Иранский барьер против тюркского мира в X в.: Саманиды
Укрепление арабского владычества в Трансоксиане после Таласской битвы 751 г., о которой мы рассказывали выше, в конце концов пошло иранской расе на пользу. Устраняя двойную угрозу Трансоксиане: со стороны тюрок-язычников и китайцев, арабские наместники думали, что работают ради своей власти, ради халифата. Но в третьей четверти следующего века власть в Бухаре и Самарканде перешла от завоевателей-арабов к местным жителям, к иранцам, потомкам древних согдийцев. С 875 по 999 г. Трансоксианой со столицей в Бухаре правил чисто иранский дом Саманидов, происходящий из Самана возле Балха. Этот переход власти осуществился без переворотов и насилия, в рамках мусульманского общества, в границах по-прежнему официально уважаемого халифата. Саманиды довольствовались скромным титулом эмиров, всегда подчеркивая, что являются всего-навсего наместниками багдадского халифа. В действительности все обстояло так, будто они были полностью независимыми, и их притязания на происхождение от древнего персидского царя Бахрама Чубина выдавали подлинный характер этой национальной иранской реставрации под оболочкой самого ортодоксального ислама.
Возвышение Саманидской династии начинается с того момента, как в 874–875 гг. Наср ибн Ахмед получил от халифа Мутамида в качестве ленного владения Трансоксиану с центром в Самарканде. В том же году Наср назначил своего брата Исмаила вали Бухары. Впрочем, между братьями вскоре вспыхнула война (885, 886) – вечная беда этих трансокианских династий. После смерти Насра (892) Исмаил остался единственным властителем Трансоксианы, и его резиденция Бухара стала отныне столицей Саманидов.
Этот Исмаил (Исмаил ибн Ахмед) (892–907) был великим государем. Он вдвое увеличил свои владения за счет Ирана, благодаря победе, одержанной его войсками возле Балха весной 900 г. над Саффаридом Амр ибн Лейсом, правителем Хорасана, которого он взял в плен. Следствием этой победы стало присоединение им Хорасана. В 902 г. он отобрал у другой династии Табаристан, включая Рей и Казвин. На северо-восточном направлении он в 893 г. предпринял поход в страну тюрок, в сторону Таласа. Он овладел городом Таласом (Аулие-ата), где нашел христианскую общину, очевидно несторианскую, и переделал церковь в мечеть. Из этого похода в тюркскую степь иранский государь возвратился с огромной добычей в виде лошадей, баранов и верблюдов, отобранных у кочевников. Интересно отметить, что он возобновил давнюю политику превентивных контрнабегов, практиковавшуюся некогда великими царями династии Сасанидов на правом берегу Окса. Эта стража на Сырдарье – «стража на Рейне» древних властителей Ирана – теперь приобрела благочестивый предлог – борьбу персидского ислама против языческого либо несторианского тюркского мира. Ситуация изменится, когда тюркские орды пограничья обратятся в ислам. Это обращение, над которым династия Саманидов трудилась с таким рвением, обернется против нее: обращение откроет тюркам настежь двери в мусульманское общество, и в глазах многих вождей другой цели оно не имело.
Максимального территориального расширения владения Саманидов достигают при Насре II ибн Ахмеде (914–943). Ташкент (Шаш) на севере, Фергана на северо-востоке, Рей на юго-западе (этот последний город до 928 г.) входили в состав саманидского государства, которое оказывало сильное влияние на земли вплоть до Кашгарии. Однако переход Насра в шиизм спровоцировал серьезные волнения, повлекшие его отречение от трона. В ту пору трансоксианские иранцы были пылкими суннитами и таким образом стремились дистанцироваться от собственно персов.
Восточный Иран при саманидских эмирах (X в.)
Упадок династии начался с царствования Нуха I ибн Насра (943-954). Иранская военная аристократия устраивала непрекращающиеся мятежи. На юго-западе Саманиды вступили в борьбу с другой иранской династией – Буидами, владевшими Западной Персией; ожесточение в эту борьбу привносил религиозный фактор (Саманиды были суннитами, а Буиды шиитами), являвшийся предлогом для нее, а целью было обладание городом Реем, который неоднократно переходил из рук в руки. Монотонная борьба, интересная только для внутренней истории Ирана, однако она опасно ослабила династию Саманидов перед лицом тюркского мира именно в тот момент, когда переход в ислам многих тюркских банд давал им права проживания в Трансоксиане, в города которой они входили в качестве наемников, без боя получив ключи к цитадели иранизма.
Таков случай будущих Газневидов. В царствование Саманида Абд эль-Малика I (954–961) тюрок-раб Алп-тегин, дослужившийся до командира гвардии, был назначен наместником Хорасана (январь – февраль 961 г.). При следующем Саманиде, Мансуре I ибн Нухе (961–976), он был снят с этой должности, но уехал в Балх, потом, изгнанный из этого города саманидской армией, отправился искать убежища в Газну, в Афганистане (962). Его семья удержалась там, лишь признав сюзеренитет Саманидов над своим новым царством. Но это тем не менее было первое государство, основанное тюрками на иранской мусульманской территории. Алп-тегин умер вскоре после этого (ок. 963 г.?). Но приведеное им в Газну тюркское наемное воинство, уже изрядно исламизированное, возглавляемое с 977 г. другим бывшим тюрком-рабом и тоже профессиональным наемником по имени Себук-тегин, ставшим властителем Тохаристана (Балх-Кундуз) и Кандагара, начало завоевание Кабула.
В царствование Саманида Нуха II ибн Мансура (977–997) феодальная анархия, результат непокорного духа иранской военной знати, стала такой, что в 992 г. один из этих «баронов», Абу Али, в борьбе против своего государя обратился за помощью к тюрку Караханиду Бугра-хану Гаруну, который, как мы увидим, царствовал в Баласагуне на Чу. Бугра-хан совершил поход на Бухару, куда вступил в мае 992 г., но, впрочем, не попытался там закрепиться. В поисках помощи против всех этих мятежей, против тюрок Караханидов Нух II обратился к тюркам Газневидам, которыми в то время правил энергичный Себук-тегин (995). Себук-тегин, примчавшись из Газны, взял династию Саманидов под свое покровительство, но забрал себе Хорасан. Иранское княжество съежилось до Трансоксианы, зажатое между тюрками Газневидами, владыками Афганистана и Хорасана, и тюрками Караханидами, властителями Чуйской и Илийской степей, а также Кашгарии. Вопрос заключался в том, которая из двух тюркских групп нанесет ему смертельный удар.
Этот смертельный удар был нанесен в царствование Саманида Абд эль-Малика II (февраль – октябрь 999 г.) с обеих сторон. Газневид Махмуд, сын и преемник Себук-тегина, разбил его при Мерве и принудил окончательно отдать ему Хорасан (16 мая). А осенью в Трансоксиану вторгся Караханид Арслан Илек Наср, царь Узгенда, в Фергане, который 23 октября 999 г. вступил в Бухару, взял в плен Абд эль-Малика и аннексировал Трансоксиану.
Таким образом, иранское царство Восточного Ирана и Трансоксианы оказалось разделенным между двумя тюркскими мусульманскими правителями: караханидскими ханами Кашгарии, захватившими Трансоксиану, и газневидскими султанами Афганистана, заполучившими Хорасан. Нам остается резюмировать историю двух этих группировок, сыгравших важную роль в завершении тюркизации обоих регионов.
