сидя в кресле-качалке
чешуйчатом от облезлой краски
В восьмом часу вечера их накрывала тень от
огромного камня
А там и солнце садилось
Если было видно месяц
он стоял уже высоко
словно засветло успевал прокрасться наверх
и вот он уже там
а другой раз почти не виден
разве тонкой каемкой
и то не всегда
тогда в лесу становилось темно
но бабушка говорила:
«леса не бойся, зверей не бойся,
свет заметен только во мраке»
в доме-развалюхе:
старшая сестра сидит на кровати
кладет ладонь маленькому на лоб
капли дождя скользят по стеклу
собираясь в струи
младший утратил речь
забился под одеяло
только желтушное личико наружу
открывая рот
он не в силах издать ни звука
лишь птичий писк
сестра кусает хлеб
жует и жует
разжевывает для маленького
протягивает язык
точно щедрую руку
покуда младший
тает под одеялом
его брат сидит у окна
месяц гнилая деревяшка
солнце сухой подсолнух
звезды
тысячи сказок которых уже не услышать
каждое утро сестра превращается в маму
занимается домом-развалюхой
заделает трещину
появится новая
повесит картину
сорвется другая
вытрет пол
его снова заливает
сесть у окна со старшим
младший истает
сесть рядом с маленьким
месяц останется
гнилой деревяшкой
солнце
сухим подсолнухом
звезды
сказками, которые никто не расскажет.
только сестра
помнила то что было прежде
чем дом-развалюха
рассказывала братьям
про огромный камень на подворье
там был мох на вершине
скользко, слишком скользко
хотела поделиться печалью:
на камень так никто и не забрался,
а теперь
он только память
старший сказал печально
с ним это обычное дело
говорит печально,
но не думает печально
думает печально,
но не понимает
просто говорит
не вдаваясь в детали
даже если дашь волю чувству ночь останется тихой
дымка утра идет в обмен на звуки клаксона
Да и в других домах
распускается смерть
белыми лепестками
деревья поднимают тяжелые смоквы
ветки тянутся в комнату через открытые окна
кто-то прижал листву к губам
лепесток к перу
Бруно К. Эйер
иду домой из дома твоего
в рассветном марте
и замечаю, как улицы сближаясь
жмутся к ногам моим как будто
удивленно и ревниво
я останавливаюсь им даю пройти
и позволяю обнаженным холодным улицам
осторожно
засунуть свои руки внутрь меня
согреться в полумраке твоей спальни который
продолжает
окружать меня сияньем голубых звенящих звезд
и вырвались из тела твоего, когда мы
любили друг друга, и спрятавшись под одеялом
ты улыбалась из-под челки звездам которые
бледнели падая дугой сквозь темноту
и исчезали в моем теле
врезаясь в мою плоть
© Перевод Наталья Пресс
я знаю
мне не место здесь
я из другой эпохи
из времени, когда улицы были
серой водой, по которой наши формы
постоянно рвались к берегу
я оборачиваюсь
вспоминаю столики в кафе, где мы сидели
и ночи были так теплы
© Перевод Наталья Пресс
я верность сохранял дороге, по которой уходил
мне было так же далеко до звезд
как звездам до меня
Стихи публикуются с любезного разрешения автора.
я пересекал нил
держась рукой за фальшборт
но знаю
я из другой эпохи, из тех времён, когда ты
стучалась мне в окно
и мне казалось, что ты стоишь
исчезнув со мной рядом
по обе стороны от тела твоего
расходились бесконечные дороги сплетясь вновь
на другом конце света
я думаю тебя
как думают о человеке, что всю ночь не спал
и охранял растущий одиноко цветок
я думаю тебя как думают о том
кто слишком много ждал от смерти
не осмелится никто ударом ее выбить из твоих
объятий
© Перевод Наталья Пресс
Мои главные годы
да и прочее прошлое
только с виду далеко
на самом деле оно под боком
может запросто взять меня под руку стоит уснуть
и тотчас все тяжелое и ненужное
меня отпустит
в такую ночь как вот эта я свободен
волен выдумать для себя любую дорогу
не стану лгать
я вешу все меньше и меньше
я уже почти парю над землей
и ускользаю из бытия
словно я
отломил себе перышко от одеяния мертвых
и все постиг
долго держа его в пальцах
выучился им пользоваться
и усвоил что и к чему
© Перевод Екатерина Чевкина
моя жизнь
была — светозарный замок
неприступный неуязвимый он застил небо
но еще ребенком
еще не умея ни читать ни писать
я понял секрет
можно встать на пригорке в полумиле от дома
обернуться прищуриться
и тогда его стены и башни
уместятся между большим и указательным пальцем
я сжимал их медленно-медленно
и раздавливал словно пурпурную ягоду
даже теперь все еще слышу тот звук
чувствую как сок течет по запястью
ощущаю как перекатывается косточка
туда-сюда между большим и указательным пальцем
© Перевод Екатерина Чевкина
Йенни Тюнедаль© Перевод Екатерина Чевкина
А может ее история — исповедь
предельность
обязанность (любого людского сердца)
Однажды исполнятся все эти дни
с их обстоятельствами, а дальше
за мигом сострадания
неприступные области
тихие, альтернативно темные области
она уже не будет мамой
а у нас будут проблемы
например как помнить и как забывать
Став образом она станет образом
а у меня каждый образ
разный / раньше был только один
Солдаты знали, что им умирать
а мне казалось я знаю другое
на меня она так уже не посмотрит
бывает, что-то кончается что-то из ничего
вот думаю, чье оно / только это и помогает
А в другом месте я говорю:
сколькими из них я перебывала
или пребываю в ком-то из них
неразделимо
Я стояла одна и говорила:
вот мы стоим одни
через двадцать минут над горой появится солнце
ты не вправе не раскаяться
в собственной что называется смерти
Разные войны носят разные имена
кто позабудет своих детей
будет плакать от одиночества
Этот дол
это вечность
Мы уже совсем близко и видимо ближе нельзя
Мы собратья или животные
беспомощные Без камней
Тьма больше света
Останься Ведь это наше
«Здесь стороны света замкнулись в круг»© Перевод Ольга Маркелова
Ингибьёрг Харальдсдоттир
Когда все уже сказано,
когда все вопросы в мире
взвешены, измерены и сочтены,
когда взгляды уже встретились,
когда руки соприкоснулись,
знаменуя важность момента,
— всегда приходит какая-то женщина,
чтобы убрать со стола,
подмести, распахнуть окно,
чтобы выгнать сигарный дым.
Неизменно.
Ничего не скажу я тебе
об этой стране.
Я не слагаю патриотических песен
о водопадах, гейзерах и пещерах,
о коровах и овцах,
о героической борьбе
и суровом климате.
Нет… Но встань-ка рядом со мной
в темноте. Вдохни глубоко,
почувствуй её теченье,
а после скажи:
Здесь мой дом.
Мой сын не знает, кто такой