Маруся работать должна.
Повсюду она и повсюду одна,
А ночью, когда не нужна,
Приляжет Маруся, прикроет глаза,
И вот он – дотронься рукой —
Родительский дом, и склонилась лоза,
Качаясь над тихой рекой…
И слышит Маруся, как лошадь куют,
Как стадо мычит за селом…
И слезы от самого сердца встают,
Становятся в горле колом.
Над городом Кельном, ловя самолет,
Сошлись и скрестились лучи.
Для фронта немецкий военный завод
Работает в темной ночи.
Хозяева спят. А Маруся не спит,
Садится она за письмо.
И ржавое перышко тихо скрипит
И пишет, и пишет само:
«Из города Кельна на Рейне-реке
Пишу я в Россию письмо.
Здесь русские люди на левой руке
Позорное носят клеймо.
Родные мои! Дорогие мои!
О, если бы только могла —
От немца зимой бы босая ушла
И хлеба куска не взяла.
Он горек, он проклят, не лезет он в рот
С немецким названием «брот».
Родные мои! Дорогие мои!
О, если бы только могла,
Я город бы этот на Рейне сожгла,
Чтоб все в нем сгорело дотла!
Я слышу воздушной тревоги сигнал.
В окне ослепительный свет —
Уже освещен за кварталом квартал
Огнями советских ракет.
Я смерти своей не боюсь. Не спешу.
Я это письмо допишу…
Я слышу сначала пронзительный свист,
Потом оглушительный гром.
Мне хочется крикнуть:
«Сюда! Здесь – фашист!
Разбей скорей этот дом!»
Мне голову лучше в обломках сложить,
Чем немцу служить и в невольницах жить!..
Ни марки, ни штемпеля нету на нем, —
Письмо от Маруси дошло.
Оно потемнело, как будто огнем
Бумажный листок обожгло.
Быть может, его полицейские жгли,
Но ветром его унесло,
Быть может, его в облаках пронесли,
Укрыв под стальное крыло…
Встреча с предком
К 700-летию Ледового побоища
Осталось пять минут до смерти,
Трещит под фрицем талый лед.
В последний раз невесте Берте
Солдат привет прощальный шлет.
И в полынье встречая фрица,
Гремя железом ржавых лат,
Встает со дна тевтонский рыцарь
И говорит: «Постой, солдат!
Скажи, потомок, неужели
Германцы, родичи мои,
За семь веков не поумнели
И с русскими ведут бои?
Меня на льду славяне били,
Теперь тебя славяне бьют.
Вы что, историю забыли?
Теперь ее не признают?»
Был глухо слышен голос фрица,
Уже идущего под лед:
– Нам у истории учиться
Безумный фюрер не дает!
Гитлеровский молодчик
В школьный класс приводят Фрица,
Начинает Фриц учиться.
«Существует шар земной
Для Германии одной!»
«Бомбы делаются разные:
Есть простые, есть заразные!»
«Гейне не было и нет.
Геббельс – лучший наш поэт!»
Получив образование,
Поступает тот юнец
В гитлеровский фонд Германии
Как законченный подлец.
Он готов с разбойным свистом
На убийства и грабеж.
Опираются фашисты
На такую молодежь.
Мой знакомый
На посту своем привычном —
Он служил в Аэрофлоте,
Был пилотом на обычном
Пассажирском самолете.
Молчалив и в деле точен,
Вылетал он аккуратно
В свой обычный рейс на Сочи
И потом в Москву обратно.
В темноте бессвездной ночи
Над землей гудят моторы.
Курс на запад держит летчик,
Светят штурману приборы.
Летчик с курса не собьется —
Курс проложен, как по нитке.
Сквозь туманы он пробьется,
Не свернет он от зенитки.
Вот на цель зашла машина,
Отбомбилась аккуратно,
Развернулась над Берлином
И в Москву летит обратно.
А внизу горят ангары,
Немцы прячутся в подвалах…
Видит штурман, что пожаров
Семь больших и восемь малых.
А внизу завод пылает,
И пожарные хлопочут,
Гитлер Гиммлера ругает,
Слушать Геббельса не хочет.
