Ай вы, гусельники развесёлые,
слушайте сказы печальные,
сказы веские,
о том как ни жена, ни невестка я,
а бедняжка и мухи садовой не забидела,
человека не убила, не обидела,
тихо, мирно жила, никого не трогала,
ходила лишь огородами,
ни с кем никогда не ругалась,
в руки врагам не давалась,
имя своё не позорила
и соседей не бранила, не корила.
Но почему ж то муж меня бросил,
а любовник характер не сносил,
убежала от меня даже собака,
и с царём не нуждалась я в драке,
а он сам со мною подрался:
как залез, так и не сдался.
Вот сижу брюхатая, маюсь,
жду царевича и улыбаюсь.
А вы, гусельники, мимо ходите!
Проклятая я, аль не видите?
Ай вы, гусельники развесёлые,
пошто длинный рассказ держите,
зачем честному народу душу травите,
о чём сказы сказываете,
об чём песни поёте?
— Да не стой ты тут, девица красная,
отвратными помадами напомаженная,
белилами веснушки прикрывшая,
вопросы глупые задающая,
сказы сказывать мешаешь!
Как же я вам сказы сказывать мешаю,
когда вы ни слова о других не обронили,
а всё обо мне да обо мне.
Да, я девушка хорошая:
и дома прибраться, и по воду сходить,
а ещё вышивать умею и гладью, и крестом.
А хотите, я вам спляшу?
— Ой головушка, наша голова,
и зачем же баба бабу родила?
Ведь покою нет от их языка
со свету сживающего!
Обиделась я, красна девушка,
развернулась и ушла.
Но гусельники развесёлые
ещё долго пели о бабах русских,
об языках их злющих
да характерах вредных.
А о чём им ещё петь, мужикам старым?
Как по матери земли
плыли, плыли корабли,
а на море-океяне
трактор дырку пробуравил.
И сошла планета с орбиты!
Кружки были разбиты
у тёти Зины на кухне
да подгорел капустник.
Каждый пятый стал космонавт,
остальные пустились вплавь,
говорят, до другой планеты.
Спокойно держались лишь дети,
поедая булки и квас,
которые прятали про запас.
Дети знали, главное: переждать
катаклизм, #яжемать. И спать!
— Это ж какая картина! —
я сама себе говорила. —
Чудесная просто картина.
И сколько ж я денег спустила,
а могла бы купить картину
и повесить её на стенку.
Тогда снимали бы пенку
с тёплого, тёплого пива,
рассматривая картину,
мои дорогие подружки,
говорили бы: «Инна, ты душка,
что купила эту картину»!
А потом смеялись мне в спину:
— Дура наша подруга,
она поэт, и в этом вся скука!
Ерунда не ерунда,
а во все стороны пошла
голова да попа!
Тролль мой будет хлопать
грустными глазами:
— Прикольно с тобой, Ванна!
Ой, была я, не была
Инной Вановной,
но куда-то вдаль ушла,
в небыль канула.
Провожай не провожай,
уже смеркается.
Обнимай не обнимай,
вам всё прощается!
Наши сани едут сами!
Скоро, скоро Новый год!
Почему-то нам с усами
никто денег не даёт.
А мы и не просим!
Но дитё подарочков просит,
баба золотую цепочку,
а тёща сорочку,
и тесть (чтоб он лопнул)
ждёт, чтобы я с ним рюмочку хлопнул.
Нет, денег мы совсем не просили —
не наша это прерогатива!
Мы лопаты в руки и топоры:
— С Новым годом, Мороз, мы пришли!
Не смотрите, люди,
ничего не будет,
потому что мой отец
ненавидел этот свет:
реки, горы и моря —
всё история моя.
Не смотрите, люди,
мира вам не будет,
потому что мой отец
был и вовсе молодец —
не ходил за мной кругами,
говорил: «Да и бог с вами!»
Не смотрите, люди,
а то черти судят.
Нет, не бабы красивой надо бояться,
а с могучим ворогом драться!
Баба что, ну огреет легонько
по головушке иль по печёнке.
Коли выживешь, будешь крепче,
а не выживешь, так навесим
на тебя все грехи и схороним:
скажем: «Был во всех баб влюблённый!»
Нет, не бабы красивой бойся,
а иди-ка в ведре умойся
да к роже своей приглядися:
не пора ли тебе жениться?
Осень грянула в окошко,
собирать пора картошку.
На посту, на боевом
я почти что часовой:
глянул с вышки в огород:
там уборка год идёт.
— Подмоги, сынок! — кричат.
— На посту я, что с мя взять?
Потому как на посту
нада бдеть богатырю.
А работа не кобыла:
гладь не гладь, она не мила.
А чтоб по родине Руси
красной деве не пройти?
Пойду, погуляю
да власти поморгаю.
Выходи-ка, власть, подраться,
хотца мне побаловаться!
Подымайся спяща рать,
будем вас всерьёз терзать
ай мы бабоньки,
ай мы девоньки!
А как уделаем всех,
пойдут детоньки…
Завтра дети красивые в школу пойдут:
хошь не хошь, заставят учиться,
а плакать и материться
станут бабушки и отцы
не потому что они, как псы,
а просто сильно переживают.
Век скороспелый себя изживает.
Скоро и вы, дети, будете материться,
ибо, учиться
заставите своих деток и внуков.
Да за что же Земле така мука?
Какой мелкий пошёл народ:
растягаи в рот не берет,
от баранок отказывается.
Масло на хлеб не намазывается,
а суп разлился по хате.
Пора народ этот брати,
брати да с потрохами:
баб вместе с мужиками,
да ложить друг на друга.
Вот такая, блин, скука!
Каждому Ивашке
мы сшили по рубашке,
каждому Андрейке
по матерной скамейке.
А девочке Анюточке
самый, самый лучшенький
на голову бантик —
от конфеты фантик,
которую съела соседка —
богатая девочка Светка.
Я за родину Русь
не торгуясь берусь:
берусь за флаг, размахиваю
и пусть не перетряхивает
никого из дураков,
ведь и сам я без мозгов.
Пойду налево — лес густой,
пойду направо, тут не стой —
побью, поломаю!
Пущай меня сажают!
Так (сказала я ребятам
молодым и виноватым
в мировых во всех грехах),
не сидеть нам на бобах,
а палить из автоматов —
будем пуще виноваты
в мировых во всех грехах!
А они: «Иди ты нах!»
Я за родину Русь
больше думать не боюсь!
Дум-думочек палата:
была бы чиста хата,
был бы борщ на плите
и хозяин на земле
да пущай позлее —
быстрей я околею!
* * *
— За кого ты?
— За всю великую Рассею,
за всю рассеянную Русь!
Нет, за неё я не радею —
беру кайло и в шахте бьюсь.
* * *
Было время, было время,
было время — жили зря!
Жили зря, жили зря,
потому что без царя!
А теперь живём с царём.
Вот, уже не зря помрём!
* * *
Да (сказала я мрачно),
в жизни нашей неоднозначной
покушать хорошо — это дело,
помыться, поспать.
Вот и жизнь пролетела.
* * *
Обещал Иван обещать —
народу правду всё вещать.
* * *
Не всё то золото, что блестит;
не все те парни, что не воруют.
* * *
А у нас работяй на работяе сидит,
работяю в спину дышит.
* * *
Не наше это дело — кренделями разбрасываться.
* * *
Выходи, Иван, битися, коли делать больше нечега.
* * *
Если есть бурлаки, будет Волга.
* * *
Не мозоль глаза природе — спрячься где-нибудь в народе.