— А вы откуда знаете, как бы ему хотелось?
— Ну, подумайте сами, — он придвинулся ближе. — Вы бы как хотели: чтобы убитую вами женщину обнаружили сразу или через 12 часов?
— Я бы хотела, что бы ее вообще не обнаружили, поэтому я бы ее закопала, а пока бы вы ее искали, я бы уже на Канары смоталась. И убила бы я не беззвесную уборщицу, а миллионершу какую-нибудь, и сначала я бы ее ограбила! А уж потом…
— Ну хватит, хватит, — примирительно предложил Геркулесов.
— А вот будет знать, как меня с маньяком сравнивать! — все больше горячилась я. — А то разболтался! Его послушать, так я недоразумение, а какой-то психопат образец здравого смысла! Так вот знайте, не логично убивать несчастных уборщиц! Потому что смысла в этом никакого нет! — выкрикнула я фальцетом и устало замерла.
Геркулесов ласково погладил меня по рукаву, погладить по руке у него смелости не хватило. Я была ему благодарна за то, что он ни сколько не обиделся и, кажется, даже понял, что эта недолгая вспышка темперамента — не признак дурного нрава, а следствие пережитого стресса.
Я пришла в себя, высвободила свой рукав из его пальцев, и уже спокойно спросила:
— Значит, вы думаете, что в нашем НИИ орудует маньяк?
— Да, — горячо согласился он. Потом, опять понизив голос до шуршания автомобильных шин, добавил. — Вообще-то так считаю только я. Наш пахан… ну тот, которого вы сегодня видели, старший следователь Русов, он так не думает.
— А что он думает? Что двум уборщицам некий канадский миллионер оставил наследство, и их родственники, сговорившись, решили их порешить? — насмешливо осведомилась я. Мне теория Геркулесова показалась более чем перспективной. Кто же еще может резать уборщиц, если не серийный убийца-психопат.
— А думает он… — Начал, было петь, Коленька, да вовремя одумался. — О чем он думает, я вам сказать не могу. Сами понимаете, тайна следствия.
— Ладно, не говорите. Но знайте — я согласна с вами целиком и полностью, — проникновенно заверила я Геркулесова и продолжила выуживать у него сведения. — А, скажите, — я немного замялась, боясь смутить его, — жертвы были изнасилованы?
— Нет.
— Ни до, ни после?
— Вообще нет следов проникновения.
— Странно.
— И не говорите, — воскликнул он. — Ну и маньяки пошли!
— Импотенты, — фыркнула я, потом, еще чуть-чуть подумав, спросила. — Думаете это тот, кто подглядывает за нами в туалете?
— Я этого не исключаю.
— А я всегда считала вуайеристов безобидными.
— Вполне возможно, тот человек таился в кабинках не для того, чтобы получить удовольствие при созерцании ваших… М… Прелестей. Может, он подкарауливал жертву. А когда понял, что днем ни на кого напасть не удастся, решил проделать это в нерабочее время.
И вдруг меня осенило:
— Так мы можем спокойно его вычислить! Это кто-то из нашего отдела, ведь в институте, кроме нас, никого не было.
— В круг подозреваемых входят 26 человек.
— 26? — удивилась я.
— Вас 24, вахтерша и диспетчер.
— А не желаете сократить круг до 5?
— Почему до 5?
— Женщин надо исключить, это мужик, я чувствую.
— Я тоже так думаю, но совсем исключить… А почему до 5? Даже если это мужчина, их было 12.
— Бывшие работники не в счет. Они не имели допуска в институт до сегодняшнего дня. Первое убийство произошло в понедельник, помните?
— Помню. — Он был расстроен, как же, сам до этого не додумался.
Тем временем мы подкатили к подъезду моего дома. Водитель заглушил мотор, обернулся.
— Здесь?
— Да, спасибо. — На прощание я спросила у Геркулесова. — Значит, мы должны вычислить, кто из пятерых моих коллег является маньяком?
Он кивнул. Я вышла.
На том день и кончился.
Четверг.Бесполезный дедуктивный метод
С тех пор, как я начала мимоходом находить потрошеные трупы, я стала самой популярной личностью в институте. Сразу я всем понадобилась, все захотели со мной дружить, каждая любопытная варвара теперь за счастье бы посчитала общение со мной. Еще меня зауважали, это уже за мою осведомленность о ходе расследования. Даже мои товарки теперь не смели учить меня жизни и тыкать носом в огрызки, оставленные мною на клавиатуре компьютера. Мне бы радоваться, но обстановочка к радости не располагала.
В нашей комнате на протяжении всего утра стояла унылая тишина. Мерно тикали часы, стучали друг о дружку Марьины спицы, за окном приглушенно грохотали трамваи. Никогда еще в нашей шумной обители не было так по-похоронному тихо. Обычно в ней стоял невообразимый гвалт и постоянно слышался смех. Главным шумопроизводителем была Маруся, которая если уж говорила, то так, что слышали люди за стенкой, если хохотала, то до колик, а уж если кричала, то дребезжали стекла и закладывало уши, словно в нашей комнате взлетел реактивный самолет. Княжна, опять же, отправляла нас на галеры очень экспрессивно, а Маринка, когда я ее выводила из себя, (делала я это по 5 раз на дню) громыхала ящиками и хлопала дверьми так сильно, что на стене качались мои поблекшие акварели.
