1. Ночь
Нет масла в лампе – тушить огонь.
Сейчас подхватит нас чёрный конь…
Мрачнее пламя – чадный дух…
Дыханьем душным тушу я вдруг.
Ах, конь нас чёрный куда-то мчит…
Копытом в сердце стучит, стучит!
2. Руина
Красный дом – красный дом – красный дом.
Это флюгер скрипит ржаво-рыжий.
И в ответ, да, в ответ – о, с трудом —
Вторит арфа Эола на крыше:
Красный дом… красный дом, красный дом.
Ведь весна! Да, весна, здесь весна —
Ручейки разлилися как речки,
И трава разноцветно росна.
Блеют – где? – по утрам две овечки:
Да, весна… да, весна, да, весна…
Красный дом. Красный дом. Красный дом.
Это дятел долби́т по деревьям.
Флюгер с арфою вторят, с трудом.
И несётся к весенним кочевьям:
Красный дом, красный дом, красный дом!
3. Слабые сарказмы
Их двое. Тёмный повечерья час.
Горит, чадя чуть, голубая лампа.
Пробил последний – примиренье – час,
Горит нежнее и яснее лампа.
И вот краснеет пепельный фитиль…
И вдруг, краснея, вспыхивают стены.
Клубится красным у постели пыль,
И накаляет голубые стены.
И над постелью – огненный дракон.
А там портрет пастельный был недавно…
Какой стал странный брат, ужели он?..
И я сестрой ему была недавно…
В один карман карминовые розы,
Крестильный крестик и коробки спичек.
В плаще – подобие маркиза Позы.
Но – горе! – льнут столь ласковые слёзы,
Как миллионы из тумана личик.
А свет прекрасный светлой ночью – краше…
Но под ногою гнётся мокрый мостик.
Скорее… Ближе надо к чёрной чаше.
Русалка – слышу приглашенье Ваше.
И оклик мамы: это ты, мой Костик…
Перо моё пиши, пиши.
Скрипи, скрипи, в глухой тиши.
Ты, ветер осени, суши
Соль слёз моих – дыши, дыши.
Перо моё скрипи, скрипи.
Ты, сердце, силы все скрепи.
Скрепись, скрепись. Скрипи, скрипи,
Перо моё – мне вещь купи.
Весёлый час и мой придёт —
Уйду на верх, кромешный крот,
И золотой, о злой я мот,
Отдам – и продавец возьмёт.
Возьму и я ту вещь, возьму,
Прижму я к сердцу своему.
Тихонько, тихо, спуск сожму,
И обрету покой и тьму.
4. Пьяное утро
Слабый свет – и колокола гул.
Грустный звон – и вновь громадный гул.
– Воскресенье.
Неудавшееся бденье,
Неудавшийся разгул, —
Крови злой и шумный гул.
Я – как страшный царь Саул,
– Привиденье…
Сухарева башня – как пряник…
И я, как погибший Титаник,
Иду на дно.
Пора, давно… – и легко.
Кикапу! Рококо…
5. Ночной разговор
… – Я – ребёнок?…
Куда, куда, куда, куда.
…Да – денется ребёнок
Из саванных пелёнок?.
Куда тогда. Куда тогда.
– Пьянчужка!
Да это колотушка…
6. На лигикурье
Я лежу, как лапландец укутанный.
Ветер воет синодик свой спутанный.
Я разбужен им, убаюканный.
Снег – снег – снег.
Залепляет пэнснэ… эх!
Ветер лист отвернул, повернул,
В книге моей «Весы».
Я дерзнул, я дерзнул
Ветру молвить: merci —
Вслух – voici!
7. Вы со мною в вагоне
Осиливает тяжкий сон,
Но лечь не хочется – пред Вами.
И перелистываю Аполлон
Отяжелевшими перстами.
Вы в стороне, читая роль,
С опущенным сидите взглядом.
Я маленьким вдруг стал, как тролль…
(Кусаю стклянку с ярким ядом).
…Очнувшийся, я вижу след
Дождя на сумрачных двух стёклах.
И старомодный Ваш браслет
Украшенным – в фиалках блёклых.
