– От вас требовали что-нибудь?
– Нет.
– Как вы думаете, этот человек знал, кто вы?
– Не знаю.
– Может быть, это был Ренсом?
Мария поколебалась:
– Не думаю.
– Сколько раз звонили?
– Два раза, кажется.
– Что говорили?
– Ничего особенного. Сказали, что следят за мной.
– Вы записывали разговор?
– Нет.
– Кому-нибудь рассказывали об этом?
– Нет. Насколько помню, нет.
– Но купили пистолет.
– Да. – Мария придала своему голосу интонацию усталого раздражения. – Я у всех на виду. Эти звонки напомнили мне, что есть люди чуждого мне мира и что я – женщина, которая живет одна.
– Когда вы купили пистолет?
Она пожала плечами:
– Недели две назад.
– Это было до или после первого разговора с Ренсомом?
Мария внимательно посмотрела на инспектора:
– После, мне кажется.
Монк резко наклонился вперед:
– Вы прилетели сюда из Нью-Йорка, верно?
– Да.
– Когда?
– В воскресенье утром.
Он по-петушиному наклонил голову, как бы разглядывая ее под новым углом.
– Кто заказывал номер в отеле, билет на самолет?
– Я.
– Заказывали через "Дидлайн"?
– Нет. – Мария помедлила. – Я платила за все сама.
– В Эй-би-си не оплачивают деловые поездки своих сотрудников?
– Конечно, оплачивают. – Раздражение в ее голосе росло. – Почему это так важно? Могут заранее оплатить, а могут и потом возместить расходы.
– Вы говорили кому-нибудь в Эй-би-си о встрече с Ренсомом?
– Нет. Я и не обязана была это делать.
– О его звонках?
Он не должен видеть, что ты защищаешься, сказала себе Мария.
– Нет.
– И привезли пистолет с собой?
– Да.
– Как вы провезли его сюда?
– В багаже.
Глаза Монка, похоже, всегда сохраняют неподвижность.
– Вы говорили о нем сотрудникам аэропорта?
– Нет.
Он помолчал с минуту.
– Сегодня кто-нибудь видел вас в коридоре?
– Не знаю. Я сразу же прошла к нему в номер.
– Когда вы были в номере, кто-нибудь заходил туда?
– Нет, насколько я помню.
– А посыльный?
– Ах да…
– Кто это был: мужчина, женщина?
– Мужчина.
– Не могли бы вы мне его описать?
– Не знаю… невысокий. Латиноамериканец, по-моему.
Она откинулась на спинку стула.
– Когда вы вошли в комнату, – спросил Монк, – окна были зашторены?
– Кажется, да. – Подумав, Мария добавила: – Да, я точно помню.
– На ягодицах у Ренсома были царапины. Вы не можете сказать, откуда они?
– Конечно, могу. Это когда я отбивалась от него.
– Вы говорили, что у вас руки были сжаты в кулаки, и я что-то не припомню, когда вы его царапали.
Мария вспомнила, как доктор Шелтон проводила пальцем по царапинам на ягодицах Ренсома.
– Не знаю, – устало сказала она. – Может быть, когда я отталкивала его. После выстрела.
Монк кивнул.
– Когда вы отбивались с пистолетом в руке, Ренсом хватался за него?
Шелтон осматривала руки трупа, потом укутала их в пластиковые пакеты…
– Не помню.
– Мисс Карелли, когда пистолет выстрелил, на каком расстоянии от груди Ренсома был ствол?
Она ощупывала рану, пулевое отверстие на рубашке…
– Очень близко.
– Как близко? Ствол касался его?
– Нет. – Мария услышала шуршание магнитофонной ленты. – Дюйма два…
Монк опять подался вперед:
– Ни два, ни три фута[8]?
– Нет.
– Царапины у вас на горле появились после того, как Ренсом ударил вас по лицу?
Она брала пробы из-под ее ногтей, потом из-под его…
– Да.
– А потом он спустил штаны?
– Да.
Монк скрестил руки на груди.
– У него была эрекция? Она брала мазок с его члена…
– Мисс Карелли?
Катушка магнитофона все крутилась и крутилась.
– Да. – Она потянулась к пустой чашке. Лента по-прежнему перематывалась – медленно, нескончаемо.
– Эрекция. – Голос инспектора наплывал откуда-то издалека. – Что вы можете вспомнить об этом?
– Не знаю. Была эрекция, вот и все. Мне было не до его эрекции, не до ее особенностей.
– После выстрела что вы делали?
– Не знаю… Я была так потрясена.
– Сколько времени прошло до вашего звонка по 911? Она залезала ему под мышки, щупала кожу…
– Не знаю. Я постаралась позвонить как можно быстрей.
Магнитофонная катушка сделала оборот, другой…
– Вы уходили из номера на какое-то время?
Мария подняла глаза.
– Мисс Карелли?
– Не могли бы вы на минутку выключить магнитофон? Пожалуйста!
– Не имею права, – холодно произнес Монк. – Такова инструкция.
Крутилась катушка, записывая молчание. Мария протянула руку и нажала кнопку. Раздался щелчок.
– Мне нужно встретиться с адвокатом, – сказала она. – Немедленно.
4
Они привели Пэйджита в комнату свидетелей и закрыли за ним дверь, оставив их одних. Вид Марии поразил его.