Да и сама я человек довольно смешливый, шумный, а иногда и несносно шумный. Помню, в детстве мне за это сильно доставалось от мамы. Она, видите ли, родила дочь, чтобы ей гордится, а с такой девочкой (и она стучала пальцем по моему лбу) можно со стыда сгореть. То она орет, как резанная, на уроке физкультуры, то свистит на чтении, а что она творит, когда возвращается домой… После этих слов мама обычно замолкала, потому что ничего особенно отвратительного я дома не делала, так, побью какую-нибудь посуду, сломаю табуретку, поиздеваюсь над котом. Но ничего из ряда вон выходящего.
Правда один раз я сильно подмочила свою репутацию, побив на маминых глазах соседа по парте. Мальчиком он был жутко противным, глупым и злым, за это я ему и врезала по дороге из школы, но как на грех, в это время родительница моя стояла у окна и наблюдала, как ее милое чадо возвращается домой.
Матушка умильно следила, как я бегу по дорожке, помахивая портфелем, как весело подпрыгивают мои косички, как мило (ей показалось, что мило) я беседую с одноклассником… И вдруг как развернусь и как вмажу ему портфелем по хребту, а потом еще раз. Третий удар я нанести не успела, мама, вылетевшая из подъезда, как вездесущий Бэтмен, уволокла меня, отбивающуюся и норовящую хотя бы лягнуть противника, в дом.
Разве такое поведение достойно воспитанной девочки? — вопрошала мама, втащив меня, уже спокойную, в квартиру. Я честно отвечала, что если и не достойно, то приемлемо. Где это написано, что девочка, хоть бы даже и отличница, должна быть тихой, как мышка, и бессловесной, как арабская наложница.
После этого мы постоянно спорили на эту тему, но споры так ни к чему не привели: маму мои аргументы не делали лояльнее, а меня — ее наставления покладистее. Так мы провоевали до 10 класса. А в 10-ом, когда я единственная из 30-ти учеников принесла «неуд» по поведению, мама от меня отстала, и прекратила ходить на родительские собрания, дабы не сгореть от стыда прямо за партой. С тех пор мы стали жить без войн. Чем очень порадовали бабушку.
Но вернемся непосредственно к повествованию, а именно к унылому утру четверга, когда мы сидели в своей комнате и даром убивали время. Вернее, убивали его мои подружки, я же напрягала свои извилины, да так настойчиво, что мне даже показалось, будто моя черепная коробка начала потрескивать и искриться от напряжения. И довел меня до такого умственного напряга всего лишь один (но какой!) вопрос — кто из мужчин моего отдела является убийцей-маньяком.
Вроде, мужики все приличные, предсказуемые, добродушные. Милые ребята, одним словом. Но ведь кто-то из них все-таки укокошил двух уборщиц. Кто-то… Но кто?
Я решила проанализировать все имеющиеся в моем распоряжении сведения, подключить интуицию, врубить на полную воспетую сером Конон Дойлем дедукцию и вычислить маньяка. Для этого мне понадобилось уединение, и я уединилась под розаном. Удобно села, вытянула ноги, положила под бок подушечку. Конечно, мне не хватало камина, пледа и трубки, но уж чего нет, того нет. Я закрыла глаза и погрузилась в думы.
Итак, пятеро. Начальник, два программиста, два электроника. С кого начать? Пожалуй, с начальника.
Иван Львович Кузин был нашим руководителем на протяжении последних 5 лет. Ходой, высокий, аккуратно одетый, курящий и пьющий в меру. Лет ему было за 50. Он? Вряд ли. Тихий, спокойный человек, который даже поругать нас толком не может. Но педант и несусветный жадина. Из таких, про которых говорят «За копейку удавится».
Тут моя бурная фантазия не удержалась и выдала: Иван Львович пыряет уборщицу ножом за то, что она выбросила в урну его любимый десятилетней давности башмак (левый он потерял два года назад, когда возвращался в подпитии с работы, но оставшийся, пусть и не нужный, но еще хороший, не рваный выкинуть жадничал, думал — а вдруг когда пригодится). Картинка получилась жуткой, и не слишком правдоподобной, но кто знает, какие страсти бушуют в душе скряги и зануды Кузина.
Значит, начальника исключать не будем.
Дальше по табельному списку программист Зорин. Круглый, как шар, бородатый, кудревато-лохматый, умный до неприличия, и до неприличия странный. Странности у него две: (вернее, их гораздо больше, но другие как-то теряются на фоне основных) стоит ему выйти из-за компьютера, он тут же засыпает, в любом положении и при любом шуме — это первая; а вторая — когда он не спит и не работает, он поет. Ходит по коридору — поет, кушает — поет, в туалете, говорят, тоже поет. А так как на Лучано Поворотти он не тянет, не смотря даже на его внешнюю с ним схожесть, то, можете себе представить, как нас его странности достали.
Вот он, уж точно, не мог! Не верю я, что такой сонный соловей может совершить злодейство.
Потом я осеклась… А ведь мог. По крайней мере, возможность у него была. Я помню, как он пропал минут на 40. Все тогда сидели за столами, а он тихонько выскользнул из зала и пропал на долго. Что он делал в это время? Он не курит, звонить ему некому — семьи нет, по нужде сходить за 40 минут можно раз 15. Не уснул же он на унитазе! Хотя…