Я говорила: а знаешь, у нас – не во сне –
Время течёт, как песок, – вдохнуть не успеешь.
Я говорила: один раз живём на земле,
Ты мне не верила… Ты до сих пор не веришь.
22.02.2022. Abgrund
Мне говорила подруга: Вот так иногда
Смотришься в зеркало или глядишь на руки –
И расползётся лохмотьями кафель, стена
Станет ничем, мир вдруг станет чужим и жутким.
Может, всему-то виною бутылка вина,
Или мы на ночь кино не то поглядели,
Только вся наша реальность трещит по всем швам,
В трещины смотрится… то, что на самом деле.
Нет, там не смерть, она не настолько страшна,
Как быть в раздёрганном, вывернутом междумирье,
Всё будет плохо с нами, ведь наша вина,
Что мы плохие – насквозь, безнадёжно плохие.
Я говорила: Не знаю, о чём это ты,
Дыры в реальности – это ведь так субъективно.
Я так живу, но где трещины – там и мосты
(Втайне досадуя, что мне чего-то не видно).
Нынешним утром, глядя на двор в окно,
Я понимаю, реальность дробится на части,
Слышу «клац-клац» за ухом, и, чую, вдох –
Там, за спиной – исчезает в разверзшейся пасти.
Воздух становится режущим, словно зима,
Словно он нож, чтобы горло взрезать в минус двадцать,
И в безвоздушном пространстве, смотря в зеркала,
Я начинаю вдруг дико и долго смеяться.
Не обернувшись, шагаю вперёд спиной:
Толку рассматривать то, что мне снилось всегда?
Я узнаю тебя, патрия, дом родной!
Я узнаю тебя, бездна, бездонная тьма.
Кукломолох. Albtraum
Как ненавидеть куклу, пластик пустой,
Пусть и напёрстничает, не переставая,
Пусть с её голоса завалят порой?
Кукла же – ненастоящая. Неживая.
Этою ночью кукла вдруг ожила,
Колышки-зубья лизнула, скривила брови:
Мало, – с обидой, – мало, что за дела,
Ей бы немного землицы, немного крови.
Ну, не немного – это уж как пойдёт.
Вот она делает шаг, поднимает руку,
Голосом молвит: «Эй, мой народ, вперёд!»
Следом «Ура!» наводняет волной округу.
За небосклоном небо разбил всполох,
Я протираю глаза, только сон не тает:
Глупая кукла наша – теперь Молох?
Я и не знала, что так наяву бывает.
Люди стекают к ней за волной волна,
Но их даров ей отныне извечно мало.
Этою ночью кукла вдруг ожила.
Значит, и мне тоже время ожить настало.
Игра. Blendwerk
Все взгляды на поле: играют свои с чужими,
И сегодня, похоже, опять решающий тур.
Но кто там кого? Плохо видно, трибуны в дыме,
По траве размазюкали ягодный конфитюр.
Не хватит голов для голов – так возьмут у упавших,
Голова человека – тот ещё звонкий мяч.
Трибуны ревут со всех сил и болеют «за наших»:
Они смотрят ещё, наверно, футбольный матч.
Бормотание с собою ночью. Gebet
Я говорила с тёмным своим божеством
(С тем, у которого я, бывало, просила
Там, где сама дотянуться была не в силах,
То, о чём лучше не говорить языком).
Я говорила: Люди, такие как мы,
Пачками гибнут в нашей распущенной язве,
А у меня – ты ж знаешь, ни денег, ни связей,
Да и талантов – честно – одни лишь понты.
Я говорила: знаешь ведь, я же слаба,
Разве что в грёзах взмахом сметаю преграды,
Но защитить хоть кого-то, спасти взаправду
Я не смогла ни разу и в собственных снах.
Я говорила: знаешь ведь, я же глупа
И до простейшего не додумаюсь даже,
Но обещаю, что если ты мне подскажешь,
Что теперь делать – я сделаю. Дай мне знак.
Слушай, ведь я же готова и в автозак,
Я ведь готова на много, на много больше,
Если всё это хоть чем-то сейчас поможет
(Я тебя даже не буду спрашивать – как).
Мне уже поздно всё начинать с начала,
Лучше в размен себя бросить, чем из окна,
Только скажи мне: так надо. Скажи, что да.
Я говорила… Но божество молчало.
Баллада о хищниках. Gewalt
Я взглядом столкнулась с хищником,
Я слышала его смех:
Шапчонка на нём козырная
И чёрный глухой доспех.
Не то чтобы был голодным, но
Сегодня им дали карт-бланш –
А то-то ходят весёлые:
Настал долгожданный реванш.
Кружу между них проулками,
Здесь стены прикроют меня.
Один лишь вопрос останется:
Откуда я помню тебя?