Тюркизация Кашгарии и Трансоксианы: Караханиды
Тюрки-уйгуры, которые после падения их владычества в Монголии обосновались на севере Тарима, в Хочо (Турфане), Бешбалыке (Гучэне) и Куче, тюркизировали эту древнюю тохарскую страну, но, по крайней мере, уважали ее буддистскую и несторианскую веру. Тюрки Караханиды, поселившиеся в следующем веке на западе и юго-западе Кашгарии, в районе Или и Иссык-Куля, напротив, радикально изменили характер страны, потому что обратили ее в ислам. После исламизации в сочетании с тюркизацией в этом уголке Центральной Азии от ее прошлого не осталось ничего.
Нам плохо известны корни Караханидского дома, хотя он доминировал в Кашгарии с середины X по начало XIII в. Возможно, как отмечает Бартольд, Караханиды были одним из кланов Токуз Огузов, отобравшим район Баласагуна (западнее Иссык-Куля) у карлуков[88]. Первый Караханид, о котором упоминается в мусульманских письменных источниках, Сатук Бугра-хан, царь Кашгара, умерший около 955 г. и бывший проводником исламизации своих подданных. Мы видим, что дальше в X в. и на протяжении всего XII в. оазисы Западного Тарима, равно как Чуйская и Таласская долины, были поделены между членами его семьи, которые все уже были мусульманами. Несмотря на принятие ислама, Караханиды не забывали о доставшейся им по наследству вражде тюрок с иранцами, и в этом качестве не упускали случая повоевать против саманидских эмиров Трансоксианы, несмотря на то что те официально считались в Средней Азии главными борцами за суннитскую ортодоксию. Мы упоминали выше, что Караханид Буграхан Гарун, царствовавший в Баласагуне, на Чу, начал на этом направлении серию тюркских вторжений с рейда на Бухару в мае 992 г., впрочем, рейда, не имевшего продолжения. Другой Караханид, царствовавший в Узкенде, в Фергане, Арслан Илек (или Илик) Наср (ум. 1012 или 1013 г.), оказался более удачливым. 23 октября 999 г. он, как мы уже знаем, победителем вступил в Бухару, взял в плен последнего Саманида Абд эль-Малика II и аннексировал Трансоксиану.
К югу от Амударьи, как мы уже говорили, Хорасан, еще один осколок саманидского наследства, попал в руки второй тюркской династии – Газневидов, в то время представленной блистательным султаном Махмудом (998–1030), завоевателем Северо-Западной Индии. Поначалу отношения между двумя домами, которые оба были тюркскими и мусульманскими, были корректными и даже дружественными. Арслан Илек-хан Наср, завоеватель Бухары, отдал свою дочь в жены Махмуду, но согласие длилось недолго. Караханиды, старая династия, владеющая, помимо Кашгарии, древними тюркскими землями по Или и Чу, смотрела на Газневидов, этих бывших рабов, как на выскочек. А Махмуд Газневи, который к своим афганским и хорасанским владениям только что присоединил завоеванный Пенджаб (1004–1005), обогатившийся сокровищами Индии, видевший у своих ног множество раджей и уже сильно иранизированный, Махмуд, находившийся на вершине могущества, смотрел на Караханидов, этих задержавшихся в развитии тюрок из нищих северных степей, как на бедных необразованных родственников, опасаясь их вторжений в свою великолепную индо-иранскую империю. В последнем он не ошибался. В 1006 г., когда он вернулся из похода в Индию, Караханид Арслан Илек Наср вторгся в Хорасан, где разграбил Балх и Нишапур. Вернувшись из Ирана, Махмуд разгромил Илек Насра в Шархийане, возле Балха (4 января 1008 г.), и изгнал его из этой провинции. В этой борьбе Илек Насру помогал его кузен Кадирхан Юсуф, князь Хотана; зато третий Караханид, Туган-хан, родной брат Илек Насра, стал на сторону Махмуда.
Вдобавок к этим семейным раздорам Караханидам, в тот самый момент, когда они вели на линии Амударьи борьбу против Махмуда Газневи, пришлось отражать удар в тыл пекинских киданьских царей, которые в 1017 г., как мы знаем, отправили в Кашгарию свою армию. Это вторжение было отражено правившим в Кашгаре Караханидом Туган-ханом. В.Ф. Минорский недавно обнаружил сведения о посольстве, отправленном пекинским киданьским двором к Махмуду Газневи, очевидно для заключения с последним союза против Караханидов. Правда, Махмуд долгое время был полностью поглощен делами на другом конце своей империи: завоеванием Индии (взятие Танешвара в 1014 г., разграбление Матуры в 1019 г., осада Гвалиора в 1020–1021 гг., разграбление Сомнатха в 1025 г.). В 1025 г., когда его владения раскинулись до Ганга и Малвы, он решил свести счеты с Али-тегином, Караханидом, царствовавшим тогда в Бухаре и Самарканде. Алитегин не смог оказать сопротивления, отступил, и Махмуд вошел в Самарканд. В этот же момент в Трансоксиану вошел другой Караханид, Кадир-хан Юсуф, царь Кашгара. Между ним и Махмудом состоялась вежливая встреча перед Самаркандом, с целью договориться о разделе страны (1025). Но ни у того ни у другого ничего не получилось. Едва Махмуд вернулся в Хорасан, как Али-тегин восстановил свою власть над Бухарой и Самаркандом (1026). Газневидский султан Масуд (1030–1040), сын и преемник Махмуда, вновь выслал против Али-тегина войско, которое снова заняло Бухару, но не сумело в ней удержаться (1032). Али-тегин до самой смерти (1032) оставался властителем Трансоксианы. Через некоторое время после его смерти она отошла к Караханиду из другой ветви, Бури-тегину, называемому Тамгач-ханом, который царствовал в Бухаре с 1041 (или 1042) по 1068 г.
Однако, как мы увидим, в восточноиранском мире произошла важная перемена. 22 мая 1040 г. Газневиды были побеждены в Дандаканской битве возле Мерва другой тюркской бандой, Сельджукидами, которые отобрали у них Хорасан, а их отбросили в Афганистан и Индию. Сельджукский хан Тогрил-бек или Тогрулбек, победитель при Данканакане, затем покорил остальную Персию, вошел в 1055 г. в Багдад и был признан аббасидским халифом как султан, царь востока и запада. Эта огромная тюркская империя, в скором времени протянувшаяся от Амударьи до Средиземного моря, не могла терпеть независимость мелких караханидских ханов в Трансоксиане. Караханиду Шамс аль-Мульк Насру, сыну и преемнику Бури, царствовавшему в Бухаре и Самарканде с 1068 по 1080 г., пришлось в 1072 г. отражать вторжение второго сельджукидского султана Алп Арслана. В этом походе Алп Арслан был убит, но его сын, великий султан Мелик-шах, начал наступление на Самарканд, однако принял просьбу о мире Шамс аль-Мулька, который признал себя его вассалом (1073). В 1089 г. Мелик-шах предпринял новый поход, захватил Бухару, овладел Самаркандом и взял в плен Караханида Ахмеда, племянника и второго преемника Шамс аль-Мулька, которого, впрочем, вскоре восстановил на троне, как своего вассала. С тех пор если караханидские принцы и продолжала править в Бухаре и Самарканде, то только в качестве наместников сельджукских султанов. Трансоксиана превратилась в зависимую от империи турок-сельджуков территорию.
