С пошлостью, обманом, суетою.
Жалость принимается как милость,
Святость уж не кажется святою.
И душа ушедшая лишь изредка
Промелькнет (вот отчего смятенье!)
То волнующим и легким белым призраком,
То неясной и тяжелой серой тенью.
Я бегу
Отводя виновато глаза
От уродств нашей жизни беспутной,
Я бегу, я боюсь опоздать —
Не на день, не на час — на минуту.
На минуту остаться без денег,
На минуту остаться без радости,
На минуту остаться без терний,
Я бегу, я спешу — не до праздности.
Я бегу, чтоб не чувствовать боли,
Чтоб не видеть глаза всех нищих.
Я бегу. Нет иной мне доли.
Я бегу — только ветер свищет.
Телефон нем. Холодна ночь.
Нет ни слов, ни тем. Не помочь.
Словно дым, сон. Сон-пророчество.
Так приходит в дом одиночество.
Я зажглась. И остыла. И снова — мгла.
Пусто. Страшно. Зачем? Для чего я
лгала?
Не хочу ничего. Ни к чему не стремлюсь.
Что останется мне, если все же очнусь?
Одиночество? Пусть. Просветление?
Жду!
Но…
Отпустите меня. Я должна. Я уйду.
Буду тихо брести на закат бытия.
И молиться за вас. И молить за себя.
ШЕСТЬ У МЕНЯ ИЛИ НЕТ?
Снег на зеленых листьях.
Сколько еще им осталось?
Снимет мою усталость
Рябина, задевшая кистью.
Усталость прошедшего лета,
Усталость осенней печали…
Тебя у меня отняли.
Или приснилось мне это?
Приснилось, что был ты рядом.
Море, солнце и сосны.
То насмешливо-грозно,
То нежно лаская взглядом,
Смотришь. И нет милее
Мне ничего на свете.
Море, ласковый ветер,
Солнечная аллея…
Было? Да нет. Приснилось.
А наяву — все то же,
Сметают лужи с дорожек.
Осень. Усталость. Сырость.
Уходящий баркас
Ты то, от чего отказаться нет сил.
Нет сил. И нет слов, чтоб об этом сказать.
Я не поверю, что ты разлюбил.
Я не желаю об этом знать.
А если и так, то пусть говорят.
Только не мне и не сейчас.
Твой уплывает из памяти взгляд,
Как уходящий в море баркас,
Как сон, который не вспомнить никак,
Как акварели размытый след,
Как ритм неясный в забытых стихах…
Нет для меня тебя больше. Нет.
Это было уже. Мелкий серенький дождь.
На исходе — короткое лето.
Нос приплюснут к стеклу — только ты
не идешь,
Ты опять задержался где-то.
Задержался на час, и на день, и на год.
Я кричала — не отозвался.
Я стою у окна, дождь идет и идет.
Ты на целую жизнь задержался.
И не знаешь пока, что ты — для меня.
Что глаза твои, руки твои — мои.
И, меня совсем еще не любя,
Ты ко мне отмеряешь свои шаги.
Ты захочешь свернуть — а придешь
сюда,
Чтоб увидеть меня и быстро уйти.
А я просто знаю, что это — судьба,
Что ты должен был встать на моем пути.
Но не смею с тобой задержаться я. Нет.
Обойду. Пробегу. Миную тебя.
Пусть горит в окошке твоем свет.
Жаль, что кто-то зажег его до меня.
Ты не был никогда моим.
Минуты близости — не в счет.
И стелется словесный дым,
Но лишь саму меня влечет
В страну знакомую — Любовь.
Тебя туда не заманить.
Как паутинка, рвется вновь
Одна-единственная нить.
Другой не будет. Это — все.
Закутавшись в китайский плед,
Я буду вспоминать мое…
(Нет, вру, конечно, не мое) —
Твое — безжалостное «нет».
Эта встреча была нужна,
Чтобы снова тебе понять:
Я тебе совсем не нужна.
И тебе не страшно терять
То, что было только моим,
То, что болью твоей не стало.
Для тебя было много меня,
А тебя для меня — мало.