Но так же, как и час назад,
Вы заняты своею ролью.
Опять, опять – под землю, в ад,
Проваливаюсь, Тролль с фиолью.
8. Похороны в поле
Новой Фостэн
По снегу, по снегу… – по брегу какого-то мёртвого моря,
Поэт и Фостэн, мы идём и поём менуэт.
По снегу, по снегу! Не скоро нас слабостью сморят
Полей берега, почерневшие тысячу лет.
Смотри – как доро́ги далёкой отсюда Бретани,
Аллеи, аллеи седых благородных дерев.
И ветер свистит, то напев напевая литаний,
То свист Соловья – тот старинный рыкающий рёв.
Вдруг грузно и грустно по снегу замыкались дровни.
Поэт и Фостэн – мы стоим: – мы молчим и глядим.
Кого-то везут из старинной червонной часовни…
Накрыто ташой, и недвижим лежит нелюдим.
По снегу, по снегу… По брегу замёрзшего поля,
В пустынный пол́день, провожая кого-то, идём,
Поэт и Фостэн, – и кривляется карлица Доля,
И огромный, пустой, опрокинут вверху водоём.
9. Один
В форточку, в форточку,
Покажи свою мордочку.
Нет – надень кофточку…
Или, нет, брось в форточку марочку…
Нет, карточку —
Где в кофточке, ты у форточки, как на жердочке.
Карточку! Нету марочки? Сел на корточки.
Нету мордочки. Пусто в форточке.
Только попугайчик на жердочке
Прыг, прыг. Сиг, сиг.
Ах, эта рубашка тяжелее вериг Прежних моих!
10. Предпраздничная ночь
Окно распахнула – суета, суета…
И яркие, огнистые, предпраздников цвета!..
А у меня в комнате чёрная зима!
– Копоть, копоть, копоть…
То-то будут бесы хлопать,
Да, в ладоши, – стуком ночью донимать.
Ах, неровно буду ночью я дышать – словно тёмный тать…
Оперла́сь на локоть.
Как черна моя кровать,
Душно, душно спать…
11. Полночь на святках
Пламя лампы ласковой потухает: полночь.
В каске, в маске, с плясками подступает полночь.
Тихо-тихо-ти́хонько шла бы полночь, полночь.
Прямо пряно-пьяною приступаешь, полночь.
Вьюгой – ффьюю ты! – вьюгою попеваешь, полночь.
Среброструнной домрою донимаешь, полночь.
Балалайкой, лайкою, лаешь, лаешь полночь.
– И ушла на кладбище – с пляской, в каске, полночь.
Утро. Струны добрые домры – где ты, полночь?
Солнце светит, вечное, – где ты, где ты, полночь?
Мёты взмёт, метельные, – засыпают полночь.
О, могила милая, – где ты? где ты, полночь.
12. Былое
Правнуку Мазаракия
Былое, как дым…
Как Геры гром пророкотал пергамент.
Как тронный зал открылся апартамент.
Ещё раскат – и пыльный департамент.
Былое, быль – скелет музейный – мамонт.
И стало сказкой, величавой вракой:
– Премьер-майор бунчужный Мазаракий…
А внук его, финальный, – ффьютть! во фраке,
Исчез во тьму, пропал, пропал во мраке!
13. В фотоцинкографии
Светлый свет
Ярко брызнул на бледный
Мой портрет.
Вот теперь я, поэт, – Победный!
Краски гордо горят.
Маски мёртво парят
Вокруг, в тёмном пару́
Я, как царь на пиру —
Жёлтый, синий, красный – как солнце!
Стук-стук в оконце: Пора – угорите в пару́.
Хлоп – захлопнули ларь. – Потух царь.
14. В фотоцинкографии
Маленькая мёртвая коморка
Тёмная, как ад.
Смотрим оба зорко:
В кюветке – яд, туда наш взгляд. Вот…
На чёрном радостном фоне – белый урод.
Это я…
– Жалит змея меня.
Это ты.
– Кряхтят в норе кроты.
Как странно… как странно ново.
– Слово:
Ну, всё, – готово.
Ах – угорели? Во тьме – нездорово.