Истолченная мгла просыпается
сквозь решетку в стеклянном огне —
это птица-игла просыпается
и летит к истончённой луне.
Растворяется блещущий зрак —
растворяется свищущий мрак.
Здравствуй, мгла моя, ясная, зимняя,
здравствуй, ночи светящийся шар, —
это птица-игла-Полигимния
возвращается в белый пожар.
Зелен ветер на снежном плацу —
ловит волк роковую овцу.
В Америке
1
Мы пóлночи обведены стеной,
а в ней дощатый дождь, заборы повторяющий —
дощатый дождь, сжигаемый луной
и алюминьевой золою воспаряющий.
Парящий сад в смятении своем
скачет пред Г-дом все полоумнее —
в Америке полночной мы живем
где полный месяц полнолунье.
В саду прозрачных коников скачки́
И призрачные скáчки конников,
А мы глядим, как дети и зрачки —
столетники с горящих подоконников.
2
в америке где грыжеваты
и дрожжеваты облака
вспенённый крест из жидкой ваты
на небе ширится пока
из каменного перелеска
где смертью поят зеркала
не вылетит кусочек блеска
и не дожжет его дотла —
– в америке где полудённый
огонь сжижается в дыму
и крыж вспенённый полутемный
над ней снижается во тьму
и перелесок шлакоблочный
весь в искрах гаснет надо мной —
– в америке светло-полночной
во тьме ее полудневной
На вечере международной поэзии (три эпиграммы)
старое остекленевшее мясо
из пустоты надутого пуза
восхищенно попaхивает по-французски
старый обызвествленный разум
из пестроты надутого паха
возмущенно попыхивает по-итальянски
старая окостеневшая совесть
из простоты надутого сердца
воспрещенно попукивает по-кастильски
Три песни
Волжская песня
вышли девушки нá реку
в полосатом своем полусне
их – подобны фонарику —
полыхают пустые пенсне
с их папах позолоченных
облетает горючая цвель
в их пахах заболоченных
шевелится щавель
а в глазах их безжалостных
и не пыл и не жар и не блеск —
жалкий лоск побежалостных
уходящих под землю небес
Песня о соколе
как посмотришь в сад небесный
с поднебесного холма —
там под бездною асбестной
не кончается зима
там раскромсанный под тучей
как попал над вертолет
круглый куб воды падучей —
западного ветра лед
сквозь него лежит на север
в жидкой ночи полосу
сонный сокол – змеевеер
с круглым носом на весу
в море солнечном и черном
не кончается пурга
и стеклом своим снотворным
не скрепляет берега
под стеклянною могилой
эта мгла недозажглась…
сокол сокол змей воскрылый
с желтым когтем между глаз
Песня о коне
нет все отпрянули не зря мы
что-то мимо нас неслось
впереди лицо с ноздрями
позади пучок волос
впереди огня полоска
догорала до горы
а по краям светло и плоско
качала ночь свои шары
слева облако чернело
подзолотой меловой
а справа туча червенела
изжелта-синей головой
и когда всем этим блеском
стали мы ослеплены
ветр глухой с посвистом резким
налетел из-за спины
Трамвай девятый номер (Ленинград, 60-е гг.)
у трамвая девятого номера
разноцветные гаснут глаза
поскольку с Колокольной улицы
он сворачивает за
снег льется по проволке
как соль по ножу
я еще пока маленький
я на раскладушке под окошком лежу
а когда сквозь переднюю дверь его
воздух выдыхается весь
по ступенькам в потухшее черево
всходит снежная взвесь
и чернеет трамвайное красное дерево
снег скользит по проволке
кровью по лезвию ножевý
я еще пока маленький
я еще поживу
О зиме
в России где уже леса
полны полупрозрачным салом
заподлицо к сырым сусалам
звезда летит из-под лица
больших и плоских облаков
к ней черный лыжник поднялся́
две искры вычиркнул кресалом
отхаркался и был таков
поди-ка поищи по мраку
где был и не был бедный дух
где прахом возвратили праху
сырые перья черный пух
сигналят звезды пассажирам
на самом верхнем этаже
зимы полупрозрачным жиром
земля накормлена уже
Стихи Елене Шварц
1. Осокорь
С пóдвывом, будто гармоника
Долго сползает с плеча,
Во тьме, на холме, в голове у громовника
Сипло кричит саранча.
Во мгле, на горе, в головне света серого
Дробно горит серебро…
Осокорь, осокорь, райское дерево —
Черное в сердце ребро.
2. С любовью и надеждой
Шуршащий гром почти замолк,
Столь нестерпимый человеку,
И, чтобы дождик не замок,
Уже замкнули на замок
Огнем замощённую реку.
Прощай, прощеная зима
И запах смертного карбида,
Спускающийся на дома,
И ты, светящаяся тьма, —
Мы свидимся, дева-обида.
Мы были блеском без тепла,
Мы были теплотой без тела,
Когда на западе блестела
Обледенелая пила
И птица в падении пела.
Теперь мы дождик на весу,
Зеленый снег шестиугольный,
И воздуха укол небольный,
И Бог, смотрящий на лису,
И грохот шуршащий над Школьной…
3. Прощание
Под искрящейся лещадкой
Черная вода лежит.
У реки возок с лошадкой —
Кто там, цы́ган или жид?
Кто там, попик или барин,
Петушок или бекас,
Астраханский ли татарин,
Чигиринский ли черкас?
Кто там, ворон или мельник,
Или древний, глупый цверг?
Что там – черный понедельник
Или каменный четверг?
Почему с тоской нещадной
Он глядит из-под руки
На серебряный и чадный
Черный свет из-под реки?
Отчего уже не режет
Этот свет, и стар и нов,
Отчего не слышен скрежет,
Стук и скрежет жерновов?
Остановлены страданья,
Остановлена вода.
До свиданья, до свиданья,
До свиданья навсегда.
Платан-позвоночник
на платан-позвоночник что до пястьев истёкших облез
с облаков подзолоченных осыпается шелковый блеск
там где низкое облако в кислоту обращенного льда
там в колючья разодрана проволка и стекает руда как вода
там где мгла просыпается там где мга протирает стекло
до того там протерто стекло что и солнце стекло
по платану полуголому что сдирает последний кушак
и – на мертвую голову с морозной осокой в ушах
Простые стихи о снеге (Ленинград, 80-е гг.)
снег скрипит свежепросольный
на немеющих губах
снег садится парасольный
на сугроба карабах
в смутный садик двуугольный
среди утлых калабах
снег везут по колокольной
в скарабеях-коробах
едут едут скарабеи
жвалой гнутою гребут
всё слабее и слабее
этот скрежет этот гуд
всё грубее и грубее
тьмы светящейся скорбут
снизу прах зимы последней
сверху зрак ночной слюды
всё бесследней и бесследней
наши круглые следы
Хор «Полежаев»
золотой
оселедец
расслоён
о колодец
положён
на порожек
как мерцающий
ножик
на порожек
полóжен
из темнеющих
ножен
из ножон
подлужённых
и затем