Пока трансоксианская ветвь Караханидов боролась и погибала, илийские и кашгарские Караханиды, остававшиеся в стороне от великих исторических драм, следовали в жизни своим, менее известным, путем. Один из них, Кадир-хан Юсуф, собрал, как мы уже знаем, все семейные владения в тех краях: Баласагун, Кашгар и Хотан. После его смерти двое его сыновей получили: один, Арслан-хан, Баласагун, Кашгар и Хотан (ок. 1032–1055?), другой, Мухаммед Бугра-хан, Талас (ок. 1032–1057). Около 1055 г. последний вновь объединил страну, отобрал у Арслан-хана Кашгарию, но за этим объединением последовали новые разделы. В конце XI в. Баласагун, Кашгар и Хотан вновь оказались объединенными в руках Караханида Бугра-хан Харуна (ум. в 1102 г.), которому посвящена знаменитая тюркская поэма «Кутадгу билиг» («Благодатное знание»), написанная около 1069 г. Юсуфом Хассом Хаджибом Баласагуни.
Благодаря Караханидам тюркско-мусульманское владычество глубоко укоренилось в Кашгарии и в бассейне Иссык-Куля, когда в 1130 г. эти области были завоеваны монгольским «языческим» народом киданей, пришедшим из Пекина. Но прежде чем рассказать об этом перевороте, нам придется вернуться назад и коротко рассмотреть историю турок-сельджуков.
Роль Сельджукидов в тюркской истории
Персидский географический трактат X в. «Худуд аль-Алам»[89] сообщает нам, что в нынешней стране киргиз-кайсаков к северу от озера Балхаш, то есть в Сарысуйских, Тургайских и Эмбских степях, жили тюркские народы огузов или гузов, которые станут известны византийским летописцам под именем узоев (Ouzoi). Лингвисты связывают этих гузов с древними кимаками со Среднего Енисея или Оби, с древними кипчаками, в дальнейшем откочевавшими в южнорусские степи, и с современными киргизами. Это особая группа тюркских народов, отличающаяся от других заменой начального «и» на «дж». Те же самые гузы известны со времен Чингисхана под именем туркменов, а у нас – туркоманов.
В XI в. гузы предстают перед нами, на манер современных туркменов, группой племен, соединенных довольно слабыми узами и часто воюющих каждое за себя. Во второй четверти XI в. их банды ищут удачи, одни в Южной России, другие в Иране. Русские летописи фиксируют их первое появление в Южной Руси в 1054 г.; гонимые другой тюркской ордой, кипчаками, ветвью кимаков со Среднего Енисея или Оби, эти узои, как называют их византийцы, дошли до Нижнего Дуная, перешли его и вторглись на Балканы, где были разгромлены (1065). Другой гузский клан, сельджуки, двинувшийся в другом направлении, имел куда более счастливую судьбу: он завоевал Персию и Малую Азию.
Герой-эпоним сельджуков, Сельджук, сын Токака, прозванного Тимурьялиг, «железный лук», был вождем или влиятельным членом гузского племени киник. До 985 г. он со своим кланом отделился от основных гузских племен и поставил свой лагерь на правом берегу Нижней Сырдарьи, рядом с Джендом, возле Перовска[90]. На основании имен его сыновей – Микаил, Муса, Исраил – был сделан вывод, что они исповедовал несторианство. Данная гипотеза ничем не подтверждается, поскольку эти библейские имена распространены также и среди мусульман, и вполне вероятно, что, поселившись на границе саманидской Трансоксианы, клан Сельджука отказался от старого тюрко-монгольского шаманизма в пользу ислама.
В это время в Трансоксиане иранская династия Саманидов с трудом защищалась от тюркской династии Караханидов с ИссыкКуля и Кашгарии. Сельджуки проявили ловкость, став на сторону иранского государя против своих собратьев. Правда, как заметил Бартольд, эти гузы, едва вышедшие из сарысуйских и иргизских степей и вчера еще язычники, были гораздо большими варварами, чем Караханиды, принявшие ислам более чем за век до того, и относительно цивилизовавшиеся благодаря двойному влиянию: Саманидов с запада и уйгуров с востока. После падения Саманидов, когда за их наследство вели борьбу тюрки Караханиды, ставшие хозяевами Трансоксианы, и тюрки Газневиды, ставшие хозяевами Хорасана, тюрки Сельджукиды шаг за шагом, пользуясь общей неразберихой, расположились в самом сердце Трансоксианы, и в 985 г. мы видим их шатры северо-восточнее Бухары. Около 1025 г. один из вождей, Арслан (на тюркском его имя означает лев) Исраил (по мусульманскому имени), имевший титул ябгу, служил местному Караханиду Али-тегину против Газневида Махмуда. Махмуд взял Арслана в плен, увел к себе в Газну и попытался жестокими репрессиями усмирить остальное племя. Но сам образ жизни этих кочевников исключал применение к ним мер, пригодных для действий против оседлого населения. Кроме того, Газневид в конце концов оставил Караханида Али-тегина правителем Трансоксианы. После смерти Али-тегина сельджуки, предположительно до конца сохранявшие верность ему, восстали против его сыновей и с тех пор стали воевать только за свои интересы. Их вожди – Тогрул-бек, Дауд и Пайгу («ябгу») – попросили у газневидского султана Масуда передать им земли в Хорасане. После отказа султана Тогрул-бек отобрал у него Нишапур (август 1038 г.) и нанес ему поражение при Данданакане, близ Мерва (22 мая 1040 г.), в результате чего Газневиды были отброшены в Афганистан и оказались вынуждены оставить Хорасан потомкам Сельджука.
Сельджуки, эта огузская орда без прошлого, наименее цивилизовавшаяся из всех кочевых кланов, недавно принявших ислам, внезапно оказались хозяевами Восточного Ирана. Эта их нежданная удача могла бы привести цивилизацию к катастрофе, если бы во главе клана не стояло бы несколько умных вождей, инстинктивно понявших превосходство арабо-персидской культуры и, вместо того чтобы разрушать ее, ставших ее защитниками, чтобы разумно управлять завоеванным. Вступив в Нишапур, Тогрул-бек приказал произнести хутбу на свое имя, объявив тем самым, что входит в установленные рамки мусульманских институтов. Впрочем, завоевания продолжались в манере степняков, каждый член семьи стремился что-то захватить для себя лично. Так, признавая первенство Тогрул-бека, действовали его брат Чагры-бек, его кузен по отцу Кутулмыш или Кутлумыш, кузен по материнской линии Ибрагим ибн Инал. Чагры-бек, в частности, овладел Хорезмом (1042–1043). Ибрагим ибн Инал обосновался в округе Рей, но темперамент кочевника взял верх, и его банды совершили такие эксцессы, что Тогрул-беку пришлось прибыть туда и навести порядок. По мере того как Тогрул-бек все глубже проникал в арабо-персидский мир, он начинал использовать некоторые управленческие концепции этих древних цивилизованных стран, которые превращали его из главаря банды в главу государства, абсолютного законного правителя и тем обеспечивали его власть над другими полевыми командирами – его родственниками.
