Первых цветений
На побережьях зелени первой
Где вода становится светом.
Тучи в ладонях
Это отчаянье смутное
Неуловимый источник дождливая ночь
Вдалеке от клейкой листвы
Вдалеке от целебных слез
Этот презрительный вызов востока
Этот мертвенно-бледный рай
Это движение вспять
Недоверчивое изнуренное
К обрывкам воспоминаний
Чудо лекарство согласье подарок доверье.
Там где делают карандаши
Последняя ласточка
Плетет корзину
Чтобы свет дневной удержать
Последняя ласточка вычерчивает
Этот покинутый глаз
Вечер клюет
У деревни с ладони
Зерна теплого сна
Мысли спокойной вам ночи
И я тишину окликаю
Тихонько по имени.
ЕСТЕСТВЕННЫЙ ХОД ВЕЩЕЙ (1938)
Посвящается Нуш
Ноябрь 1936
Взгляните как работают строители развалин
Размеренные цепкие богатые тупые
Как злобно эти нелюди изводят все живое
Как метко и старательно оплевывают душу
И в прах втоптать торопятся беспечные дворцы.
Ко всему привыкаешь
Только не к этим свинцовым птицам
Только не к злобе с какою они затмевают солнце
Только не к мысли им уступить.
Говорите про небо очистилось небо
Неважно что осень сейчас на дворе
Хозяева злятся
Мы про осень забыли
Мы про хозяев сумеем забыть.
Убывающий город океан вырастающий
из единственной капли спасенной воды
Из единственного алмаза отшлифованного зарей
Мадрид город привычный для тех кто страдал
Страдал от жуткого благоденствия которое нам
ненавистно
Для тех кто страдал
От нищеты без которой благоденствие это немыслимо.
Пусть рот к своей вернется правде
Дыханье и улыбка звенья вечной цепи
Пусть человек отринет прошлого нелепость
И к братьям обратит свое лицо как равный
И разуму даст вольных два крыла.
СТРАСТНО (I – VII)
Мне и вправду хотелось все изменить
На траве небосвода на улице
Среди тряпок домашних
Везде
Играла она будто в воду бросалась
И застывала потом в неподвижности
Ожидая когда я за ней затворю
Тяжелую дверь в невозможное.
Хохот после игры готовность к отплытию
И стол превращается в бабочку и улетает.
Она порвала свое платье
Она обняла
Новый и голый наряд.
В осенних подвалах
Она становилась попеременно
То снежным цветком урагана
То угольком.
В городе дом
В доме земля
Женщина на земле
Ребенок зеркало око вода и огонь.
Молодость ей давала
Силу жить одиноко
Я не сумел запереть свое сердце
В клетку ее груди.
Ничего кроме ласкового лица
Ничего кроме ласкового птенца
На длинных насыпях где детей охватывает
усталость
У самого выхода из зимы
Когда облака как всегда
Начинают пылать
Когда воздух морозный алеет
Ничего кроме молодости исчезающей в беге
жизни.
Несколько слов которые до этого дня
почему-то считались запретными для меня
Слово кладбище
Впрочем другие если хотят пусть мечтают о нем
Слово домик
Его частенько встречаешь
В объявленьях газетных и в песнях
Все в морщинах точно старик обрядившийся юношей
На пальце наперсток пожилой попугай
Керосин
Это слово благодаря поучительнейшим примерам
Хорошо изучили пожары
Неврастения нет у этого слова ни совести ни стыда
Две черносмородинных тени под пустыми глазами
Слово креол упругая пробка на фоне атласном
Слово ванна его волокут
Распрекрасные кони безобразные как костыли
Вечером под абажуром слово аллея как женское имя
Укрощает оно зеркала и недвижная комната в них
замирает
Прядильщица слово в котором гамак и беседка
Олива заводская труба литавры мерцанья
Клавиатура многоголосого стада на просторной
равнине
Крепость напрасная хитрость
Яды красного дерева дверца
Этажерка резиновая гримаса
Топор в кости выигранное заблужденье
Гласная колокол гулкий
Рыдание оловянное хохот земли
Слово защелка молниеносность насилья
Мимолетная вен синева
Слово болид алой геранью в окне
Распахнутом в звонкое сердце
Слово широкоплечий глыба слоновой кости
Краюха окаменевшего хлеба влажные перья крыла
Слово расстроить мутное пойло
Лестница без дверей романтичная смерть.
Слово мальчик островок в океане
Лава черника сигара галун
Плавка цирк василек летаргия
Сколько их этих слов
Что меня никуда но вели
Слов чудесных как все остальные слова
Вот оно мое царство земное
Слова что сегодня пишу
Наперекор очевидности
И с великой заботою
Все сказать.
СБОРЩИЦА ЖАСМИНА (I – IV)
Ее лучезарная грудь погружалась в кусты
Синим лемехом ясного утра
Родником форштевнем зеленым
Ее руки почти неприметно
Опускались на ветки жасмина
Она работала на солнцепеке
Полунагая
С проворством звенящих льдинок
За пределами ее силуэта
Земля и небо дряхлели
Она собирала звезды
Там где их не бывает
Без устали собирала
Брызги воды в костре.
Точность человеческого сердца
О точность человеческого сердца
Все краски красоты
Отточенные формы
И прочие уловки лишь затем
Чтобы идти прямолинейно к цели
Точность
Неумолимого движения сквозь толщи
Случайных поцелуев и речей
Устойчивость устоев
В умах мужчин и женщин
И странность очертаний облаков
Не выходящая за грани облаков.
Где я был?
Сумерки солнце уходит из комнаты
Нынче вечером я продаю своих коз
Я иду вслед за стадом
Переливчатых бликов
Деревья мои провожатые
Замыкаются
Приобретая надежность
Нынче вечером я воздвигаю необычайную
ночь
Мою собственную
Бесформенно-солнечную
Всю в круглых холмах под руками
крестьянок
Всю исполненную совершенства исполненную
забвенья
Неподвижна танцовщица отяжелела она
Я бы обнял ее
Но вокруг нее вертятся ветреные подруги
Извиваясь в линиях люстры
Я отмечу клеймом темноты крышу и потолок
Клеймом темноты и покоя отсутствия
и блаженства
Между ладонью и веками пройдет череда
наслаждений
Пока все не канет в пучину бездонного сна
Нынче вечером я разожгу огонь на снегу.
СЛОВА НАПИСАННЫЕ КИСТЬЮ
Посвящается Лиз Деарм
Этот сад выходил на море
Грудью гвоздики
Шуму воды подражал
Шелестел голосами лесными
Сердце сада струило свежесть
Спокойно и щедро
А цветы поднимались мягко
К корням рассвета
Этот сад выходил на сушу
Был он спокойно ласков
И на каждом шагу из чащи
Выплескивались аллеи
Пестрая гамма просек
Вливалась в поток пейзажа
И солнце апрельского цвета
Плыло в зеленом небе.
Бронею бархатной щека