а то, что крестьянство забывший,
на труд сей возвысивший глас, –
он выгодно плюнет в Всевышних
и Родину сдельно продаст.
Такая простая привязка…
однако, не сразу поймёшь.
Крестьянка, она ж – китавраска:
всё вынесет, что ни положь.
«Петушок на красной кружке…»
Петушок на красной кружке
из рубинного стекла
ждет подружки, ждет пеструшки,
ждет… А жизнь текла-текла…
Дотекла до новой Пасхи:
красим яйца, тесто жмём
и, как наши бабки, счастья –
русского – уже не ждём.
Ехал грека через реку, а по речке плыл навоз…
Выдай, Петя, кукареку,
разверни гармонью хвост!
Петушок на красной кружке
с каждым годом всё умней:
не видать ему подружки,
кроме личности моей.
По поводу парада планет
– Что происходит в небесах?
– Опять парад планет.
Такой оттуда льется страх!
Такой неверный свет!
Там – подготовка, там – муштра,
на то и есть парад.
А здесь с утра и до утра
всё спорят да бомбят.
От тех парадов здесь беда,
смерть, вопли и разор.
Ой, небо-батюшка, пора
сей прекратить позор.
Расставь все звезды, как всегда,
как было в первый час.
А по линейке никогда
не строй ни звезд, ни нас.
Летняя слава
Ты, как прежде, стреляешь глазами
По оконцам, где, может быть, я
Буду млечными вечерами
Воздыхать о красе бытия,
Заглядясь на небесную паву,
Буду тихо душой ворковать, –
Эту летнюю светлую славу
Равнодушно нельзя миновать.
Непременно глаза повлажнеют,
Непременно дыханье замрёт.
Эта летняя слава сильнее
Всех минувших утрат и невзгод.
Да, у нас ничего не случилось.
Не печалься, не надо, мил-друг.
Уж моя вся любовь обратилась
К этой тихой природе вокруг.
Ей последнее всё посвящаю,
Но и ты моим чувством храним.
Так прости… И тебе я прощаю,
Незадачливый мой аноним.
Сон людей
Соловьиных звуков звездопад
слушали дворовые собаки.
Люди спали – головы в закат, –
спали молчуны и забияки.
Милый друг, ты тоже где-то спал,
с кем-то, где-то… В нашем настоящем
каждый сир и счастья ждать устал.
По кусочку счастья – только спящим.
Прислонюсь к Луне и с ней пройду
по дворам и хижинам убогим;
на горах, на тропах козлоногих
губы льются, а персты прядут.
Ночь за ночью этот нежный труд –
пряжа шелковистая касаний,
с выплесками стонов и рыданий, –
наслажденья пот бывает лют.
Сон людей… Прости его, Господь,
за жестокий бой и зверство в лицах
и за миг, когда восхочет плоть
чёрт-те с кем… с самим исчадьем слиться.
Древо непорочное
Плачу о погибшей облепихе,
плачу о возлюбленной подруге,
плачу, плачу… плачу и рыдаю,
светлыми слезами обливаю,
словно б, дорогую, обмываю,
словно бы, прощаясь, обнимаю,
словно бы у смерти отнимаю.
Ой ты, злыдень-горе, ой ты, лихо…
Плачу о погибшей облепихе.
Ох, зачем ты, лихо, навалилось? –
под тобою древо надломилось.
Если бы не ты, лихое лихо,
вечно б золотилась облепиха.
Плачу непорочными слезами.
Плачу ненарочными словами.
Причитаю древнею кликушей:
– Где теперь такую встречу душу?
Царствие небесное уж точно
уготовано для древы непорочной.
9 августа. На св. Пантелеймона
«Что мило мне? – Следить погоду…»
Всё мило мне следить природу.
Что мило мне? – Следить погоду,
по дому в полусне кружить
и, истощаясь год от году,
по пустяковинкам тужить.
Они – всё то, что привлекало:
что в руки взять, что в сердце взять…
что светлым парусом мелькало
и исчезало – не сыскать.
Что видно мне – не видно «свету».
А я о том и не тужу.
Не ржу в экран, не чту газету,
народ к восстанью не бужу.