Западная Персия долгое время была под властью чисто персидского дома – Буидов (932–1055). Оставаясь персидским, этот дом продолжал придерживаться распространенной в Персии еретической мусульманской доктрины – шиизма, притом что буидские государи восседали как амиры аль-умара[91] рядом с суннитскими халифами Багдада, которых лишили реальной власти, и в этом напоминали майордомов[92]. Но в XI в. Буиды выродились. В 1029 г. Махмуд Газневи отобрал у них большую часть Персидского Ирака. К моменту вторжения сульджуков последний из Буидов, Хосров Фируз эр-Рахим (1048–1055), вместе с титулом амир аль-умара еще владел Багдадом и Арабским Ираком, Ширазом и Фарсом, а один из его братьев – Кирманом. Любопытно, что этот последний персидский правитель XI в. накануне турецкого завоевания носил имя двух величайших царей сасанидской Персии…
Завоевание Персидского Ирака, несмотря на царившую там анархию, заняло у Тогрул-бека некоторое время, поскольку его банды кочевников-огузов не умели брать города. Исфахан был принужден к сдаче голодом после годичной осады (1051). Тогрулбек, соблазненный оседлой жизнью, сделал его своей столицей. В этих странах, находящихся на стадии политического разложения, феодальной раздробленности и интеллектуальной анархии, тюрок, каким бы грубым и необразованным он ни был, воплощал принцип порядка, который, очевидно, принимался без особого сопротивления. В 1054 г. Тогрул-бек принял клятву верности от азербайджанских владетельных князей (таурисского, гянджийского и др.). Сам аббасидский халиф Аль-Каим и командир его гвардии Бесасири, желавшие избавиться от Буидов, пригласили Тогрул-бека в Багдад, который, войдя в город, воспользовался этими раздорами и низложил последнего Буида – Хосрова Фируза (1055).
В 1058 г. халиф узаконил свершившийся факт, признав Тогрулбека своим светским наместником, с титулом царя Востока и Запада. В тот момент, когда он достиг этого неожиданного величия, Тогрул-бек вел борьбу с мятежом своего кузена Ибрагима ибн Инала, к которому присоединился Бесасири. Тот, воспользовавшись междоусобной войной среди сельджуков, на некоторое время захватил Багдад, объявил низложенным халифа Аль-Каима, слишком благожелательного к Сельджукидам, и перешел в шиизм. В этой опасной ситуации Тогрул-бек проявил хладнокровие и решительность. Сначала он обрушился на Ибрагима ибн-Инала, победил его возле Рея и казнил; затем разгромил у Багдада и убил Бесасири, после чего торжественно вернул халифа в его столицу (начало 1060 г.). Так предводитель мелкой огузской шайки сумел не только дисциплинировать свою орду и превратиться в главу «регулярного» государства, но и получить официальное признание арабского халифата, даже более того: признание суннитского мира, то есть ортодоксальных мусульман, в качестве спасителя и восстановителя халифата.
Таким образом, турецкий султанат заменил персидский эмират в качестве временного двойника арабского халифата, однако срок оказался долгим еще и потому, что новообращенные турки, в отличие от иранских «еретиков», очень удачно приняли именно ортодоксальную веру. Не то чтобы они были фанатиками. Первые сельджукские султаны, происходившие из линии языческих ябгу, были слишком грубы и практичны, чтобы углубляться в идеологические расхождения. Но когда они начали завоевания на западном направлении, то сочли удобным легитимизировать древнюю тюркскую экспансию лозунгом мусульманской священной войны.
Почти без сопротивления, во всяком случае без избыточного насилия, поскольку турок своевременно пришел в уставшее общество, турецкая империя наложилась на империю арабскую, дублировала ее, не разрушая, придала ей новые силы, а от нее получила название и легитимность.
Алп Арслан ибн Чагры-бек (1063–1072), племянник и преемник Тогрул-бека, с самого начала своего царствования довел до конца борьбу с анархическими привычками правящего клана, которому явно не нравилось установление в государстве порядка. Алп Арслану пришлось бороться против своего кузена Кутулмиша (1063-1064), который был убит, и своего дяди Кавурда, пытавшегося поднять мятеж в Кирмане, но прощенного (1064). На западе он заставил правившую в Алеппо мирдазитскую династию признать себя вассалом сельджуков (1070). Его величайшей победой, прославившей его в мусульманской истории, стала битва при Манцикерте (Малазгирте), в Армении, 19 августа 1071 г., в которой он разгромил и взял в плен византийского императора Романа Диогена. Это историческое событие обеспечило в долгосрочной перспективе завоевание турками Анатолии. Однако сразу после победы при Манцикерте сельджуки ограничились завоеванием Армении. С пленным василевсом Алп Арслан обошелся по-рыцарски и скоро отпустил на свободу. Как мы уже знаем, Алп Арслан погиб в 1072 г. во время похода против Трансоксианского караханидского царства. Во внутренних делах этот огузский вождь, «необразованный и, возможно, вообще неграмотный», проявил мудрость, поручив управление выдающемуся министру – персу Низаму аль-Мульку.
Сыну и наследнику Алп Арслана султану Мелик-шаху (1072-1092) в момент смерти отца было всего 17 лет. Его первым походом стал поход на трансоксианского Караханида Шамс аль-Мулька, который воспользовался сменой монархов у сельджуков, чтобы вторгнуться в Восточный Хорасан и оккупировать Балх. Когда Мелик-шах подошел к Самарканду, Караханид запросил пощады и признал себя его вассалом. Мелик-шах совершил ошибку, доверив, в соответствии с огузскими обычаями, управление Балхом своему родному брату Такашу, который не замедлил поднять против него мятеж. Султану пришлось совершить два похода против него, но в конце концов он захватил брата и ослепил его (1084). Потом точно так же поднял мятеж в Кирмане дядя Мелик-шаха Кавурд. Пришлось воевать и с ним. Кавурд был захвачен в плен и удавлен (1078).
Подобные инциденты показали, что, несмотря на мудрое управление министра Низама аль-Мулька, Мелик-шаху с большим трудом удавалось удерживать огузскую орду, вождем которой он был, в рамках арабо-персидского государства, в котором он был султаном. Низам аль-Мульк и его персидские бюрократы старались низвести туркменские банды, составлявшие его народ, на уровень тюркской гвардии, мамелюков X в. при прежних халифах и буидских эмирах; но часто приведение к покорности буйных соплеменников нового султана, равно как и попытки посадить этих вечных кочевников на землю, было делом крайне деликатным. Один лишь султан разделял идеи своего министра по введению в рамки закона, сажанию на землю и иранизации сельджукской орды в рамках персидской монархии традиционного типа. В Исфахане, его столице, среди пышного двора, сам султан с удовольствием и настойчивостью продолжал вести образ жизни шахиншахов Древнего Ирана.
На северо-востоке Мелик-шах, как нам уже известно, совершил второй поход на Трансоксиану против Караханида Ахмеда, племянника и преемника Шамс аль-Мулька (1089). Он взял Ахмеда в плен, но скоро отправил в Самарканд в качестве своего вассала. На западе, в царствование Мелик-шаха, но независимо от него, около 1081 г. его кузен, отпрыск младшей ветви Сельджукской династии Сулейман ибн Кутулмыш, обосновался в Малой Азии, в Никее, отобрав ее у византийцев, неосторожно позвавших его на помощь во время своей междоусобицы. Это стало началом сельджукского Румского (то есть Романского[93]) султаната, который просуществует с 1081 по 1302 г., со столицей в Никее (1081–1097), потом в Иконии (1097–1302).
В целом сельджукское государство, как оседлая держава, контролировало только Персию. В Малой Азии, на древних византийских территориях, захваченных после 1080 г., орудовали автономные гузские банды, возглавляемые либо младшими отпрысками династии Сельджукидов, вроде того же Сулеймана, либо полевыми командирами темного происхождения, каковыми были Дашнимендиты – с 1084 г. эмиры Каппадокии, Севастии (Сиваса) и Цезареи. Их отряды передвигались по этим древним цивилизованным странам наугад, как в киргизской степи. «Гузы, или туркмены, – как прекрасно выразился Бартольд, резюмируя эту историю, – носились по странам, расположенным от Китайского Туркестана до границ Египта и Византийской империи, то как бандиты, действующие в своих собственных интересах, то под командованием своих принцев [Сельджукидов]». Бартольд добавляет, что сельджукские султаны, дабы избавиться от своих «буйных братьев» и помешать им разорять процветающие иранские владения монархов, поселили эти банды недисцлинированых гузов главным образом в приграничных областях султаната, в Малой Азии. Этим объясняется факт, что собственно Персия избежала тюркизации, тогда как Малая Азия стала новым Туркестаном.