Свет флюоресцентной лампы безжалостно высвечивал перемены в ее лице, появившиеся после вчерашнего дня: припухшие веки, желтоватая бледность, некоторая одутловатость. Стройное тело ее, ссутулившееся на стуле, лишенное сил, казалось мгновенно состарившимся и слишком худым.
Он посмотрел на синяк на скуле, потом взглянул ей в глаза. У нее был взгляд загнанного зверя; доведись ей самой увидеть этот свой взгляд, она бы ужаснулась.
Было ощущение, что из нее высосали всю энергию – у Пэйджита появилось желание расшевелить ее. Но в следующий же миг он понял, что этого делать никак не следует.
– Мне очень жаль, что так получилось. Мария подняла на него внимательные глаза.
– Не надо соболезнований, Крис. Что произошло, то произошло. Мне одного хочется – поскорее выбраться отсюда.
– С тобой все в порядке?
– Да. Только, пожалуйста, помоги мне.
Пэйджит кивнул:
– Первым делом надо убедить окружного прокурора, ему нужны факты.
– Что я должна сделать?
– Я помогу тебе найти первоклассного специалиста по уголовным делам – такого, который расследовал множество подобных дел и которого уважает прокурор. Он или она должны сесть и разобраться со всем этим и доказать, почему дело следует прекратить.
Мария смотрела сквозь него, как будто не слыша его слов.
– Если нужно, – продолжал он, – я, наверное, смогу договориться, чтобы тебе прислали кого-нибудь в течение часа. Чтобы сразу же приступили.
Она медленно покачала головой.
Пэйджит сел напротив нее:
– Знаю: ты устала…
– Ты не понимаешь, Крис. Ты должен заняться моим делом.
Это было непонятно, но изумление его было приглушенным. Наверное, подумал он, ее шок заразителен.
– Послушай, – вымолвил он наконец, – ты, я знаю, не можешь поверить в то, что произошло, для тебя это как сон. Но это реальность. И помощь тебе нужна реальная, помощь юриста-практика.
– А ты не практик?
– Не в этой области. Я никоим образом не занимаюсь убийствами.
– А этим займись.
Пэйджит смотрел на нее. И пусть он не мог обещать ей то, о чем она просила, возникшее оживление было ему приятно; на ее потускневшее лицо возвращалась жизнь.
– Если бы я захотел вернуться к прежней карьере, за твое дело, Мария, я взялся бы в последнюю очередь. Нельзя вести дело человека, которого знаешь.
– Это я-то человек, которого ты знаешь? – с иронией спросила она.
Пэйджит откинулся на спинку стула.
– Мне было бы очень трудно определить, – помолчав, ответил он, – что в твоих обстоятельствах может иметь отношение ко мне. Тебе, как и мне, превосходно известно, в силу каких причин я не могу взяться за это дело.
Мария, казалось, оценивала его решимость.
– В силу тех же самых причин, – наконец возразила она, – у тебя нет выбора.
Раздражение овладело Пэйджитом.
– Ты не можешь…
– Совсем нет выбора, – прервала она его. – Раз уж ты все так прекрасно знаешь.
В голосе ее вновь сквозила ирония:
– В конце концов, нас связывает нечто очень важное.
Усилием воли Пэйджит сохранил самообладание. Более мягким тоном уточнил:
– Карло, ты имеешь в виду.
Она отвела взгляд:
– Причину можешь выбрать любую, Крис. Ту, которая тебе больше по душе. Но только сделай это.
– Черт тебя побери, – взорвался Пэйджит. – Подумай. Подумай хотя бы раз о нем. Даже если тебя выпустят завтра, о смерти Ренсома не забудут и через месяц. И первое, о чем в подобной ситуации ты и я должны позаботиться, – оградить жизнь Карло от всего этого. Сюжетик "Мария и Крис снова вместе" на все лады будут подавать телевизионщики. Ты просишь не только сделать кое-что для тебя. Ты просишь, чтобы я поставил на нон жизнь Карло – ведь после этого мир для него станет совершенно иным. Мария пристально посмотрела на него:
– Почему ты уверен, что я не думаю о Карло?
– Потому что ты не способна на это.
– С какой готовностью ты предполагаешь во мне самое скверное!
– Вряд ли это в силу моей природной склонности. Я, Мария, пришел к этому традиционным путем – ты приучила.
Ее взгляд стал непроницаемым – как будто она подавила в себе все чувства.
– Пусть будет по-твоему. И я, как ты всегда считал, бесчувственная сука. Заставляю тебя ввергать нашего сына в ад публичного скандала из боязни: минимум – суда, максимум – пожизненного заключения. Потому что знаю: ты все сделаешь, чтобы Карло не оказался сыном матери-убийцы.
Пэйджит посмотрел ей в глаза.
– Но почему? – мягко спросил он. – Почему ты заставляешь меня делать это? Объясни.
– Потому что знаю: ты сделаешь все, чтобы выиграть дело, все, что найдешь нужным. – В голосе было спокойствие и горечь. – Разве не каждый клиент хочет того же?
Пэйджит непроизвольно взглянул на царапины, избороздившие ее шею, и уставился в стол.
– Нет, – наконец сказал он, – за этим что-то скрывается. Мне нужно знать: что на самом деле происходит.
Несколько минут Мария молчала. Пэйджит не знал, обдумывает ли она его слова или погружена в собственные мысли. Но вот она выпрямилась и тоже посмотрела ему в глаза.