Так вот хочу тебе сказать — до зобачення!
Собачее твое предназначенье
Меня с Варшавой коротко свести.
И вот уже вхожу в такую реку…
И вот уже вхожу в такую реку,
Что самый дальний берег омывает,
Где человек прощает человеку
Любую боль, которая бывает.
Пускай река всему меня научит,
Пока плыву по этой самой глади,
Где человека человек не мучит,
Не может мучить человека ради.
Хотя б коснуться берега такого,
Который мог покуда только сниться,
Где человек не мучает другого,
А только сам трепещет и казнится!
И ни челна, ни утлого ковчега, —
Волна речная берег предвещает,
Где человек прощает человека,
Где человек, где человек прощает.
1998
И ленивенько процедив…
И ленивенько процедив:
"Как дела, дружок, как дела?"
Я, мой миленький, поняла,
Что закончился рецидив.
Не хочу с тобой говорить,
Ни о деле, ни о душе,
А прочувствовать, воспарить
Не хватает меня уже.
И со вскинутой головой
Я, чужая в миру жена,
Вот стою тут перед тобой
Абсолютно разоружена,
Абсолютно, абсолютно,
Абсолютно разоружена.
И не всегда ж я буду молодой…
И не всегда ж я буду молодой —
С горящим взором, с поступью победной…
Помнишь себя хорошенькой, но бедной —
Запомнишься незрелой и седой.
А небо нависает высотой.
Головка вороная, точно птичья.
Помнишь себя исполненной величья —
Запомнишься бездумной и пустой.
Мерцание увидишь вдалеке.
Утоптана дорога и открыта.
Помнишь себя с лампадою в руке —
Запомнишься стоящей у корыта.
Без отдыха, без роздыха душе,
Взойдёшь на старой ветке новой почкой.
Помнишь себя в раю и в шалаше —
Запомнишься единственною строчкой.
1982
И опять я звоню с трудом…
И опять я звоню с трудом,
И мурашки бегут по коже.
Приезжай, навести мой дом,
Вот дома у нас непохожи.
Судный день не есть суицид.
Каждый палец тобой исколот.
А потом суета и стыд,
А потом суета и холод.
Я устала так раздираться,
Я хочу уступить тискам.
И давай со мной разбираться,
Разберем меня по кускам.
Эти фото и эти строфы
Поздно складывать и копить.
Ощущение катастрофы,
Не желающей отступить.
Я пишу теперь клочковато —
Мало магии и волшебства.
И страница мне узковата,
И синица едва жива.
И сынишке со мною скучно —
К няньке просится все равно…
Приезжай, посидим на кухне!
Есть израильское вино…
Не такая уж я сластена,
Не такая уж Суламифь.
Я смотрю на тебя смятенно,
Руки за голову заломив.
Хочешь, рядом садись, побалуй,
Расскажи про твою страну.
…Ничего мне не надо, усталой.
Спой мне песенку! Я усну.
И особенно тех не вернёшь назад…
И особенно тех не вернёшь назад,
Чей горит на груди окаянный след,
А на самом дне — потаённый сад,
Потаённый сад, приглушённый свет,
Приглушённый свет, половинный звук,
И хотя никого не винишь давно,
Но в какой-то миг замечаешь вдруг,
Что в саду показывают кино.
Этот чёрный парк, этот белый куб,
Где кино идёт только раз в сезон,
Ты и рад войти в этот тайный клуб,
Но ты не розенкрейцер, не франкмасон,
Ты не физик, не химик, не универсал,
Ты и рад бы в рай, но ты раб, ты нем,
И не мы с тобой попадём в тот зал,
Он в другой, он в другой стороне совсем.
Потаённый сад, приглушённый свет,
И хотя ты в тайнах не новичок,
Но позволь тебе всё-таки дать совет,
Старина Хичкок, старичок-сверчок:
Не мечтай, ничего не вернёшь, нет-нет,
Ни беспечных птах, пи безмозглых чад,
Сохраняй в себе постоянный свет,
Беспричинный страх, потаённый сад…
И приходит однажды ко мне человек…
И приходит однажды ко мне человек
И становится на пороге моём.
Я ему предлагаю еду и ночлег.
Он благодарит, но говорит,
Что не терпит нужды ни в чём.
И продолжает стоять в темноте.
И я — предлагаю трубку ему.