А главари банд дрались, деля добычу. После завоевания значительной части Малой Азии Сулейман ибн Кутулмыш ударил по Сирии (1086). Там он столкнулся с младшим братом Мелик-шаха, Тутушем, который с 1079 г. выкроил себе княжество в Дамаске. Рядом с Алеппо между ними произошла крупная битва за право владения этим городом. Сулейман был убит, а Тутуш добавил Алеппо к Дамаску (1086). Он уже был готов основать независимое сельджукское царство, но его брат, султан Мелик-хан, в том же году пришел в Сирию, заставил Тутуша вернуться в Дамаск и приступил к общему перераспределению владений между своими военачальниками (1087).
В общем, Мелик-шах, как и его предшественики, провел жизнь в попытках упрочить турецкое завоевание Сирии, которое принимало вид набегов мелких огузских банд, в зависимости от места кочевки, на владения Укайлидов и Фатимидов на сирийском направлении, и на греческие владения в Малой Азии, используя внутренние раздоры арабского общества там и византийского здесь. Внешнее единство поддерживалось в Персии только благодаря арабо-персидскому аппарату под руководством визиря Низама аль-Мулька, а на востоке и в Сирии только благодаря сабле Мелик-шаха. В Малой Азии, куда не вмешивались ни один ни другой, царила огузская анархия.
После смерти Мелик-шаха в 1092 г. (его визирь умер раньше) анархия наступила всюду. Старшему сыну Мелик-шаха Баркияруку (1093–1104) пришлось бороться с мятежами всех своих родственников. Его дядя Тутуш, который к тому времени снова захватил Алеппо вдобавок к своему Дамаску, пришел оспаривать у него власть над Персией, но был разгромлен и убит возле Рея (26 февраля 1095 г.). Остальное время своего царствования Баркиярук воевал со своими братьями, с которыми в конце концов был вынужден разделить Персию. С этого момента сельджукские владения так и остались разделенными на три группы: Персидский султанат Баркиярука и его братьев; Алеппское и Дамаскское царства сыновей Тутуша; Малоазиатский султанат Кызыл-Арслана, сына Сулеймана.
Судьбы трех этих групп были различны. Сельджукские царства в Сирии (Алеппо и Дамаск) очень быстро арабизировались; кроме того, обе линии Сельджукидской династии, происходящие от Тутуша, были очень скоро ликвидированы собственными мамелюками, тоже тюрками, чья история выходит за рамки нашего иследования. Сельджукский султанат в Малой Азии просуществовал целых два века и оказался устойчивым образованием, поскольку из него впоследствии возникла современная Турция. В Персии, несмотря на образование районов компактного проживания турок (Хорасан, Азербайджан, Хамадан), основное население, как мы увидим, осталось иранским. В Сирии тюркские элементы были слишком немногочисленны, за исключением районов Антиохии и Александретты, чтобы сколько-нибудь значительно разбавить арабскую массу.
В Малой Азии мы, напротив, наблюдаем не только политическое завоевание страны, но и действительное освоение территории тюрками. Туркоманский пастух сменяет византийского крестьянина. Дело в том, что Анатолийское плато по высоте над уровнем моря, по климату, типу растительности является продолжением центральноазиатской степи. Еще Страбон говорил о Ликаонии, нынешней Конье, как о степи. Эта местность и пришедшие из киргизской степи кочевники заранее образовывали гармоничное сочетание. Они расселились там потому, что оказались в родном краю. Можно ли пойти дальше и обвинить их, как это делают, в том, что они неосознанно позволили обработанным землям превратиться в пастбища? Занятие древних провинций Каппадокия и Фригия пришедшими из приаральской пустыни гузами якобы повлекло за собой не только тюркизацию страны, но и ее «степизацию». Когда при Османах турки захватили Фракию, степь пришла за ними и туда: разве мы не видим ее столь характерное лицо с нераспахаными землями и верблюдами прямо у ворот Адрианополя? В действительности упомянутое нами свидетельство Страбона говорит лишь о том, что бассейн озера Татта был полупустынной степью еще во времена Селевкидов, Атталов и римлян. Что же касается опустошения Фракии, то основная причина его в том, что она постоянно становилась полем сражения.
Для завершения картины добавим, что эта тюркизация Анатолии была делом рук не столько самой династии Сельджукидов, сколько местных эмиров и туркоманских кланов, которые зачастую слабо ей подчинялись. Например, с точки зрения культуры анатолийские Сельджукиды имели не меньшее желание иранизироваться, чем их персидские кузены. Поскольку в те времена в западной части Азии не существовало литературного турецкого языка, конийский сельджукский двор принял персидский в качестве официального языка (таковым он оставался приблизительно до 1275 г.). Сельджукская Турция XII–XIII вв. показывает нам персидскую культуру, наложенную на туркоманскую основу. Кей-Хосровы и Кей-Кубады говорили и, главное, писали на персидском точно так же, как говорили на латыни в Польше и Венгрии. Но это несколько искусственное наложение не должно ни вызывать у нас иллюзий, ни скрывать процесс глубокой тюркизации, осуществленной гузскими бандами в Каппадокии, Фригии и Галатии.
В Иране, как мы уже говорили, ситуация была совсем иной, поскольку иранские цивилизация и народ, как этническая общность, были слишком сильны, чтобы их можно было серьезно тюркизировать. Наоборот, это захватчики-тюрки постепенно иранизировались – правящие династии практически сразу, воины через несколько поколений. Но с политической точки зрения Иран отныне был разделен, а степь разлилась по нему. Сельджукское завоевание 1040–1055 гг. открыло двери страны кочевникам. Главы рода Сельджукидов, став общеисламскими султанами, арабскими меликами и персидскими шахами, будут безуспешно пытаться закрыть за собой эту дверь, задвинуть засов, преградить дорогу всем тюрко-монгольским кланам Центральной Азии, которые, воодушевленные их примером, захотят, в свою очередь, повторить их успех. Сельджукидам, ставшим персами, не удастся защитить Персию от тюрок, оставшихся тюрками. Несмотря на всю их добрую волю, несмотря на их «стражу на Рейне» на берегах Амударьи, они были лишь предвестниками всех нашествий хорезмийцев, Чингизидов и Тимуридов.
Если конструктивные усилия сельджукских султанов оказались безуспешными, если им не удалось восстановить в свою пользу прочный каркас сасанидского персидского государства, или неосасанидского, созданного империей Аббасидов в IX в., то причину этого следует искать в неизлечимой семейной анархии, наследии туркоманского прошлого, которое они тащили за собой. Несмотря на личные успехи какого-нибудь Тогрул-бека или Мелик-шаха, они показали себя неспособными надолго возвыситься до арабо-персидского понимания государства, точно так же, как, несмотря на гений Карла Великого, наши Каролинги оказались в конце концов неспособны подняться до римского понятия государства.
