Стихотворения — страница 9 из 22


Тот спор кипел тогда,

Так молод, смел и страстен!

Он был скорей согласьем,

Но в этом ли беда?


Беда пришла потом,

Когда не стало спора,

И — спорщики — мы скоро

Покинули тот дом.


От спора мы ушли.

И стало всё бесспорно…

Но брошенные зёрна

Вдруг дерзко проросли.


Порою из-за штор

Я слышу довод ярый,

И перебор гитары,

И дивный давний спор…


1968


ПУСТЫРЬ


Подвыпившие оркестранты,

Однообразный цок подков.

А мне казалось — там пространство,

За садом баронессы Корф.


Там были пустыри, бараки,

И под кладбищенской стеной

Храпели пыльные бродяги,

Не уходившие домой.


А кладбище цвело и пело

И было островом травы.

Туда бесчувственное тело

Везли под грузный вздох трубы.


Но дальше уходили трубы

Вдоль белокаменной стены,

И марши не казались грубы,

А вдохновенны и нежны.


Над белым куполом церковным

Вдруг поднималось вороньё.

А дальше — в свете безгреховном

Пространство и небытие.


И светом странным и заветным

Меня пронизывал дотла

При звуках музыки посмертной

Осколок битого стекла.


1968


«Мне снился сон жестокий…»


Мне снился сон жестокий

Про новую любовь.

Томительно и нежно

Звучавшие слова.

Я видел твоё платье,

И туфли, и чулки

И даже голос слышал.

Но не видал лица.


О чём меня просила?

Не помню. Повтори.

Опять с такой же силой

Со мной заговори.

И снова в сновиденье

Случайное вернись.

Не надо завершенья,

Но только повторись!


Ведь в этой жизни смутной,

Которой я живу,

Ты только сон минутный,

А после, наяву —

Не счастье, не страданье,

Не сила, не вина,

А только ожиданье

Томительного сна.


1968


«Расставанье…»


Расставанье;

Век спустя после прощанья,

Ты звучишь во мне, как длинное стенанье,

Как стенанье ветра за стеной.

Расставанье,

Мне уже не нужное,

Стонешь ты, как женщина недужная,

Где-то за туманной пеленой


Пробуждаюсь.

Вместе с пробужденьем

Оборвался звук. Но странным пеньем

Я разбужен был. Так где оно?

Я однажды в детстве слышал это:

Женский вопль далеко до рассвета,

Замиравший медленно вдали.

Мне казалось — это похищенье

Женщины. Куда её влекли?


Так со мной бывает спозаранок,

Когда что-то нарушает сон.

Слышу похищенье сабинянок —

Длинный, удаляющийся стон.


1968


КОНЕЦ ПУГАЧЁВА


Вьются тучи, как знамёна,

Небо — цвета кумача.

Мчится конная колонна

Бить Емельку Пугача.


А Емелька, царь Емелька,

Страхолюдина-бандит,

Бородатый, пьяный в стельку,

В чистой горнице сидит.


Говорит: «У всех достану

Требушину из пупа.

Одного губить не стану

Православного попа.


Ну-ка, батя, сядь-ка в хате.

Кружку браги раздави.

И мои степные рати

В правый бой благослови!..»


Поп ему: «Послушай, сыне!

По степям копытный звон.

Слушай, сыне, ты отныне

На погибель обречён…»


Как поднялся царь Емеля:

«Гей вы, бражники-друзья!

Или силой оскудели,

Мои князи и графья?»


Как он гаркнул: «Где вы, князи?!»

Как ударил кулаком,

Конь всхрапнул у коновязи

Под ковровым чепраком.


Как прощался он с Устиньей,

Как коснулся алых губ,

Разорвал он ворот синий

И заплакал, душегуб.


«Ты зови меня Емелькой,

Не зови меня Петром.

Был, мужик, я птахой мелкой,

Возмечтал парить орлом.


Предадут меня сегодня,

Слава богу — предадут.

Быть (на это власть господня!)

Государем не дадут…»


Как его бояре встали

От тесового стола.

«Ну, вяжи его, — сказали, —

Снова наша не взяла».


1968


СОВЕТЧИКИ


Приходили ко мне советчики

И советовали, как мне быть.

Но не звал я к себе советчиков

И не спрашивал, как мне быть.


Тот советовал мне уехать,

Тот советовал мне остаться,

Тот советовал мне влюбиться,

Тот советовал мне расстаться.


А глаза у них были круглые,

Совершенно как у лещей.

И шатались они по комнатам,

Перетрогали сто вещей:


Лезли в стол, открывали ящики,

В кухне лопали со сковород.

Ах уж эти мне душеприказчики,

Что за странный они народ!


