Стихотворения 1905 года — страница 1 из 6

Александр БлокСТИХОТВОРЕНИЯ 1905 ГОДА

«Шли на приступ. Прямо в грудь…»

Шли на приступ. Прямо в грудь

Штык наточенный направлен.

Кто-то крикнул: «Будь прославлен.»

Кто-то шепчет: «Не забудь!»

Рядом пал, всплеснув руками,

И над ним сомкнулась рать.

Кто-то бьется под ногами,

Кто — не время вспоминать…

Только в памяти веселой

Где-то вспыхнула свеча.

И прошли, стопой тяжелой

Тело теплое топча…

Ведь никто не встретит старость —

Смерть летит из уст в уста…

Высоко пылает ярость,

Даль кровавая пуста…

Что же! громче будет скрежет,

Слаще боль и ярче смерть!

И потом — земля разнежит

Перепуганную твердь.

Январь 1905

* * *

«Улица, улица…»

Улица, улица…

Тени беззвучно спешащих

Тело продать,

И забвенье купить,

И опять погрузиться

В сонное озеро города — зимнего холода.

Спите. Забудьте слова лучезарных.

О, если б не было в окнах

Светов мерцающих!

Штор и пунцовых цветочков!

Лиц, наклоненных над скудной работой!

Всё тихо.

Луна поднялась.

И облачных перьев ряды

Разбежались далёко.

Январь 1905

БОЛОТНЫЕ ЧЕРТЕНЯТКИ

А. М. Ремизову

Я прогнал тебя кнутом

В полдень сквозь кусты,

Чтоб дождаться здесь вдвоем

Тихой пустоты.

Вот — сидим с тобой на мху

Посреди болот.

Третий — месяц наверху —

Искривил свой рот.

Я, как ты, дитя дубрав,

Лик мой также стерт.

Тише вод и ниже трав —

Захудалый черт.

На дурацком колпаке

Бубенец разлук.

За плечами — вдалеке —

Сеть речных излук…

И сидим мы, дурачки,—

Нежить, немочь вод.

Зеленеют колпачки

Задом наперед.

Зачумленный сон воды,

Ржавчина волны…

Мы — забытые следы

Чьей-то глубины…

Январь 1905

* * *

«Я живу в отдаленном скиту…»

Я живу в отдаленном скиту

В дни, когда опадают листы.

Выхожу — и стою на мосту,

И смотрю на речные цветы.

Вот — предчувствие белой зимы:

Тишина колокольных высот…

Та, что нынче читала псалмы,—

Та монахиня, верно, умрет.

Безначально свободная ширь,

Слишком радостной вестью дыша,

Подошла — и покрыла Псалтирь,

И в страницах осталась душа.

Как свеча, догорала она,

Вкруг лица улыбалась печаль.

Долетали слова от окна,

Но сквозила за окнами даль…

Уплывали два белых цветка —

Эта легкая матовость рук…

Мне прозрачная дева близка

В золотистую осень разлук…

Но живу я в далеком скиту

И не знаю для счастья границ.

Тишиной провожаю мечту.

И мечта воздвигает Царицу.

Январь 1905

ПОВЕСТЬ

Г. Чулкову

В окнах, занавешенных сетью мокрой пыли,

Темный профиль женщины наклонился вниз.

Серые прохожие усердно проносили

Груз вечерних сплетен, усталых стертых лиц.

Прямо перед окнами — светлый и упорный —

Каждому прохожему бросал лучи фонарь.

И в дождливой сети — не белой, не черной —

Каждый скрывался — не молод и не стар.

Были как виденья неживой столицы —

Случайно, нечаянно вступающие в луч.

Исчезали спины, возникали лица,

Робкие, покорные унынью низких туч.

И — нежданно резко — раздались проклятья,

Будто рассекая полосу дождя:

С головой открытой — кто-то в красном платье

Поднимал на воздух малое дитя…

Светлый и упорный, луч упал бессменный —

И мгновенно женщина, ночных веселий дочь,

Бешено ударилась головой о стену,

С криком исступленья, уронив ребенка в ночь…

И столпились серые виденья мокрой скуки.

Кто-то громко ахал, качая головой.

А она лежала на спине, раскинув руки,

В грязно-красном платье, на кровавой мостовой.