Брат и преемник Баркиярука султан Мухаммед (1105–1118) столкнулся со скрытым мятежом арабского халифата. Отношения между исфаханским сельджукидским двором и багдадским аббасидским двором, официально дружеские, разом стали кисло-сладкими, халифы принялись искать возможности избавиться от политической опеки султанов, чего они все-таки добьются во второй половине XII в., по крайней мере в их маленьком светском домене – Арабском Ираке. Разрыв между тюркским султанатом и арабским халифатом, которые Тогрул-бек, как ему казалось, соединил навсегда, все углублялся. Упадок усилился при следующих сельджукских султанах: Махмуде ибн Мухаммеде (1118–1131) и Масуде (1133–1152), которые царствовали в обстановке гражданских войн. Эти султаны, чьей обычной резиденций был Хамадан, в качестве личного домена удерживали только Персидский Ирак. Прочие провинции – Азербайджан, Моссул, Фарс и др. – подпали под власть наследственной и воинственной тюркской феодальной знати, представители которой известны под титулом атабеков. Из этих атабеков азербайджанские в конце концов стали играть при последних Сельджукидах роль майордомов. Таков был атабек Азербайджана Ильдегиз (ум. в 1172 г.) при султане Арслан-шахе (1161–1175), потом атабек Пехлеван (ум. в 1186 г.), сын Ильдегиза при султане Тогруле III (1175–1194). Когда Тогрул III попытался освободиться от этой опеки, атабек Кызыл-Арслан, брат и преемник Пехлевана, захватил его в плен (1190). Лишь после смерти Кызыл-Арслана (1191) Тогрул III, государь, в котором что-то еще оставалось от пылкости великих Сельджукидов XI в., восстановит свою независимость в собственном домене – Персидском Ираке. Но эта запоздавшая и сильно ограниченная территориально реставрация была недолгой. В 1194 г. Тогрул III, как мы увидим, погибнет от рук тюрок-хорезмийцев, которым было суждено в конце концов стать наследниками Сельджукидов в их ближневосточной империи.
Султан Санджар и стража на Оксе
Последний великий султан Сельджукид, Санджар, младший сын султана Мелик-шаха, пытался остановить вырождение своего дома. Отважный, щедрый и рыцарственный, он был образцом иранизированного тюрка, ставшего защитником персидской цивилизации и оставшегося одним из ее легендарных героев, таким же, как персонаж «Шахнаме».
При разделе владений между сыновьями Мелик-шаха Санджар, совсем юный (ему было лет десять – двенадцать), получил в управление Хорасан с главной резиденцией в Мерве (1096). В 1102 г. ему пришлось защищать свой удел от вторгнувшегося в него караханидского хана Кашгарии, Кадыр-хана Джибраила, которого он разгромил и убил близ Термеза, а потом посадил в качестве своего вассала на трон Трансоксианы местного Караханида, Арслан-хана, бежавшего оттуда накануне вторжения. В 1130 г. он поссорился со своим протеже Арслан-ханом, взял Самарканд, низложил хана и заменил его другими караханидскими принцами, Хассан-тегином, потом Рокн ад-Дин Махмудом (последний царствовал с 1132 по 1141 г.). Также Санджар вмешался в междоусобную войну газневидских принцев в Афганистане. В 1117 г., выступив против Газневида Арслан-шаха, он овладел Газной и посадил на трон другого принца этого дома – Баграм-шаха. Таким образом, в это время он стал сюзереном газневидского Афганистана и караханидской Трансоксианы, властителем огромного восточноиранского султаната.
Среди вассалов Санджара был хорезмийский шах, тюрок Атсыз (1127–1156). Стремившийся к независимости Атсыз в 1138 г. был разбит при Хазараспе Санджаром, который его изгнал. Впрочем, Атсыз вскоре вернулся и получил от султана великодушное прощение (1141). Но вскоре для Санджара наступила пора неудач. В том же году, как мы увидим, в Трансоксиану вторглись каракитаи, эмигрировавшие из Китая и дошедшие до Иссык-Куля; такие соседи были тем более опасны, что этот народ монголоидной расы по-прежнему оставался «языческим», то есть буддистским, и этим повергал мусульманский мир в ужас. Санджар со своей обычной отвагой двинулся навстречу каракитаям, но 9 сентября 1141 г. потерпел тяжелое поражение при Катване под Самаркандом и вынужден был бежать в Хорасан[94]. Вся Трансоксиана попала во власть каракитаев. Хорезмшах Атсыз воспользовался этим, чтобы поднять мятеж, вступил в Хорасан и ненадолго захватил Мерв и Нишапур, впрочем, он не сумел там удержаться, когда Санджар предпринял контрнаступление. Санджар дважды (1143–1144 и 1147) вторгался в Хорезм и во второй раз под стенами Ургенча сумел заставить Атсыза вернуться в вассальную зависимость. Но героизм великого султана истощался перед непрерывно возникающими все новыми трудностями. Скоро появилась неожиданная опасность. Племена огузов, или гузов, то есть того же происхождения, что и сельджукский народ, кочевавшие в окрестностях Балха, взбунтовались против Санджара, пытавшегося заставить этих кочевников соблюдать персидские законы и платить налоги, захватили его в плен и принялись грабить Мерв, Нишапур и другие города Хорасана (1153). Султан смог освободиться только в 1156 г. и в следующем году умер накануне полного крушения дела своей жизни.
Усилия Санджара построить в Восточном Иране устойчивое сельджукское государство потерпели неудачу. Мятеж гузов показывал трудность втискивания в арабо-персидские административные рамки кочевых племен, вовлеченных кланом Сельджукидов в завоевание Ирана. Традиционные персидские административные правила, принятые и поддерживавшиеся Сельджукидами, не пережили падения различных ветвей этой семьи (1157 г. в Иране, в 1194 г. в Персидском Ираке, в 1302 г. в Малой Азии), а едва рухнули декорации, едва исчез неоперсидский султанат, от завоевания Ирана в 1040 г., завоевания Малой Азии в 1072–1080 гг. осталось лишь чередование тюркских племен: от гузов в 1050 г. до банд Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу в XV в., от Караманов до Османов, которые оспаривали друг у друга Иран и Малую Азию в традиционной для всех пришедших из дальних степей Центральной Азии кочевников манере. Так что, вопреки желанию Сельджукидов, этих столь быстро иранизировавшихся тюрок, их триумф в Иране и Малой Азии – мы намеренно возвращаемся к этому важнейшему пункту – имел важные экономические и социальные последствия – превращение Ирана и Малой Азии в продолжение степи. В данном случае человеческий фактор жестоко повлиял на растительный мир. То, что мы говорили о Малой Азии, еще более справедливо для Ирана. Таджик может продолжать в окружающих города оазисах возделывать прекрасные кипарисовые и розовые сады, воспетые Омаром Хайямом и Саади. За воротами города, когда последние сады оставались позади, начинается степь с ее кочевыми племенами, перегоняющими свои стада и устанавливающими возле источников воды свои передвижные поселения из черных шатров. Какой-нибудь особенно умный племенной вождь – ибо у всех этих тюрок имеется врожденная способность к управлению – периодически может заставлять оседлое население признавать себя царем, и в этом у него имеется огромная заслуга – он прекращает внутренние раздоры. Оба общества: оседлых таджиков и кочевников с черными шатрами – на короткое время «соединяются»; а потом все рушится, движение кочевых народов возобновляется, понятие о государстве забыто до того момента, когда история повторяется с оседания на землю очередного кочевого клана, захватившего корону. Действительно, этот цикл никогда не прерывался. Как мы видим, для того чтобы он возобновлялся извне, с XI по XVI в. на краю киргизской или туркоманской степи периодически, на границе цивилизации, появляется новая орда, требующая своего места в устоявшемся сосуществовании двух та джиков – оседлого и кочевника.
