каторжным работам на 7 лет за незаконное
присвоение денег, собранных по подписке на
английский "заем победы" во время войны.
Боттомлей вел в "Джон Буле" во время
войны самую кровожадную,
человеконенавистническую кампанию во имя
победы "культуры и права" против германского
империализма. Процесс разоблачил этого героя,
набившего свои карманы на патриотической
травле.
Вот образ красочный, хоть вставь его в киот:
Парламентский крикун, прожженный "патриот",
В листовках пламенных натравливавший "Джона"
На "некультурного и подлого тевтона",
Он, не сумевши скрыть бесчисленных улик,
Внезапно выявил свой благородный лик.
Но это уж не лик, а четкий тип героя
Всебуржуазного покроя.
Подобной сволочью везде хоть пруд пруди:
Во всех парламентах, на заседаньях бурных,
Среди погромщиков изысканно-культурных —
Она бурнее всех и вечно впереди.
И кто поручится, что в Генуе, к примеру,
Не этакая мразь "сгущала атмосферу",
То "разрежала" вновь пары,
Чтоб и "улики" скрыть и не сорвать игры,
И, напоровшися на красную отвагу,
Спешит свою игру перенести в Гаагу?
ОСЫЭлегия
Ос растревоженных осатанелый рой, —
Он был опасен нам весеннею порой.
Теперь он, сбившись в ком, под колпаком
судебным
Наводит грусть своим жужжанием враждебным
Разбойники полей, грабители цветков
Последний точат яд с осиных хоботков,
Заране чувствуя, что мудрым пчеловодом
Они осуждены со всем своим приплодом.
ВОЛЧЬЯ ЗАЩИТНИЦА
Отнюдь не солидаризируясь с
деятельностью эсеров, которая сделана сейчас
предметом судебного разбирательства,
решительно расходясь с учением и программой, с
тактикой а методами борьбы с.-р. партии, в
частности с ее ролью в гражданской войне, наша
партия тем не менее решила делегировать
защитников на упомянутый процесс.
Что у волков бандитские ухватки
И что у мужиков законный им отпор —
Иль пуля, иль топор, —
Об этом знают все. Тут разговоры кратки.
Случилось: некий волк, попавши в западню,
На помощь стал сзывать звериную родню.
Большая поднялась тревога в волчьем стане:
"Проклятье мужикам!" — "Товарищ наш в капкане!"
Ан, глядь: мужик с ружьем идет на волчий вой.
Завидя мужика, идущего к капкану,
Лиса, как водится, решив прибечь к обману,
К тревожным голосам прибавила и свой
И стала — издали, конечно, —
Корить злодея-мужика:
"Меня ты знаешь, чай. Скажу чистосердечно,
Сколь от разбойных всех волков я далека.
Но различать, однакож, надо:
Карать ли волка за разбой,
За то, что ночью он в твое ворвался стадо,
За то ль, что просто днем он встретился с тобой?
Суди волков, но справедливо.
Есть волки честные, в том слово я даю.
А этот, пойманный, волк честный особливо:
Я знаю и его и всю его семью.
Старик хозяйственный, суровый, богомольный,
Его отец всю жизнь морил себя постом.
Сын весь пошел в отца: не жадный, сердобольный,
Увидевши овцу, берет он путь окольный…
Он даже и не волк, клянусь моим хвостом!.."
"Хвостом? — сказал мужик. — Ах, язви тя короста
А ну-ка повернись. Ба! Ты ж совсем бесхвоста!
Да не в капкане ль хвост? В капкане, так и есть!
Кого ж ты думала своим враньем провесть?
И волк твой кормится травою луговою,
И ты, защитница его, во всем чиста…
Благодари судьбу, оставшися живою,
Что там, где волк своей ответит головою,
Ты лишь отделалась потерею хвоста!"
Прогнившей совести все расплескав остатки,
Зломеньшевистская распутная кума,
Благодари судьбу, что от суда сама
Ты в дальний лес могла подрать во все лопатки,
Но, потерявши хвост, замаранный весьма,
Чтоб вновь не сесть в капкан с великого ума, —
Не суйся в волчьи адвокатки!
ВАНДЕРВЕЛЬДЕ В МОСКВЕ
IГРЯДИ! ГРЯДИ!(Приветствие эсеровскому защитнику,господину Вандервельде)
С блудливой миной, сановный морща лоб.
Се к нам грядет министр и преданный холоп
Его величества бельгийского, Альберта.
