Вечером, как обычно, Эрназар увязался за ними. Но сегодня он не шел молчаливой тенью.
— Абадан-эдже…
Она не откликнулась, сделав вид, будто не слышит. Сама же готовилась дать отпор.
— Абадан-эдже, я к вам обращаюсь!
— Что, хочешь дать Абадан-эдже новое имя? — сказала и покраснела до корней волос. Ей еще не доводилось никому так резко отвечать.
— А я-то считал тебя мудрым человеком… — Эрназар замолчал, не осмеливаясь договорить до конца.
— Какой же я оказалась?
— Мама, не говори с ним, — Тоушан боялась обострения перепалки. — Идем скорее.
Эрназар тоже прибавил шагу и пошел рядом с Абадан-эдже.
— Мы с Тоушан из одного села. Она боится тебя, Абадан-эдже, поэтому делала вид, что не узнает меня. А ведь мы выросли вместе. Я за косички ее дергал, когда она была маленькой. Тоушан сирота, и я сирота. Нет у меня родных. Как говорят, один на белом свете. Если не верите, пусть Тоушан скажет.
Абадан-эдже задумалась. Ей стало жаль Эрназара, и она огорчилась, что так грубо обошлась с ним. И всё же не могла преодолеть свою неприязнь к нему. "Почему я не выношу его? Приревновала к Тоушан и возненавидела. А они, может, тянутся друг к другу".
— Где ты живешь? — подавив негодование, ровным голосом спросила Абадан-эдже.
— Сначала я поступил на стройку, — издалека начал рассказ Эрназар. — Там мне дали общежитие. Нас четверо в одной комнате. Работа мне не нравилась, и я пошел учиться в ФЗО. Теперь, наверное, меня выселят. Надо своим жильем обзаводиться…
Эрназар многозначительно посмотрел на Тоушан, поняла ли она намек. Но Тоушан осталась невозмутимой. "Ну и упрямая. Хоть бы глазом повела в мою сторону".
— А Тоушан не обручена, Абадан-эдже? — наконец решился он задать мучивший его вопрос. Спрашивал, не робея и не смущаясь. Прямо глядел в глаза Абадан-эдже.
Сдерживая себя, она поднесла к губам стиснутые кулаки. Тоушан, споткнувшись на ровном месте, едва не упала.
— Вы спрашивали, теперь я спрашиваю, — объяснил Эрназар свою непозволительную настойчивость.
— Она, мой милый, уже замужем.
— Вот как? Кто же ее муж, отчего я ни разу его не видел?
Эрназар сыпал вопросами, желая продолжить завязавшийся разговор.
— Сказано тебе, — замужем, и довольно, мой хан. А мы, оказывается, уже пришли, — сказала Абадан-эдже и, крепко держа под руку Тоушан, свернула во двор.
Она спешила войти в дом и шла не оглядываясь, боясь, что он пойдет следом.
Эрназар долго кружил возле дома, но подойти к окну не отважился.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вот уже третий день, как Тоушан в Реутове. Тревога, связанная с Эрназаром, исчезла.
Приезжих разместили в общежитии неподалеку от фабрики. Подружки и живут в одной комнате, и ходят всюду вчетвером. Только учителя у них разные. Тоушан прикрепили к кадровой ткачихе Марии Антоновне. Она радушно встретила свою ученицу.
— Знаете тетю Абадан? — спросила Тоушан.
— Абадан Аширову?
— Да. Это моя мать.
Мария Антоновна подняла брови, хотела что-то сказать. Но сдержалась, чтобы с языка не сорвался неуместный вопрос. А Тоушан, не давая ей времени на размышления, продолжала:
— Мама послала вам гостинец — дыни. Сказала, вы их любите.
— Ах, Абадан, Абадан… — проговорила Мария Антоновна, вытирая маленьким платочком покрасневшие глаза. — Ну зачем, скажи пожалуйста… Зачем было беспокоиться? А я ничего не могу послать ей. Удивительный она человек, твоя мама. Не забывает меня.
Внимание Тоушан привлекли ткацкие станки. Они были совсем не похожи на те, что у них на фабрике. Ей показалось, что работать на этих станках сложно. А Мария Антоновна одна управлялась с десятком. "Какая она ловкая, подвижная. И станки, оказывается, умные. Оборвется нитка, они тут же останавливаются, и не надо искать обрыв. Свяжешь нитку, и он снова работает". Тоушан понравились умные машины. Ей захотелось скорее научиться на них работать.
На другой день Мария Антоновна пригласила Тоушан к себе домой. Отказаться от приглашения нельзя, можно обидеть. Но и сразу ответить согласием Тоушан показалось неудобным. Мария Антоновна может подумать: ишь какая скорая, только помани, она и побежит. "Была бы рядом Абадан-эдже, она бы сказала, как надо ответить".
— Чего молчишь? — спросила Мария Антоновна, кладя руку на плечо Тоушан. — Я хочу, чтобы ты жила у меня, вместе будем ходить на фабрику. Правда, квартира у нас невелика, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Место найдется. Придем домой, ты сама увидишь. Понравится, поживешь у нас.
Мария Антоновна едва не сказала: "Когда я приезжала на вашу фабрику, то жила у вас в доме", да вовремя прикусила язык. Тоушан в тот раз она не видела. Да и Абадан-эдже не говорила, что у нее есть дочь. Но к гостинцу Абадан-эдже приложила записку, в которой просила Марию Антоновну: "Присмотри за моей дочерью".
Семья у Марии Антоновны была небольшая — взрослый сын и муж-железнодорожник.