Этот двойной феномен проявился еще при жизни султана Санджара. После него хорезмшахи, тюрки по происхождению, как и Сельджукиды, продолжили его попытки создать в Восточном Иране великую тюрко-персидскую империю – тюркскую по военной структуре, персидскую по гражданскому аппарату. В это же самое время пришедший с Дальнего Востока народ каракитаев, не тюркского, а монгольского происхождения, завладел Восточным Туркестаном, и его появление предвещало за сто лет заранее приход всеобщего степного ополчения – монголов Чингисхана.
Прежде чем перейти к новой стадии истории Азии, подведем этнический баланс сельджукской авантюры. Баланс этот в целом весьма парадоксален. Действительно, примечательно, что Сельджукиды, эти туркоманы, ставшие персидскими султанами, не тюркизировали Персию, очевидно, потому, что нисколько к этому не стремились. Напротив, это они, как мы знаем, добровольно сделались персами и, в духе древних великих царей Сасанидов, стремились защитить иранское население от грабежей со стороны гузских банд, спасти иранскую культуру от туркоманской угрозы[95]. Тем не менее – и это, вероятно, самое долгосрочное следствие поражения Санджара от гузов в 1153 г. – они не смогли помешать этим туркменам компактно поселиться к югу от Амударьи в ее нижнем течении, между плато Усть-Урт и Мервом, в регионе, который с тех пор совершенно деиранизировался и стал Туркменистаном. С другой стороны, на Анатолийском плато туркоманские банды, возглавляемые младшими отпрысками династии Сельджукидов, действительно полностью тюркизировали эти бывшие византийские земли, сделав их, от времен конийских султанов до Османов и Мустафы Кемаля Ататюрка, истинной Турцией.
Империя каракитаев
Для того чтобы понять переворот, произошедший в Восточном Туркестане во второй четверти XII в., необходимо рассмотреть радикальные изменения, произошедшие в Северном Китае в то время. Напомним, что с 936 по 1122 г. народ монгольского происхождения, кидани, происходивший с западного берега Ляохэ, правил в Пекине, в северных округах Хэбея и Шаньси, а также в Джехоле и Чахаре, которыми он уже владел. Между 1116 и 1122 гг. были изгнаны чжурчжэнями, или Цзинями, тунгусским народом, который вместо них стал править Северным Китаем.
Большая часть народа киданей продолжала жить на положении цзиньских вассалов в первоначальном старом владении этого народа, между юго-западом Маньчжурии и востоком современного Джехола. Но часть киданей ушла искать счастья на запад, на север Тарима, где турфанские, бешбалыкские и кучанские тюрки-уйгуры признали их сюзеренитет. Вероятно, что около 1128 г. первая киданьская банда проникла оттуда в Кашгарию, но была отбита караханидским ханом Кашгара Арсланом Ахмедом. Киданьские эмигранты под предводительством принца их царской династии, называемого по-китайски Елюй Даши, оказались более удачливыми на северо-западе, где в Табаргатае они основали на реке Эмель город возле современного Чугучака[96]. К западу от Иссык-Куля Карахинду, царствовавшему в Баласагуне, в тот момент одновременно угрожали тюрки-карлуки с Нижней Или и тюрки-канглы из Северного Приаралья. Он обратился за помощью к вождю киданей Елюй Даши. Тот примчался, низложил неосторожного Караханида и сел на его место. Так Баласагун стал столицей Елюй Даши, принявшего тюркский императорский титул гурхана или царя мира, который после него носили его потомки. Вскоре после этого новый гурхан признал над собой сюзеренитет местных Караханидов, царствовавших в Кашгаре и Хотане. Новая киданьская империя, основанная в Восточном Туркестане, известна в мусульманской истории под названием Каракитайской империи («китан или черный китан), которым мы и будем ее называть впредь.
Кидани, как уже говорилось, были монгольского происхождения. За свое двухвековое владение Пекином они заметно китаизировались. Их эмигранты, хотя и жили теперь в Туркестане, среди тюркских мусульманских народов, упорно не желали воспринимать ни ислам, ни арабо-персидскую культуру, поскольку были ориентированы на китайскую цивилизацию, буддистскую или конфуцианскую, «языческую», как ее определяли мусульмане. Размер налогов, как и в Китае, зависел от положения семьи на социальной лестнице. В отличие от других кочевников, гурханы не создавали феодов и уделов в пользу младших членов своей семьи – пожалуй, наиболее зримое доказательство сохранения китайских принципов управления государством. Возможно даже, как предполагает Бартольд, языком администрации был китайский. Отметим, что рядом с буддизмом в империи каракитаев процветало христианство. В Кашгаре той эпохи мы видим епископа; также в это время на Чу появляются древнейшие христианские надписи.
Таким образом, основание Каракитайской империи предстает как реакция на предпринятую Караханидами исламизацию.
Первый гурхан каракитаев, Елюй Даши (ок. 1130–1142), укрепив в ущерб восточным Караханидам свою власть над районом Иссык-Куля и Кашгарией, напал на западных Караханидов, обосновавшихся в Трансоксиане, за которой находился восточно-иранский сельджукидский султанат, в котором еще царствовал Санджар. В мае – июне 1137 г. он разгромил при Ходженте, в Фергане, самаркандского Караханида Рокн ад-Дин Махмуда. Султан Санджар, пришедший на помощь своим трансоксианским вассалам, сам был разбит каракитаями при Катване под Самаркандом (9 сентября 1141 г.). Бухара и Самарканд перешли из-под сельджукского сюзеренитета под сюзеренитет гурхана, который, впрочем, оставил во втором из этих двух городов править местных Караханидов на положении своих вассалов. В том же 1141 г. каракитаи вторглись в Хорезм. Хорезмшах Атсыз также вынужден был признать себя их данником. Преемник Атсыза хорезмшах Арслан (1156–1172), хотя и мечтал наследовать Сельджукидам в качестве правителя Восточного Ирана, почти всю жизнь вынужден был оставаться данником гурхана.
Теперь Каракитайская империя простиралась от Хами до Арала и Ходжента, а ее вассальные владения от Верхнего Енисея до Амударьи. С точки зрения мусульман эта гегемония монгольского языческого дома на тюркской мусульманской земле была серьезным регрессом и огромным скандалом. Каракитаи продолжали ориентироваться не на мусульманский мир, а на Китай, у которого заимствовали свою культуру. Елюй Даши, первый гурхан, был известен как человек, получивший очень хорошее китайское образование. Со своей стороны Китай продолжал интересоваться потомками бывших правителей Пекина, тогда как арабо-персидская историография относится к ним с некоторым презрением. В результате их имена нам известны только в китайской транскрипции. После смерти гурхана Елюй Даши (приблизительно февраль 1142 г.) его вдова Табуян стала регентшей империи (1142–1150). Затем начал самостоятельно царствовать их сын Елюй Илия (1150–1163). После смерти Илии его сестра Елюй Ше, или Пусувань, осуществляла регенство (1163–1178), пока войско каракитаев ходило в Хорасан грабить Балх (1165). Наконец, Елюй Чжулху, сын Илии, лично правил с 1178 по 1211 г. При этом последнем государе Каракитайская империя вступила в конфликт со своими вассалами хорезмшахами; конфликт этот, возникший в тот самый момент, когда начались монгольские завоевания, в скором времени привел к гибели обоих противников, а выгоду из этого извлекли одни лишь монголы.