Не то чтобы в ночь бессонную
Тебя породил мой же бред,
Не то чтобы мы встречались здесь
Когда-то, назад много лет.
Хотя… может, и тогда уже
Народным врагом я была,
А ты… да не буду спрашивать,
Как точно вас звали тогда.
Но если по правде, думаю,
Всё проще, всё очень легко:
Я просто точно такая же,
Там где-то, внутри глубоко.
Ведь сила так кружит голову,
И я тоже хмель этот пью –
Так пусть двое древних хищников
Сойдутся, как в древнем бою.
На самое дно морей тебя
Я сброшу – и кану второй,
Чтоб все, что вокруг стоят сейчас,
Покончили следом с войной.
Но те меж собой шушукались,
И я оглянулась на всех:
Я видела взгляды падальщиков,
Я слышала их смех.
Интермеццо. Tagträumerei
Мне рассказали сегодня про мужика:
Он переноску купил для огромной собаки,
Хочет, наверно, куда-то свалить вместе с нею –
Только подальше, куда-нибудь прочь отсюда.
Если была бы и у меня собака,
Я бы с ней тоже сейчас куда-то свалила,
Мы бы сбежали на все четыре стороны света:
К южному морю, где крик заглушает волнами,
Дальше на север, в лачугу, укрытую снегом,
Просто куда-то, где время остановилось
И где людей отродясь никогда не бывало,
А если есть – то они ни о чём не слыхали.
Только вот нет у меня никакой собаки,
И для неё, конечно, нет переноски,
И убегать мне, выходит, незачем как-то,
Да и некуда убегать мне. Будем честны.
Тише-тише. Selbstwiegenlied
Тише-тише, это просто сон дурной,
Чтоб прогнать его, глаза скорей закрой.
Знает каждый: лишь зажмурься посильней –
Страхи все уйдут опять в страну теней.
С чердака в подвал сто тысяч долгих лет
Злой, с железными зубами, бродит дед,
За стеною – чей-то вздох ему в ответ,
Там в соседа нож вогнал другой сосед.
Тише-тише, это просто сон дурной,
Ты плотней глаза ладошками закрой,
Спрячься, заяц, в тёплой душной темноте,
Не найдут тебя незримые тебе.
Расползаются сквозь мёртвые кусты
Блики фар и свет больной дурной луны,
Это конники несутся сквозь дворы,
Забирают всех, кто выполз из норы.
Тише-тише, это просто крысы там
Расшуршались, разбродились по домам,
Ты накройся одеялом с головой,
Ни одна не потревожит твой покой.
И неважно, что там шастает вокруг:
Одеяло – это самый верный друг.
Да не слушай, как грохочет, кто кричит:
Одеяло – это самый верный щит.
До рассвета уж недолго – час-другой…
Почему вокруг так тихо-тихо стало?
Не кричи, малыш, я прямо за тобой.
Извини, но я не верю в одеяло.
Параллельно. Ohnmacht
Тошнота и рассвет параллельны друг другу.
Я, шурша тишиной, выхожу на балкон.
Розоватая дрёма полощет округу,
И последние сны населяют мой дом.
Отпускаю на волю, в мир ветра и пыли
Над запутанной вязью асфальтовых рек
Первый – «Хватит войны» – самолёт А4
И второй – сразу следом – «Долой (имярек)».
Прячусь внутрь. Затираю рассветные пятна
Складкой шторы. Проспать бы – хоть сколько дано.
Кто-то видел меня? Думать так неприятно,
И не хочется думать, что всем всё равно.
Шёпотом. Gedankenverbrechen
Пожалуйста, пусть они выстоят, –
Шепчу в уши ночи бессмысленно, –
Ведь если сдадутся, не выстоят,
Нас следом поглотит мгла.
Не дай мне весною израненной
Узреть праздник трупов замаранный,
Услышать победы отравленной
Отравленное «ура».
Твердят мне: «Чего бы ни стоило,
Лишь снова б всё тихо, устроено».
Всё это ни жизни ни стоило,
Но раз мы все у черты –
Пожалуйста, пусть они выстоят, –
Шепчу без надежды и смысла я,
Жестоко, почти что немыслимо,
Под занавес темноты.
Отходная. Heimat
Не зовите её вы по имени,
Ведь она так давно умерла –
В перекрестье из «прежде», «а ныне» и
«Новом дне» для вчерашнего дна.
Чтоб никто не смутился вопросами,
Тихо остов убрали под стол
И накрыли скатёркою-простынью,
Перекрашенной под триколор.
Восседали потом и рассаживались,
Пересаживаясь иногда,
То засиживая, то засаживая,
Рассылая по, в или на.
По этапу, на бойню, в нетление,
Говоря, будто так нужно ей –
Что скончалась ещё до рождения
Где-то между крестов и нулей.