В типографиях немецких
Утром в брак сдают газету
Со статьею, что советских
Самолетов больше нету.
Как зовут? Какого званья
Этот летчик, ночь не спавший,
По особому заданью
В тыл противника летавший?
Это он летал на Сочи
На гражданском самолете,
Это он – гражданский летчик,
Что служил в Аэрофлоте.
Но теперь другие грузы
По ночам с аэродрома
Он берет, Герой Союза,
Молчаливый мой знакомый.
На Южном фронте
Н. Кружкову
Есть у меня хорошие друзья,
Военной дружбой с ними связан я.
Мы вместе испытали дождь и зной,
Накрытые палаткою одной.
Как много было солнечных лучей,
Прострелянных снарядами ночей,
Как много минометного огня
В теченье ночи и в теченье дня.
Как мы лежали возле переправ
Под бомбовозами, к родной земле припав,
Как мы проскакивали на грузовиках
Под артогнем, от смерти в двух шагах.
Встречались мы на марше и в бою,
У тлеющей станицы на краю,
Встречались на минуту и на час,
И, может, иногда в последний раз.
В землянке перед боем ночевал.
Я у тебя, товарищ генерал.
И у тебя, приятель, был в гостях,
В твоих прославленных на всю страну частях.
Я видел в обстановке боевой
Тебя, мой друг, газетчик фронтовой,
Тебя, полковник, и тебя, майор,
Донбассовский воинственный шахтер.
Сейчас весна, последний тает снег,
И селезни кричат в разливах рек.
Ведут ожесточенные бои
Товарищи, приятели мои
На Южном фронте.
Товарищи мои! Я вижу вас,
От немца очищающих Донбасс,
Я слышу вас в гуденье «ястребков»
Гвардейских истребительных полков
И в шелесте захваченных знамен
Чужих разбитых танковых колонн.
И на каком бы фронте ни был я,
Со мною рядом вы, мои друзья,
На Южном фронте!
Связист
Фашистской пули слышен свист
Над самой головой.
Ползет с катушкою связист
И тянет провод свой.
В его руках живая нить,
Вперед, за шагом шаг!
Он должен связь восстановить —
Ее попортил враг.
Молчит в землянке телефон,
Не знает штаб полка,
Что вышел первый батальон
На правый фланг врага.
Не может «Дон» сказать «Москве»
Про сделанный прорыв.
Связист-боец, в кустах, в траве
Скорей найди обрыв!
В туман и в мрак, ночной порой,
И в ливень, и в пургу
Связист-боец, связист-герой
Ползет назло врагу.
Он под огнем обрыв найдет,
Соединит концы:
Командный пункт ответа ждет,
Приказа ждут бойцы.
Пускай снарядов слышен свист
Над самой головой,
Ползет уверенно связист
С задачей боевой.
Он презирает смерть свою
Как воин, как боец.
А храбрых не разит в бою
Ни штык и ни свинец!
Не быть России покоренной!
Товарищ, сядь со мною рядом,
Давай закурим по одной!
Я знаю, что под Сталинградом
Твоя семья, твой дом родной.
Ты помнишь, как сынишка сонный
Пришел тебя поцеловать,
Как на путях у эшелона
Стояла плачущая мать.
Родная, добрая, седая,
Осталась так стоять она.
И рядом с нею, молодая,
Твоя любовь – твоя жена…
Теперь ты пишешь ей на Волгу
И ждешь ответных писем сам.
Ждешь терпеливо, ждешь подолгу,
С врагом воюя по лесам,
В глухом краю, в краю болотном,
Переживая день за днем
Под пулеметным, минометным
И ураганным артогнем.
Ты здесь на фронте больше года
И ко всему привык уже.
И ты в ненастную погоду
Лежишь на дальнем рубеже.
Накрывшись теплой плащ-палаткой,
С соседом шутишь в час ночной:
– Ну, что же делать, раз несладко?..
Давай закурим по одной!
Товарищ! Помнишь, после боя
Вот так же лежа на земле,
Я разговаривал с тобою
В сожженном немцами селе.
И я запомнил слово в слово,
Как ты сказал в тот горький час,
Что в эти дни пути иного,