Чтоб помнил он всю жизнь об этом "светлом" дне,
Устроимте ж ему мы "встречу"! Он вполне
Достоин доброго "кошачьего концерта"!
Пускай же облетит весь шар земной молва,
Как, пролетарская Москва,
Прошла ты с шиканьем, насмешками и свистом
Пред подлым гоф-социалистом!
Нет, не забыли мы кровавой той поры,
Когда он русскому царю был гость желанный,
Когда предателю весь царский штат охранный
Под ноги подстилал ковры.
"Приди на помощь нам, союзник наш почтенный,
Пусть чернь фабричная, услыша голос твой,
Усвоив сдуру твой социализм подменный,
Патриотический поднимет снова вой!"
О, сколько их у нас в ту пору подвизалось,
Таких вот прихвостней банкиров и царя.
Искали дураков, а их не оказалось.
В России зрел _февраль_, предвестник _Октября_!
Где желтые цветы? Скорей ему в петлицу!
Как много важности в антантовском после —
Се входит в красную столицу
Плут на эсеровском осле!
Эсеры, по пути ему стелите вайи! [8]
С осанной (где вы там?) к нему, меньшевики!
Остановитеся, трамваи!
Замрите, улицы Москвы и тупики!
Спаситель! Осенен трехцветным царским флагом,
Въезжай в судилище ослиным важным шагом,
Где подзащитные твои,
Всех распинателей России холуи,
Эсеровских це-ка бандитские созвездья,
Организаторы убийств из-за угла,
Ждут пролетарского возмездья
За все их черные дела!!
IIРУССКИЕ ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИв современной применении
По слухам, не предвидя своим подзащитным оправдания,
Но предвидя свой несмываемый срам,
Вандервельде потребует, чтоб в зале заседания
Не велось стенограмм.
Подарок "Эмилию Версальскому", Вандервельде тож
Рабочими красного "Богатыря"
"Другу" последнего русского царя
И французского маршала Фоша
Готовится — огромная калоша.
IIIЧУДАК ПОКОЙНИК
Мне Наркомюст сказал: "Садитесь. Я вам рад.
Садитеся". — "Куда?! Благодарим покорно!" —
"Садитесь". — "Нет, уж я… Я постою, камрад".
А он — "Пардон, _мусью_", — мне говорит упорно.
Ну, что же? Пусть "мусью". Мерси за прямоту,
"Пардон", однакож, есть. Хоть вежливы по тону.
Но "_Правда_" — прямо мне горчичник к животу —
Заладила, что день: "Ату его! ату!"
Громит без всякого пардону!
Уж переводчик мой язык себе свихнул,
Переводя ее свирепые нападки.
Намедни в зеркало я на себя взглянул:
Лицо прорезали две новых скорбных складки.
Мон-дьё! С каким домой вернусь-то я лицом?!
Не беспокойтеся, почтеннейший Иуда!
Я уповаю, что отсюда
Вы политическим вернетесь мертвецом!
IVПУТЕШЕСТВИЕ ПО СОВ. РОССИИЗНАТНОГО ИНОСТРАНЦА(Из записок министра Эмилия Версальского)
Не узнаю этих мест.
В прошлый мой приезд
При покойном российском государе
Был я в большом ударе,
Слыша, как все шептали вокруг:
"Мусью Вандервельде!.. Наш друг!.."
Встреча во дворце была столь интимна,
Мне жал руки сам державный лейб-гусар,
А я под звуки царского гимна
Кричал: "Вив ля Рюсси! Вив ле цар!"
А нынче, переехав границу,
Попал я ровно в сумасшедшую больницу:
При виде меня все дрожат от ярости
И, не уважая моей относительной старости
И моего социального положения,
Сыплют такие выражения,
Коих смысл… не совсем переводим.
Все ж приехал я в Москву невредим,
Хоть по пути мне кричали при всякой оказии:
"Эй, ты, холуй буржуазии!"
На станции Себеже
Какому-то русскому невеже,
Оравшему: "Ей, ты, двухсполовинный!" —
Мой спутник, Курт Розенфельд, сделал упрек невинный:
"Мейн герр, эс ист нихьт вар!
Мой Интернационал не двухсполовинный, а Венский!"
На что невежа запыхтел, как их самовар:
"Ты — плут венский, а я — мужик деревенский!