Но из глаз открытых — взор упорно-дерзкий

Всё искал кого-то в верхних этажах…

И нашел — и встретился в окне у занавески

С взором темной женщины в узорных кружевах.

Встретились и замерли в беззвучном вопле взоры,

И мгновенье длилось… Улица ждала…

Но через мгновенье наверху упали шторы,

А внизу — в глазах открытых — сила умерла.

Умерла — и вновь в дождливой сети тонкой

Зычные, нестройные звучали голоса.

Кто-то поднял на руки кричащего ребенка

И, крестясь, украдкой утирал глаза…

Но вверху сомнительно молчали стекла окон.

Плотно-белый занавес пустел в сетях дождя

Кто-то гладил бережно ребенку мокрый локон.

Уходил тихонько. И плакал, уходя.

Январь 1905

ТВАРИ ВЕСЕННИЕ(Из альбома «Kindisch»[1] Т. Н. Гиппиус)

Золотисты лица купальниц.

Их стебель влажен.

Это вышли молчальницы

Поступью важной

В лесные душистые скважины.

Там, где проталины,

Молчать повелено,

И весной непомерной взлелеяны

Поседелых туманов развалины.

Окрестности мхами завалены.

Волосы ночи натянуты туго на срубы

И пни.

Мы в листве и в тени

Издали начинаем вникать в отдаленные грубы

Приближаются новые дни.

Но пока мы одни,

И молчаливо открыты бескровные губы

     Чуда! о, чуда!

     Тихонько дым

     Поднимается с пруда…

     Мы еще помолчим.

Утро сонной тропою пустило стрелу,

Но одна — на руке, опрокинутой в высь,

Ладонью в стволистую мглу —

Светляка подняла… Оглянись:

Где ты скроешь зеленого света ночную иглу?

     Нет, светись,

Светлячок, молчаливой понятный!

     Кусочек света,

     Клочочек рассвета…

Будет вам день беззакатный!

     С ночкой вы не радели —

     Вот и всё ушло…

     Ночку вы не жалели —

     И становится слишком светло.

Будете маяться, каяться,

И кусаться, и лаяться,

Вы, зеленые, крепкие, малые,

Твари милые, небывалые.

Туман клубится, проносится

     По седым прудам.

Скоро каждый чертик запросится

     Ко Святым Местам.

19 февраля 1905

* * *

«Иду — и всё мимолетно…»

Иду — и всё мимолетно.

Вечереет — и газ зажгли.

Музыка ведет бесповоротно,

Куда глядят глаза мои.

Они глядят в подворотни,

Где шарманщик вздыхал над тенью своей.

Не встречу ли оборотня?

Не увижу ли красной подруги моей?

Смотрю и смотрю внимательно,

Может быть, слишком упорно еще…

И — внезапно — тенью гадательной —

Вольная дева в огненном плаще!..

В огненном! Выйди за поворот:

На глазах твоих повязка лежит еще…

И она тебя кольцом неразлучным сожмет

В змеином логовище.

9 марта 1905

ПЕСЕНКА

Она поет в печной трубе.

Ее веселый голос тонок.

Мгла опочила на тебе.

За дверью плачет твой ребенок.

Весна, весна! Как воздух пуст!

Как вечер непомерно скуден!

Вон — тощей вербы голый куст —

Унылый призрак долгих буден.

Вот вечер кутает окно

Сплошными белыми тенями.

Мое лицо освещено

Твоими страшными глазами.

Но не боюсь смотреть в упор,

В душе — бездумность и беспечность!

Там — вихрем разметен костер,

Но искры улетели в вечность…

Глаза горят, как две свечи.

О чем она тоскует звонко?

Поймем. Не то пронзят ребенка

Безумных глаз твоих мечи.

9 апреля 1905

ЛЕГЕНДА

Господь, ты слышишь? Господь, простишь ли?—

Весна плыла высоко в синеве.

На глухую улицу в полночь вышли

Веселые девушки. Было — две.

Но Третий за ними — за ними следом

Мелькал, неслышный, в луче фонаря.

Он был неведом… одной неведом:

Ей казалось… казалось, близка заря.

Но синей и синее полночь мерцала,

Тая, млея, сгорая полношумной весной.

И одна сказала… «Ты слышишь? — сказала. —

О, как страшно, подруга… быть с тобой»

И была эта девушка в белом… в белом,

А другая — в черном… Твоя ли дочь?