Всё мило мне следить природу,
по дому жужелкой кружить
и, костенея год от году,
последней негой дорожить.
И пусть оставлена я мыслью
(а пустяковые не в счёт),
жизнь человечью – а не крысью –
ещё веду.
А мой народ?
«Плакала Саша, как лес вырубали…»
«Плакала Саша, как лес вырубали»,
после грузили, везли, продавали.
Всё бы ничто, и зачем эти слёзы –
если б не светлые эти берёзы.
Только берёзы одни вырубались;
в новые замки они отправлялись.
Есть, появился особый народ:
всё ему срубят, и всё он возьмёт.
Жарко сгорают берёзьи полешки –
словно бегут молодые олешки.
Плакала Саша, как вас вырубали –
словно бы свечи в лесах задували.
Вот он, березою полный состав.
Мчится, на части страну разодрав.
Стремление
Куда стремится в небе птица?
Иль просто прожигает дни?
Как я, пустяшно суетится,
Летя на ложные огни?
И всё ж она поближе к Богу,
Поближе к таинствам небес.
…Куда летишь ты, недотрога,
Куда несёшь свой лёгкий крест?
А мой?.. Коль не летать, то что же?
Но поздно истину искать.
Пусть эта дума юных гложет.
А мне черёд Петру предстать.
Баллада
Стоит среди леса заброшенный дом.
Никто не живет много лет уже в нем.
Нечистое дело! Народ говорил,
в том доме брат брата убил.
Однажды купили его муж с женой.
Жена молодая. И муж молодой.
Нечистое дело! Народ говорил,
в том доме брат брата убил.
Легли они спать в свою первую ночь.
Но спать оказалось супругам невмочь.
Нечистое дело! Народ говорил,
в том доме брат брата убил.
Бедняжке жене показалась рука.
Струилась с руки этой крови река.
Нечистое дело! Народ говорил,
в том доме брат брата убил.
А мужу послышалось, кто-то кричит.
– Нечистое дело! – жене говорит. –
Уедем отсюда. Народ говорил,
что в доме брат брата убил…
Стоит среди леса заброшенный дом.
Никто уж давненько не селится в нем.
Нечистое дело! Народ говорил,
в том доме брат брата убил.
«Сказали нам, что жить мы не умели…»
Не жизни жаль
с томительным дыханьем.
Что жизнь и смерть…
А жаль того огня…
Сказали нам, что жить мы не умели,
добро и нежность в нас горели зря…
А мы ответить дружно не посмели –
мы оробели, честно говоря.
И вот теперь, в свои забившись щели,
в бегах от осьминогих наглецов,
чтоб в нас любовь и нежность уцелели,
мы ревностней зовём святых отцов.
Да где ж они? ещё душа пылает…
ещё полна высокого огня;
но ей никто, никто не отвечает,
и дольше ждать нет воли у меня.
Не жизни жаль с томительным дыханьем.
Что жизнь и смерть…
А жаль того огня…
Ведь он сиял!.. сиял над мирозданьем.
И в ночь идёт. И плачет, уходя.
Открытая виза
Как шахтные клети,
Уходят столетья
В потустороннюю твердь.
Мой век тоже сгинул.
Надеюсь – не в тину,
А в красную звонкую медь.
А я на прицепе –
Как бабка на репе –
ещё уходить не годна:
Зачем-то так надо,
Чтоб выпила яда,
Как браги, – всю чашу до дна.
А я и не против.
Гуляй, гробо-плотник,
Кудрявый и пьяный, как грек!
Открытая виза
У нас для круиза
Туда, где сокрылся мой век.
Мужество старости
Ещё недавно столько звона
И столько детской беготни…
И всё ушло во время оно,
И всё ушло в былые дни.
Рви волосы, кромсай рубаху –
Оно летит-летит-летит…
То влепит оплеуху с маху,
То вовсе мыслить запретит.
Ещё недавно ты не знала,
Как прорву жизни разменять,
И на лету порастеряла
Всё лучшее – отца и мать.
Потом пропали братья, сёстры.
Живёшь, поникши головой,
Как одинокая берёзка
Над жуткой ямой родовой.
Так время к стенке припирает,
Так пятый угол ищет нас
И, как воришка, истощает
Энергий жизненных запас.