Государство хорезмшахов
В противоположность языческой и китаизированной монгольской империи каракитаев, держава хорезмшахов представляла тюркский исламский мир, особенно с тех пор, как смерть Сельджукида Санджара, не оставившего наследников (1157), оставила вакантным первое место в Восточном Иране. Говоря по правде, прежнее царство Санджара, Хорасан, было в некотором смысле ничейной территорией, на которой, со времени их неожиданной победы 1153 г., хозяйничали огузские вожди, в большей или меньшей степени признавая над собой сюзеренитет хорезмшахов.
После смерти хорезмшаха Арслана (1172) началась борьба за престол между двумя его сыновьями, Такашем и Султан-шахом. Проиграв, Такаш бежал к каракитаям. Каракитайская регентша Елюй Ше отправила своего мужа во главе армии в Хорезм восстановить на троне Такаша и изгнать Султан-шаха, что и было сделано (декабрь 1172 г.). Но хотя Такаш и был обязан троном каракитаям, он очень скоро выступил против них из-за их требований уплаты дани, после чего каракитаи, резко изменив свою политику, поддержали в борьбе против него его брата Султан-шаха. Хотя им и не удалось восстановить его на хорезмском троне, они предоставили ему войско, с которым он начал завоевание Хорасана (взятие Мерва, Серахса и Туса, 1181). Султан-шах царствовал в Хорасане до своей смерти в 1193 г., а после Такаш присоединил весь Хорасан к своим хорезмийским владениям.
Едва став владыкой Хорасана, Такан вторгся в Персидский Ирак, остававшийся, как мы уже знаем, доменом последнего сельджукского султана Тогрула III. В решающей битве при Рее 19 марта 1194 г. Такаш победил и убил Тогрула. Эта победа, положившая конец сельджукскому владычеству в Персии, отдала хорезмшаху Персидский Ирак с Реем и Хамаданом.
Такашу наследовал его сын Ала ад-Дин Мухаммед (1200–1220). При нем государство хорезмшахов достигло своего апогея и стало самой мощной державой Средней Азии. Первым его шагом стало завоевание у Гуридов Афганистана.
Дело в том, что, пока два предшественника Мухаммеда закладывали в низовьях Амударьи основы империи хорезмшахов, еще одна могущественная мусульманская держава возникла в Афганистане. До того эта страна принадлежала тюркскому дому Газневидов, также владевшему Пенджабом в Индии. Около 1150 г. афганский клан Сури поднял в Гурских горах между Гератом и Бамианом мятеж против газневидских султанов. Вождь Гуридов Джахансуз в этом году разграбил султанскую столицу Газну, которая в 1173 г. была окончательно оккупирована его преемником Гияс ад-Дином. Газневидские султаны бежали в Пенджаб, в Лахор, оставив Афганистан Гуридам. В царствование знаменитого Гияс ад-Дина Мухаммеда Гури (1163–1206) гуридская империя необычайно далеко расширилась на восток: Мухаммед сверг с престола последних пенджабских Газневидов и аннексировал эту область (1186), завоевал у индусских раджей бассейн Ганга (1192–1203). В этот момент на него и напал его тезка – хорезмшах Мухаммед.
Первое сражение между двумя Мухаммедами, состоявшееся на Амударье, принесло победу Гуриду, который отправился грабить собственно Хорезм (1204). Хорезмшах Мухаммед позвал на помощь своего сюзерена гурхана каракитаев. Тот послал ему армию под предводительством некоего Тайанку-Тараза и другого своего вассала – Караханида Отмана, правителя Самарканда. С этим подкреплениями хорезмшах разбил Гуридов при Хазараспе и изгнал их из страны (1204). Каракитаи продолжили преследование Мухаммеда Гури и окончательно разгромили его при Андхое, западнее Балха (сентябрь – октябрь 1204 г.). Эта победа ознаменовала окончательное установление превосходства хорезмшахов над Гуридами. Однако лишь после смерти Мухаммеда Гури (13 марта 1206 г.) хорезмшах Мухаммед отобрал у Гуридов Герат и сам Гур (декабрь 1206 г.). В 1215 г. хорезмшах завершит завоевание Афганистана, отняв у них еще и Газну.
Победой над Гуридами хорезмшах Мухаммед был обязан своему сюзерену – гурхану каракитаев, но его благодарность была короткой. Достигнув такой степени могущества, он считал нетерпимым, чтобы он, император мусульман (приблизительно в это время он принял титул султана), властелин двух третей Ирана, оставался вассалом и данником этих монголов-«язычников». Караханидский принц, правитель Самарканда Отман ибн Ибрагим (1200–1212), разделял эти чувства. В 1207 г. хорезмшах Мухаммед по предварительной договоренности с ним оккупировал Бухару и Самарканд и заменил каракитайский сюзеренитет над ними своим собственным. Таким образом, хорезмийская держава охватила всю Трансоксиану. Каракитаи незамедлительно отреагировали на это. По утверждению Джувейни, они даже вступили в Самарканд, но их полководец Тайанку в конце концов был взят в плен хорезмийцами в ходе сражения в Иламишской степи возле Анджинана в Фергане или в Таласской степи (1210)[97].
Мухаммед отразил наступление каракитаев с помощью самаркандского князя, Караханида Отмана, который переметнулся от гурхана к нему. Но в 1212 г. Отман, уставший повиноваться хозезмийцам, поднял мятеж. Мухаммед выступил на Самарканд, захватил его, отдал на разграбление, а Отмана казнил. Так закончил жизнь последний представитель династии Караханидов, более двух веков правившей Туркестаном (1212).
Наконец, в 1217 г. Мухаммед совершил триумфальный рейд через всю Персию, в ходе которого принимал клятвы в верности от управлявших персидскими провинциями тюркских атабеков, или губернаторов, ставших независимыми наследственными князьями, таких как, например, фарсийские Сальгуриды. Он дошел до Хольвана в Загросе на границе домена аббасидского халифата в Арабском Ираке. Даже атабек Азербайджана (Тебриза), области, в которую Мухаммед с войском не входил, неожиданно признал себя его данником. С 1217 г. тюркская хорезмийская держава, ограниченная на севере рекой Сырдарья, на востоке – горами Памира и Вазиристана, на западе Азербайджаном, Луристанскими и Хузистанскими горами, включала в себя Трансоксиану, почти весь Афганистан и практически всю Персию.
И тут она столкнулась с Чингисханом.
Из вышеизложенного следует выделить тот факт, что к моменту вторжения монголов хорезмийская империя была совсем новым государственным образованием, приобретшим окончательную форму всего за несколько лет до того. У нее не было времени приобрести прочность, она оставалась совершенно неорганизованной. И если это неготовое государственное здание рухнуло от первого же удара, словно карточный домик, нет оснований восхищаться в связи с этим стратегией Чингисхана. Единственным связующим элементом между различными частями этой так называемой хорезмийской империи являлась личность самого султана Мухаммеда, который, будучи восточным государем, к которому фортуна длительное время оставалась благоприятной, в действительности был человеком слабовольным, легко переходящим от энтузиазма к отчаянию. Следует помнить, что к моменту, когда Чингисхан предпринял завоевание этой империи, Бухара и Самарканд принадлежали хорезмийцам всего восемь лет, к тому же второй город был присоединен после штурма и жестокой резни его жителей; Афганистан был полностью присоединен к Хорезму только за четыре города до вторжения войск Чингисхана (Газна в 1216 г.); Восточная Персия окончательно стала хорезмийской только за три года до того (1217). На самом деле, вопреки утверждениям историков, во время вторжения Чингисхана существовала не хорезмийская империя, а лишь ее зародыш в начальной стадии развития, еще лишенный государственного скелета. Чингисхан будет действовать совсем иначе, когда перед ним окажется настоящее государство, вроде царства Цзинь в Северном Китае…