Он благодарит, но говорит,
Что трубка ему ни к чему.
И продолжает стоять как стоял!
И я наливаю ему вина.
Он благодарит, но говорит,
Что я ему ничего не должна,
Что я ничего не должна.
Тогда я тихо ему говорю,
Что, видно, он просто мне не по душе…
Он благодарит, "прощай" говорит,
И нету его уже…
1978
Трещина
И пытаясь в себе заглушить
Нарастающий гул камнепада,
Говорю себе: надобно жить
На краю этой трещины, надо.
Эти злые, кривые края
Прорывают, ты видишь, бумагу,
Это трещина, милый, моя,
И не двигаюсь дальше ни шагу.
И по гладкому камню скребя,
И, срываясь с него беспощадно,
Умоляю себя и тебя:
"Это трещина, трещина, ладно".
Без обиды тебе говорю,
Накопив непосильною кротость:
Отойди же, не стой на краю:
Эта трещина, может быть, — пропасть.
Из твоей оскудевшей любви,
Из улыбки тяжёлой, нервозной,
Вижу трещину в самой крови,
Незапёкшейся, чёрной, венозной.
И пытаясь в себе заглушить
Нарастающий гул камнепада,
Говорю себе: надобно жить
На краю этой трещины, надо.
Омерта
И снова упаду на дно конверта,
Да так, как я не падала давно.
Омерта, говорю себе, омерта,
Омерта, итальянское кино.
А немота поет нежней свирели,
Мотивчик прихотливый, не любой.
Утихли мои песни, присмирели…
Да ты меня не слышишь — бог с тобой.
Не слышишь и опять проходишь мимо,
Не слышишь, отворя чужую дверь.
Омерта, вот и все, аморе мио,
Омерта, и особенно теперь.
Заплаканную, вид неавантажный,
Озябшую, как ни отогревай —
Увиденную в раме эрмитажной —
Запомни, никому не отдавай.
И поплывет конверт во время она,
В размякшую, расслабленную даль,
Где пьется амаретто ди сароно,
Не горестный, а сладостный миндаль.
И знаешь, эта музыка не смертна,
Пока ты светишь у меня внутри.
Омерта, говорю себе, омерта,
Омерта… Дорогой мой, повтори.
Уроки музыки
Играйте все этюды Черни!
И никакой на свете скверне
На ваших пальцах — не бывать.
Все десять заняты этюдом,
На вид трудом, по сути — чудом,
Не будем это забывать!
А звук прелюдий Майкапара!
А смены холода и жара,
Которых стоил мне урок!
И как тогда мне не игралось,
Откуда что бралось и бралось?
Какой во мне, безрукой, прок?
Но время шло, и я привыкла.
И имя Гедике возникло,
И надорвался педагог.
Да я не музыкой гнушалась!
Но слишком явно мне внушалось:
Какой во мне, безрукой, прок?
Так где ж вы были, Моцарт, Шуберт?
Они сейчас меня погубят…
Где вы, Шопен и Мендельсон?
Вот так урон непоправимый,
Хотя как сон неуловимый,
Мне был когда-то нанесен.
…Картины эти — невозвратны.
Те имена — невероятны:
Клементи, Черни, Майкапар…
Ведь до сих пор не понимаю!
Но лихом их не поминаю,
А помню: школа — холод — жар.
1983
Зимняя прогулка
Иду по улице зимой,
И непонятно мне самой,
Как не заносит снегом?
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа
Между землёй и небом.
А где-то светится окно.
Так поздно светится оно!
Меня там не хватает.
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа.
Её ледок не тает.
А скоро будет Рождество!
Но это тоже ничего.
Потом пройдёт и это.
Хотя погода хороша —
Болит, болит моя душа,
Ей облегченья нету!
А можно так и дальше жить —
Спешить, грешить, людей смешить —
Ни шатко и ни валко.
Да и погода хороша…
Но всё болит, болит душа —
Её-то вот и жалко.
1977
Из далеких пустошей, затерянных графств…
Из далеких пустошей, затерянных графств
Прискакали гонцы накануне,
Восклицая: сударыня, вы кунст! Вы крафт!
А другие все затонули.
Кого-то поющие засосали пески.
Кто-то спит как последний пропойца.
А вы, королева, потрите виски
И хоть что-нибудь нам пропойте.
Да, мы знаем, вы не любите низкорослых п