В мой дом ты больше не войдешь.
Я занавешу окна темным.
Не надо слов, они ведь — ложь,
Ее не скрыть ни взглядом томным,
Ни мертвенным сжиманьем рук,
Ни поцелуем, долгим, страстным…
Как лопнувшей струны испуг,
Рук, вдруг взметнувшихся напрасно,
Неясный, легкий силуэт.
И вызывает лишь вопрос
Твой наспех собранный букет
Из осыпающихся роз.
Я столько нежности несла — тебе.
Я столько слов приберегла — тебе.
А оказалось все не нужным никому,
А оказалась снова я в плену
Забытых снов, разбившихся надежд,
Неярких, балахонистых одежд,
Которые скрывают пустоту —
Ах, как это «снижает высоту»…
Но — кончено, уже не тяжело.
Лишь слезы, словно битое стекло.
И снег по-невзаправдашнему чист.
И горько мне: совсем ты не артист
(а впрочем, хорошо, что не артист).
И слишком чист ненастоящий снег.
И медленнее, медленнее бег
За сном, таким красивым и простым.
И чей-то смех, чужой надсадный смех,
Который вдруг становится моим.
И ближе вытянутых рук не пустишь,
И сердца своего мне не откроешь,
И все же не прогонишь, не отпустишь,
Одним лишь словом снова успокоишь.
А мне бы убежать, не оглянуться,
А мне б опомниться, стать недоступной,
гордой…
Но не прозреть уже. И не очнуться.
И вечный крест мой — быть тебе покорной.
Уже июль. А я осталась в мае —
Там, где твоя улыбка и весна.
Все в прошлом. Ничего не понимая,
Я знаю: напророчившая в снах
Гадалка, видно, сделала ошибку,
Хоть и светились вещие глаза.
Скамья, цветы — расплывчато все,
зыбко.
И ты уходишь, слова не сказав.
И следует самой мне догадаться,
Что место для меня найти так нелегко
В твоей душе. Ей далеко за двадцать.
А мне — за тридцать. Очень далеко.
Ты так умен. Ты так великодушен,
Простив земные слабости мои.
А впрочем, проще все — ты равнодушен
К моей смешной, навязчивой любви.
Прости мне и ее. Не буду досаждать
Тебе я больше телефонными звонками.
И только белой ночи обнимать
Меня за плечи добрыми руками.
Тепла твоих ладоней мне не знать,
Твои глаза не будут больше близко.
Так надо. Так должно быть. Но опять
Болит душа — шальная скандалистка.
Мне показалось, что ты со мною,
На миг, на мгновение показалось.
Но грустно качает сентябрь головою.
А миг тот — и слабость твоя, и жалость.
Вот и снова закончился день,
Как и прежде, твоей неулыбкой.
На лице — равнодушия тень.
Хочешь, видно, считать ошибкой
Все, что было в тот вечер у нас.
Только было ли что? — вот вопрос.
Но себя от меня ты не спас.
И покой мой с собою унес.
Ни покоя, ни сна. Тишина.
Не нарушить ее никому.
Затянувшаяся зима.
И мы оба — в ее плену.
Грустно звякнул возвращенный ключ.
Это осени седеющей примета.
Не бывает так, чтоб вечно — лето.
И твой взгляд не холоден — колюч.
Чем же виновата пред тобою?
Тем ли, что любила и ждала?
В сердце, обожженном той зарею,
Боль твою я, как свою, несла?
Не вини ты, не казни меня. Не надо.
Знаешь, я сама себе судья.
Тихо всхлипнула калитка сада.
Ты не оглянулся, уходя.
В поезде
Ты ушел от дождя, от меня, от любви.
Да и мне задерживаться не резон.
Скажи: неужели ты был моим?
И сама же отвечу: забудь, это сон.
А во сне можно все. Даже то, что нельзя.
Закачался вагон под глухой перестук.
И смывают с ладони струйки дождя
Запах твоих удивительных рук.
Блеск твоих глаз неверных.
Нежность обветренных губ.
Скоро ты будешь, наверное,
Со мною не нежен, не груб.
Глянешь с тоскою смертной,