— Работа у меня лучше всех, — рассказывал гостье радушный хозяин. — Неделю в дороге, неделю дома. Хочешь, возьму тебя в рейс? Поглядишь, как велика Россия.
Хозяева уговаривали Тоушан остаться у них, но, сколько ни просили, она не согласилась.
— Я буду приходить к вам. Мне неудобно отделяться от моих подружек, — твердо сказала Тоушан, и Мария Антоновна больше не настаивала.
На фабрику шли через узкую проходную. Каждое утро Тоушан и ее подружки предъявляли дежурному вахтеру временный пропуск, который им выдали в отделе кадров. Вчера дежурили две женщины. А сегодня один из вахтеров был молодой мужчина с черными, как ночь, кудрявыми волосами. Тоушан задержала на нем взгляд. "Эти кудрявые волосы, это круглое лицо, эти огромные глаза… Где-то я их видела раньше или обозналась? Нет-нет, я видела этого парня. Где же?" Мешкать возле окошка дежурного нельзя, следом идут другие рабочие. И вернуться назад, чтобы внимательнее вглядеться в лицо парня, неловко. Тоушан сама не выносила пристальных взглядов и не любила, когда ее разглядывали. Сетуя на память, которая, как дырявый мешок, ничего не держит, Тоушан подошла к своему станку.
— Ты чего задержалась? — спросила ее Мария Антоновна.
— Да там, в проходной, вахтер показался очень знакомым. Не пойму, где я могла его раньше видеть, — недоуменно отвечала Тоушан. — Очень знакомое лицо.
Рабочий день начался. Мария Антоновна переходила от одного станка к другому, Тоушан за ней. Кудрявый вахтер стоял у неё перед глазами.
Вечером, когда она легла в постель, ее словно озарило. "Вспомнила!" Тоушан в волнении села на кровати. Фотография в комнате Абадан-эдже! "Он же похож на сына Абадан-эдже. Вах, как же я не узнала своего брата? Хоть бы он не ушел с дежурства. Пойду погляжу на него. Не буду ждать до утра. Может, он завтра не работает, тогда увижу его только через несколько дней".
— Ты куда собралась на ночь глядя? — спросили девушки.
— Проводите меня до фабричной проходной! — взмолилась Тоушан. — Мне очень нужно увидеть сегодняшнего вахтера.
— А до завтра потерпеть не можешь? — рассмеялись подруги. — Уж не влюбилась ли ты?
— Вам бы только посмеяться, — обиделась Тоушан. — А тут, может, судьба человека решается. Мать давно похоронила надежду, а если я не ошиблась, этот вахтер ее сын… Вы понимаете, такую весть нельзя будет сразу сообщить. Сердце от радости может не выдержать. Ну, пошли!
Девушки ничего не поняли, но, видя, что Тоушан поспешно одевается, принялись собираться.
Тоушан впереди, подружки за ней. Вот и проходная. Все заперто. На стук никто не отозвался.
— Ну, откройте же!
— Кто там? Что тебе нужно?
— Откройте!
Дверь открыли. Тоушан вошла в коридор. Через стеклянную перегородку на нее смотрел молодой вахтер с кудрявыми волосами.
— Что вам нужно?
— Вы — Байрам? — Тоушан не сводила с него глаз.
— Какой Байрам? — вахтер откинулся назад, отвернувшись от Тоушан. — Какой Байрам?
— Байрам, сын Абадан-эдже!
— Ну-ка, выйдите отсюда! Маша, гони этих полоумных и закрой дверь. Потеряли они кого-то, что ли. Не понимают, что им говорят.
Тоушан не слышит сердитого голоса. Она глядит на кудрявого вахтера. О боже, у него, оказывается, нет обеих ног!
Вахтершу Машу задело странное поведение Тоушан.
— Иди отсюда! — решительно сказала она. — Ну, чего уставилась? Забыла, что была война? Не видела таких?
Тоушан опомнилась, смутилась и выскочила на улицу. Ей было стыдно. "Надо было поздороваться, расспросить о здоровье. Надо было дать ему время. А я обрушилась, как ливень, со своими вопросами. Кто же так поступает?"
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Абадан-эдже спешит домой так, будто оставила без присмотра малыша. И на работе не может она забыться. Снует челнок меж нитей основы, ползет сотканное полотнище, а ей видится то лицо сына, то лицо Тоушан. И порознь видит их, и вместе. Наваждение какое-то. Абадан-эдже закрывает глаза, но видение не исчезает. Будь она дома, ночью… а на работе нельзя. Чуть уйдешь в себя, отвлечешься, и нить рвется, запутывается.
Вера Владимировна видит, что Абадан-эдже сегодня не в себе.
— Что с тобой, Абадан? Зачем изводишь себя? Тебя измучила разлука с Тоушан. Она ведь не одна поехала. И не маленькая, не потеряется. О чем ты беспокоишься?
— Я все понимаю: и что не одна она там, и что не заблудится, а на сердце тревога. — Концом головного платка Абадан-эдже вытерла глаза. — Собака и та воет в одиночестве, Вера-джан…
Много лет Вера Владимировна и Абадан-эдже работают бок о бок. Работают и крепко дружат. "Жизнь и труд этих замечательных женщин — пример для молодежи. Они не могут без фабрики, но и фабрика нуждается в них", — сказал однажды директор на комсомольском собрании.
Вера сибирячка. В Туркмению приехала перед войной. В родных местах влюбилась в красноармейца-туркмена, с ним и соединила жизнь. Родители не хотели отпускать дочку в жаркий край. И Вера думала, что едет ненадолго, только познакомиться. "Если затоскую, вернемся назад", — говорила она. Приехала и осталась здесь навсегда.