у них есть счёт, который они называют умножение и деление. Знаешь такой?
— Знаю, — сказал я кивая.
— Покажи.
Я показал умножение в столбик и деление с десятичным остатком. И десятичная дробь царя добила. Он с ужасом некоторое время смотрел на меня, потом закрыл глаза и прочитал, еле шевеля губами, какую-то молитву.
— Даже спрашивать не буду о том, кто тебя этому научил, — наконец проговорил царь. — Так считает наш лекарь-англичанин. Он берёт фунт и делит его на десять частей.
[1] Валахия — историческая область, расположенная на юге современной Румынии.
[2] Позиционная систе́ма счисле́ния (позиционная, поме́стная нумерация) — система счисления, в которой значение каждого числового знака (цифры) в записи числа зависит от его позиции (разряда)
Глава 23
До этого момента про умножение я царевичу не рассказывал. Теперь же пришлось объяснять. Но ни царь, ни бояре, ни Алексей, так ничего толком и не поняли. А утром они уехали. Они уехали, а я вздохнул с облегчением. Надо было достраивать амбары под зерно и крупы и омшаники, сиречь — холодильники, для убоины. Ни того, ни другого я никогда не строил. Пришлось обращаться за советами к крестьянам. Те, вместо того, чтобы объяснить, взяли всё в свои руки и к февралю два амбара и два больших омшаника были не только готовы, но и заполнены колотым льдом, пересыпанным опилками.
Мало того, в обоих омшаниках были сделаны «морозильные камеры», которые не только заполнили льдом, но и полностью выморозили, забили под жвак замороженной убоиной и закрыли до лета.
Никита Романов приехал в Измайлово вместе с князем Черкасским и подъячим поместного приказа.
— Так вот ты какой, Степан Разин, сын Тимофеев! — сказал Романов с непонятной интонацией. — Правду бают, что ты персидский князь и брат шаха?
Я стоял с прямой спиной и спокойно выдерживал его взгляд.
— Моя мать — дочь шаха Аббаса Великого, а отец — казачий атаман, — сказал я. — Я не брат, а дядя нынешнего шаха Аббаса Второго. Его отца, и моего брата шах Аббас убил, и шахом должен был стать я, после смерти дяди, а не его сын. Но я в это время находился далеко. Хотя, по закону, меня должны были найти. Пока в роду есть старшие наследники — они становятся на престол.
— Так, зачем тебе эта земля. Здесь холодно. В Персии намного теплее. Я там не был, но расспрашивал ваших послов. Хочешь, я помогу тебе забрать трон?
Он смотрел на меня с очень серьёзным выражением лица.
— Ты поможешь мне, а я помогу тебе.
— Как я могу помочь тебе? — спросил я, примерно понимая, куда клонит царский брат.
— Ха! — лицо Никиты Ивановича расплылось в улыбке. — Сам подумай, откуда у меня может появиться большое войско? С этим войском мы и свергнем сына твоего брата. А до этого я, с помощью своих друзей в Персии, настрою его войско против шаха. И нам не придётся всех убивать. А потом, когда ты станешь шахом, мы станем торговать. Я отменю для твоих купцов все пошлины, а ты для моих. Согласен?
Я задумчиво смотрел на Романова и прикидывал, как правильно себя повести? Мне нужно было купить Измайловскую вотчину. И откажи я сейчас участвовать в его авантюре, он может взбрыкнуть'. Но и соглашаясь, я подписываю себе смертный приговор. Повесят Романова на дыбу и он сознается в том, что я собирался вместе с ними свергать нынешнего царя.
— Когда ты хочешь, чтобы я тебе помог? — спросил я, не спрашивая «чем».
— Хм! — хмыкнул Романов и нахмурился. — А сколько у тебя сабель?
— В Персии две тысячи, сюда идут триста, здесь сто, на Дону тысяч сорок.
— Много. И они пойдут куда скажешь?
