Ряженые ходят по домам,
Им выносят рюмки на подносе.
Из домов выбрасывают хлам,
И носы краснеют на морозе.
А когда московские часы
Отсчитают прожитое время,
Мы с тобой под музыку попсы
Через страны чокнемся со всеми.
Но уж точно – следующий год
Встретим дома, где так славно жили.
Только я не знаю, что нас ждет,
Если мы сейчас уже чужие.
Предсказание
Я люблю смотреть, как мчится конница
По экрану или по холсту…
Жаль, что всё когда-то плохо кончится,
Жизнь, как конь, умчится в пустоту.
Всё когда-нибудь, к несчастью, кончится.
Солнце станет экономить свет.
И однажды выйдут к морю сочинцы —
Ну а моря и в помине нет.
То ли испарится, то ли вытечет,
То ли всё разрушит ураган…
И Господь планету нашу вычеркнет
Из своих Божественных программ.
И она в космические дали
Улетит среди других планет…
И никто ей песен не подарит,
Не вздохнет, не погрустит вослед.
И Земля вовеки не узнает,
Что часы остановили ход…
Оборвется наша жизнь земная,
Хоть недолог был ее полет.
«Пока я всем «услуживал»…»
Пока я всем «услуживал» —
Шедевры перечитывал
И ставил в номер «Юности»
И прозу, и стихи,
Я был угоден Битовым
И жил в тусовке дружеской
Средь мудрости и глупости,
Как Ванька от сохи.
И время это долгое
Во мне печалью корчилось,
Неслось сквозь чьи-то бедствия,
Цензурные бои.
А время было дорого.
Я крал его у творчества,
Чужие строки пестовал
И забывал свои.
А годы шли и множились.
И от журнала юного
Я ринулся в грядущее
И наверстал его.
И в эти дни погожие
Друзей как ветром сдунуло.
И было в том признание
Успеха моего.
«Век Серебряный заглох…»
Век Серебряный заглох…
Возвратился каменный,
Где уже неведом Блок,
Не прочитан Анненский.
Из души не рвется зов.
И пустуют залы.
У властителей умов
Появились замы:
Непотребная попса
В тыщах вольт и мраке…
Бьются в ритме голоса,
Как крутые – в драке.
А уж как распалены
Короли улова…
Не хватает тишины,
Чтоб услышать Слово.
«Левитановская осень…»
Левитановская осень.
Золотые берега.
Месяц в реку ножик бросил,
Будто вышел на врага.
Красоту осенней чащи
Нанести бы на холсты.
Жаль, что нету подходящих
Рам для этой красоты.
А холодными ночами
Истерзали лес ветра.
Всё у нас с тобой вначале,
Хоть осенняя пора.
«Сколько же вокруг нас бл-ва!..»
Сколько же вокруг нас бл-ва!
Как в рулетке – ставок…
Не хочу приспособляться.
Воевать не стану.
С кем сражаться-то? С ворами?!
С их придворным званием?
Я и так опасно ранен
Разочарованием.
Жизнь пошла не по законам, —
Провались всё пропадом!
Припаду к святым иконам,
Помолюсь им шепотом.
Всё, что нам с тобою надо, —
Во Всевышней власти:
Чтоб от взгляда и до взгляда
Умещалось счастье.
«У нас с тобой один знак Зодиака…»
У нас с тобой один знак Зодиака.
Не в этом ли причина наших бед.
Готов уйти я из созвездья Рака,
Чтоб разногласья все свести на нет.
Характеры у нас настолько схожи,
Что кажется – мы часть одной судьбы.
Одни и те же мысли нас тревожат,
И оба перед хамством мы слабы.
И беды одинаково встречаем.
И в спорах обоюдно горячи.
Когда азарт мой в гневе нескончаем,
Я мысленно прошу тебя – «Молчи!»
Ты не молчишь… И я кляну созвездье.
Но вскоре в дом приходит тишина.
Не потому ль мы в этой жизни вместе,
Что на двоих судьба у нас одна.
«Мое лицо гуляло по экранам…»
Мое лицо гуляло по экранам
Среди восторга, песен и поэзии.
Я сам себе казался юным грандом,
И девочки в те годы мною грезили.
А за спиной кривили рот эстеты,
И снобы мне завидовали мелочно,
Считая – не по чину эполеты,
Что я на их пути всего лишь стрелочник.
Но я не с ними шел по этой жизни…
Среди моих читающих поклонников
Был старый друг Ираклий Абашидзе,
Володя Соколов и патриарх Андроников.
Их доброта и слава были рядом.
И потому я не был свергнут завистью.
Смотрю на все минувшее их взглядом,
Чтоб с будущим мне было легче справиться.
«Не помню, как та речка называлась…»
Не помню, как та речка называлась,
Но помню, что была не широка.
Я умудрился порыбачить малость,
Но слишком круты были берега.
И я пошел искать другое место,
Забрав свой незатейливый улов.
И вдруг увидел, что река исчезла,
Как будто провалилась в черный ров.
Как будто бы и не было в помине
Плескавшейся у берега воды.
И словно в память о колдунье синей
На бывших берегах ее – цветы.
Но вдруг вдали вновь засинела лента:
И речка, побывавшая во мгле,
В простор зеленый вырвалась из плена
И весело помчалась по земле.
И я подумал – «Как вы с ней похожи.
Вот так порою среди бела дня,
Чтоб бедами своими не тревожить,
Душа твоя скрывалась от меня…»
«Осенний день наполнен светом…»
Осенний день наполнен светом
И грустной музыкой листвы.
И распрощавшееся лето
Сжигает за собой мосты.
В лесу пустынно и печально.
На юг умчался птичий гам.
И в тишине исповедальной
Притих березовый орган.
«Лермонтов безмерно рисковал…»
Лермонтов безмерно рисковал,
Вызывая недругов к барьеру.
И когда не принимал похвал,
И не ставил в грош свою карьеру.
Рисковал над начатым листом,
Чтоб душой с другими поделиться.
Но особый риск таился в том,
Что в себе хранили те страницы.
Рисковал, когда являлся в свет,
Потому что был остер в беседах.
Не красавец, но лихой корнет,
Поразивший смертью напоследок.
Памяти Булата Окуджавы
Окончена великая страда,
И жизнь скатилась, как вода со склона.
Какого это стоило труда —
Не удостоить королей поклона.
Какого это стоило труда —
Вместить весь мир в свое больное сердце.
Разлука начала считать года…
И я хочу в минувшее всмотреться.
Твоя охота к перемене мест
Перемешала за окном пейзажи.
И твой последний роковой отъезд
Ни у кого в душе еще не зажил.
Прости, Булат, мы остаемся жить,
Приписаны к Арбатскому предместью.
Чтоб без тебя – тобою дорожить,
Как дорожил ты совестью и честью.
«Пока мои дочери молоды…»
Пока мои дочери молоды,
Я буду держаться в седле.
А все там досужие доводы
О годах… – Оставьте себе.
Пока мои внуки готовятся
Подняться на собственный старт,
Я мудр буду, словно пословица,
И весел, как детский азарт.
И пусть им потом передастся
И опыт мой, и ремесло…
А мне за терпенье воздастся,
Когда они вскочат в седло.
«Дарю свои книги знакомым…»
Дарю свои книги знакомым —
Властителям судеб и снобам,
Которым всегда не до книг.
Поэтому черт с ней, с обидой,
Когда полистав их для вида,
Они забывают о них.
Забросят на книжную полку,
Как в стог золотую иголку,
Где имя окутает тьма.
А я буду думать при этом,
Что стал их любимым поэтом,
Поскольку наивен весьма.