Вот ты сытый, а я голодный, —
Ты лакированный, а на мне рогожа,
Но я красной Россеи гражданин свободный,
А ты! — собачий хвост, подхалимская рожа,
А кабы мне поручили тебя принимать —
Показал бы тебе я кузькину мать!"
На станции Великие Луки
Натерпелся я муки:
Какая-то товарищ Фекла
Чуть не вышибла в вагоне стекла.
А уж Москва себя показала:
Тысячи рабочих вокруг вокзала
Встречали меня столь… бурно,
Что мне чуть не сделалось дурно.
За что столько свисту, брани, угроз,
За что — букеты не из красных роз,
А из травы сорной
И жгучей крапивы подзаборной?
За что эти черные, позорные плакаты?
Пусть эсеры сто тысяч раз виноваты,
Но я же адвокат,
Я только адвокат,
А потом уже социал-демократ,
Чьи, хе-хе-хе, убеждения
Заслужили высочайшего утверждения!
Ах, ма тант,
Антант!
Как я возвращусь отсель
В Версаль? В Брюссель?
Не то мне страшно, что эсеров осудят, —
От мысли иной берет меня жуть:
Какими "розами" будет, — ох, будет! —
Усыпан в Европе мой обратный путь?!
Перевел с социал-предательского
Демьян Бедный.
VАХ, ПОЗВОЛЬТЕ ВАС ПОЗДРАВИТЬ!
В Париже под председательством
миллиардера Моргана открылась конференция
банкиров.
Из нашего печального изгнания
Приветствуем ваши великие начинания.
Вы соль земли и светочи мира.
Да здравствует творческая мысль банкира!
Да здравствует предмет нашей бескорыстной симпатии,
Представитель американской развернутой демократии,
Гордость человечества, Морган!!
От лица сотрудников "Социалистического вестника"
Подписали два меньшевистских прелестника
Мартов и Дан.
Переваривая впечатления московских приветствий
(Не имевших, к счастью, физических последствий)
— Ах, вырваться бы отсюда скорее! —
Скорбим, что не можем, каждый в своей ливрее,
Потолкаться в передней вашей конференции,
Чтоб сквозь двери послушать ваши мудрые сентенции
И усвоить их высокоблагородные мотивы.
Клянемся выполнять ваши новые директивы
И проводить их в жизнь всеми "социалистическими" мерами.
Лично от себя и уполномоченные эсерами,
Этими жертвами большевистского насилия,
Подписали: мамзель Эмилия,
Вокерс, Курт Розенфельд, переводчица Розенталия
И еще одна каналия
(Коммунистов коробит ее кровно поруганная фамилия).
С подлинным верно
Демьян Бедный.
VIКОРОЛЕВСКАЯ ШАНСОНЕТКА
Я явилася сюда,
Вот сюда
И сюда
Для… вот этого… суда,
Для суда,
Да!
Посмотрите ж, наркомюст,
Наркомюст,
Наркомюст,
Что за ножки, что за бюст,
Что за бюст,
Бюст!
Содержанка короля,
Короля,
Короля,
Я спою вам: тру-ля-ля,
Тру-ля-ля,
Ля!
До-ре-ми! Ре-ми-фа-соль1
Ми-фа-соль,
Ми-фа-соль!
Всем понятно, в чем тут соль?
В чем тут соль?
Соль!
VIIПОД ХОЗЯЙСКОЕ КРЫЛЫШКО
Вступив с Антантою в единый, тесный блок
И доброго от нас не чая хлебосольства,
В Москве он разыскал уютный уголок
В лакейской конуре английского посольства.
VIIIПРОЩАЙ, ЭМИЛИЯ!Романc
"Я ухожу! — жеманно ты сказала, —
Пусть ангелы моих друзей спасут".
И ты ушла торжественно из зала,
Презревши наш, рабочий, "хамский" суд.
Молчали все, от изумленья немы,
А я рыдал, почувствовав беду:
"Ушла… ушла… И я лишился темы,
Какой, увы, уж больше не найду!"
Твои слова звучали так напевно,
Но вера им свелась у всех к нулю.
И ты ушла, суду швырнувши гневно:
"Я к своему вернуся королю!"
Потупившись, две глупеньких гризетки
Твой гардероб тащили впереди,
И — злой символ! — три желтеньких розетки
У всех троих дрожали на груди.
О три красы! О желтое созвездье!
Презрев наш суд, идите же туда,
Где в некий день настигнет вас возмездье
Не менее сурового суда!