— Нет. Куда скажет мой отец. Мы думали идти на Персию, да Репнин, наместник Астрахани меня задержал и отправил в Москву. Мы бы сейчас уже половину Персии захватили. А вынуждены были отправить казаков шаху помогать. Но ничего. Этой весной в Персию ещё тысяч пять казаков уйдёт. А там они в любой момент могут подняться.
— Не смогут. Ждать тебя уже будет шах. Знает он, что ты называешь себя шахзаде. Могут и отца твоего прихватить, если тот в столице объявится.
— Не объявится. Так когда тебе нужна моя помощь? — снова спросил я.
— Если ты согласен помочь… То… Я тебе скажу о том после. Приеду ещё. Не один я решаю…
— Хорошо. Я буду здесь. Здесь и три сотни казаков останутся. Сотню я отправлю с мягкой рухлядью в Астрахань, а те, что останутся, займутся строительством городка. Да! Так ты продаёшь мне Измайлово?
— Конечно продаю! — сейчас деньги будут нужны чтобы нанять наёмников. Дашь тысячу рублей?
— Тысячу? — задумался я. — Тысяча у меня есть, да закупиться товаром на неё хотел. Может и ну её, эту землю? Сам говоришь, в Персии тепло. А может уже летом и решится мой вопрос? Переждать только… Ведь нацелились-то туда? А какая мне тут земля, ежели я там трон заберу. Ту отберут. Я деньги сейчас выложу, а землю потом отберут? Смысл какой покупать?
Я действительно задумался, только не о том, чтобы забрать власть у персидского шаха, а нужна и мне эта земля. Это ведь какие хлопоты? Это ведь царь подвёл меня под решение купить эту землю. Начал с размещения казаков, а я и распалился проектами. Подвести Никиту Романова под отказ продать мне вотчину, и дело с концом.
— Не отберут. Ты мне там землю продашь. Ты тут землю для посольства поимеешь, а я там. А⁈ Хорошо я придумал?
Никита Иванович Романов сразу засветился от гордости, что так придумал ловко. А до этого, когда я сказал, «какой смысл?», его словно в воду опустили.
— Тогда и впрямь, «какой смысл» покупать? Ты мне тут землю подаришь, а я тебе там такой же кусок подарю. Дари эту землю с лесом и реками, а я тебе там подарю самый лучший кусок с садами и бахчами.
— Подаришь? Э-э-э! Когда это будет⁈
— От тебя будет зависеть, когда это будет, дорогой. Я-то хочу этим летом, а ты?
У Романова блеснули глаза.
— И я этим летом хочу.
— Ну, тогда, за чем дело встало. Пиши дарственную, а я со своей стороны пишу… Как от шаха пишу… Сколько у тебя здесь земли?
Романов сказал.
— Вместе с обоими лесными угодьями? Что-то мало!
Романов добавил ещё.
— Ну, допустим. Бог с ним! Мне этого достаточно, чтобы соболя и белку брать. Зови дьяка и пиши. Байрам! — крикнул я перса. — Пошли писать дарственную.
Мы оставили Никиту Романова в тереме, а сами отправились в мою избу.
— Что за дарственную? — спросил Байрам.
— На лучшие плодоносящие земли рядом с Исфахамом.
— У тебя есть там земли? — удивился Байрам.
— Нет. Но будут, если я стану шахом.
— А ты станешь шахом? — ещё больше удивился перс.
— Может стану, может не стану… На всё воля аллаха. Но не хочу.
Байрам посмотрел на меня внимательно, потом рассмеялся.
— Ну, ты и хитрец, эфенди! Ну и хитрец!
— Пиши-пиши. А то наш червяк, который сам заполз на крючок, с крючка сползёт.
— Не успеет. Я быстро-быстро.
— В одном экземпляре пиши на двух языках рядом столбцами.
— Так и делаю, эфенди. Уже пишу.
Дьяк передал мне дарственную им подписанную и сказал чтобы я приехал в Москву и проверил, что запись в книгу произведена. Я обещался быть «на неделе» и выдал ему сто