Лупоглазые, словно лещики,

Собирались они гурьбой,

И советовали мне советчики

И советовались между собой.


Ах вы, лещики, мои рыбочки.

Вы, пескарики-голавли!

Ах спасибо вам, ах спасибочки,

Вы мне здорово помогли!


1968


СТАРЫЙ САД


Забор крапивою зарос,

Но, несмотря на весь разор,

Необычайно свеж рассол

Настоянных на росах зорь.


Здесь был когда-то барский сад

Где молодой славянофил

Следил, как закипает таз

Варенья из лиловых слив.


Он рассуждал: «Недаром нить

Времён у нас ещё крепка».

И отпирал старинный шкап,

Где красовался Ламартин.


Читал. Под деревенский гул

Вдруг засыпал. Чадил ночник.

И долго слышен был чекан

Кузнечика в ночном лугу.


1968


БЕРЕЗНЯК


Так березняк беспечен, словно он

К российским бедам не причастен,

Воронами от зла заговорён

И над своей судьбой свободно властен.


Роскошный иней украшает лес.

Ещё светлей берёзовая роща.

Как будто псковичи с резных крылец

Сошли на вечевую площадь.


Ах, это вече! Русская мечта,

Похищенная из ганзейских вотчин!

Перед бесчинством царского меча

Как колокол берёзовый непрочен.


И наша деревенская судьба,

Ещё не став судьбою городскою,

Одним нас наградила навсегда —

Серебряной берёзовой мечтою!..


О жаркая, о снежная берёзка!

Моё поленце, веничек и розга!..


1968


«Мне снился сон. И в этом трудном сне…»


Мне снился сон. И в этом трудном сне

Отец, босой, стоял передо мною.

И плакал он. И говорил ко мне:

— Мой милый сын! Что сделалось с тобою!


Он проклинал наш век, войну, судьбу.

И за меня он требовал расплаты.

А я смиренно говорил ему:

— Отец, они ни в чём не виноваты.


И видел я. И понимал вдвойне,

Как буду я стоять перед тобою

С таким же гневом и с такой же болью…

Мой милый сын! Увидь меня во сне!..


1969


«Хочу, чтобы мои сыны…»


Хочу, чтобы мои сыны

и их друзья

несли мой гроб

в прекрасный праздник погребенья.

Чтобы на их плечах

сосновая ладья

плыла неспешно,

но без промедленья.


Я буду горд и счастлив

в этот миг

переселенья в землю,

что слуха мне не ранит

скорбный крик,

что только небу

внемлю.


Как жаль, что не услышу тех похвал

и музыки,

и пенья!

Ну что же!

Разве я существовал

в свой день рожденья!


И всё ж хочу,

чтоб музыка лилась,

ведь только дважды дух ликует:

когда ещё не существует нас,

когда уже не существует.


И буду я лежать

с улыбкой мертвеца

и неподвластный

всем недугам.


И два беспамятства —

начала и конца —

меня обнимут

музыкальным кругом.


1969


«Неужели всю жизнь надо маяться!..»


Неужели всю жизнь надо маяться!

А потом

от тебя

останется —

Не горшок, не гудок, не подкова, —

Может, слово, может, полслова —

Что-то вроде сухого листочка,

Тень взлетевшего с крыши стрижа

И каких-нибудь полглоточка

Эликсира,

который — душа.


1969


«Там дуб в богатырские трубы…»


Там дуб в богатырские трубы

Играет на сильном холме.

Но светлые, тихие струны

Звучат на душе и в уме.


И слиться с землёю и небом

Мечтает беспечный артист,

С закатом, где тополь над брегом

Так лёгок, летуч и ветвист.


Какое прекрасное свойство —

Уметь отрешиться от зла,

Бродить, постигая устройство

Пространства, души, ремесла!


Слияния лёгкая тризна!

Дубы замолкают тогда.

И грозные трубы отчизна

Сменяет на флейту дрозда.


1969


«Не мысль, не слово — а под снегом…»


Не мысль, не слово — а под снегом,

Подобный напряжённым слегам,

Отяжелевший вечный смысл

Повелевает мне: — Проснись!


И странно: в ясности речений

Какая-то есть пустота.

И может только свет вечерний

Заполнить общие места.


И трудно спать перед закатом

И просыпаться в странный час,

Когда над снегом розоватым

Берёзы высятся, светясь.


1969


«То осень птицы легче…»


То осень птицы легче

Опустится на плечи

Осиновым листом…

Но это всё потом.


И графика пейзажей,

Изображённых сажей

На воздухе пустом…

Но это всё потом.


А что было вначале?

Какие-то печали,

Вошедшие в мой дом…

Нет! Это всё потом!


1969


«Кто устоял в сей жизни трудной…»

Д. К.