Стихотворения и поэмы — страница 24 из 52

1. ХОЗЯЙКА ОЗЕРА

Как ро́стится щука порой ледолома,

В день молнии первой и первого грома,

Когда громыхает на озере лед,

На сойме высокой рыбачка плывет.

Она синеглазая, с желтой косой,

С обветренной сильной, широкой рукой,

В плетенных из дранки корзинах у ней

Лососи и пестрые спины ершей.

И знают рыбачку в краю приозерном

И помнят по песням ее непритворным.

             Когда, белее снега,

             Проходят облака,

             Приснится им Онего,

             Развод ее платка,

             И словно сердце ранит

             Напев ее речей,

             По ней тоскует странник,

             Всю жизнь грустит по ней.

Она, как хозяйка озер знаменитых,

Плывет на заре мимо лодок разбитых.

И славится ясного края краса:

Желтее, чем лен, у рыбачки коса.

Как только слетаются в белую ночь

Над озером ветры, чтоб волны толочь,

Она проплывает и тянет канат,

Поет о разлуке, спешит на закат.

И песни ее молодая истома

Живет в камышах у высокого дома.

             В тумане побережье,

             На черные пески

             Плывут от Заонежья

             Подростки рыбаки,

             И тот, кто слышал прежде

             Родные голоса,

             Плывет в одной надежде

             Взглянуть в ее глаза.

1938

2. ХОЗЯИН ЛЕСА

             В лесах Карелии,

             У трех застав,

             Где ночи белые,

             Шел ранний сплав.

             На долгомошнике

             Кукушкин лен,

             Там полуночники

             Забыли сон.

Стоял у водопада командовавший сплавом,

Он, как цыган, был черный, с серьгою в ухе правом.

Следил он за полетом тяжелого бревна,

Глядел, как льнет и пляшет речная быстрина.

Багор в руке тяжелый, фуражка набекрень,

И снова зычный голос гремит и ночь и день.

             На мшистом ельнике

             След ясных зорь,

             На можжевельнике

             Седой узор.

             Легли к разлету

             Лесных дорог

             Ель на болоте

             И ельник — лог.

Ходил хозяин сплава по всем лесным дубровам,

Тех, кто ленился, долго корил недобрым словом.

Он человек бывалый, и по лесам страны

Рассказы лесорубов его судьбой полны.

             Кто жить привыкнет

             В лесах густых,

             Где бор-черничник

             На зорях тих, —

             По листьям странным,

             По мхам болот

             Богульник пьяный

             В лесах найдет.

Он проходил по бревнам, на запанях тонул,

Не на хозяев старых свою он спину гнул:

Он сам лесов хозяин, властитель здешних мест.

Его на службу сплава послал Карельский трест.

             Смолистый запах,

             Сосновый лес,

             У елей в лапах

             Дымок небес.

             А в ночи белые,

             На склоне дней,

             Леса Карелии

             Зари светлей.

1938

3. ПЕЙЗАЖ

В тех лесах дремучих ели

В час рассветный поседели,

Протянулися во мгле

Сотни сучьев по земле.

От восхода до заката

Весел плеск да скрип каната.

В небе — стаи журавлей,

В дали — тени кораблей.

Ранним утром на прибрежье,

Где бегут следы медвежьи,

В отдаленной стороне

Скачет всадник на коне.

А над ним дымятся тучи,

С черной искрой снег летучий,

Солнце желтое сквозь дым

Пробивается над ним.

Утром мать встречает сына.

Низко клонится рябина.

В круглых гроздьях налитых

Сотни искорок седых.

1938

4. ГОЛОС

Здесь тени клонятся косые

За низким берегом реки.

Сплетают девочки босые

Из желтых лютиков венки.

Семь звезд — то солнце раскололось

На семь осколков золотых,

В лесу поет протяжный голос

О светлых днях пережитых.

Поет о том, что сердце реже

Грустит по горести былой,

А лодка вновь плывет на стрежень,

И парус пляшет над волной.

О родина, в цветах узорных

В твоем прославленном краю,

Среди озер, в полях просторных

Любимый голос узнаю!

Скрипя пройдет по снегу полоз,

Но не забуду я плоты,

И девочек босых, и голос

Неповторимой чистоты.

1938

5. ИЗОБРАЖЕНИЕ НА СКАЛЕ

На синем Онего, на блещущем склоне

Огромной, сбегающей в воду скалы

Рыбак подымается, — весла в ладони,

Над ним осторожные вьются орлы.

Кругом тишина приозерного края,

Резьба деревянная в небо плывет,

И низкая верба дрожит, умирая,

Не в силах уйти от пылающих вод.

Откуда пришел на Онего скиталец?

Неужто и капли дрожат на весле?

Как память веков отошедших, остались

Орлы, и весло, и рыбак на скале.

Рисунок был высечен круто по камню

Художником древним у самой воды,

Зрачок розоватый в глазу великаньем

Горит расточительным светом звезды.

И вот рыбаки, что заносят свой невод,

Где мойва и стерлядь на узком крыле,

Вверх смотрят с опаской… Боятся ль

                                                                 разгневать

Того рыбака, что застыл на скале?

Иль чудится им погорелец на круче,

Вонзающий в сердце с размаху копье?

Не тут ли когда-то художник могучий

Увидел в воде отраженье свое?

И выбил, векам изумленным на зависть,

Всё то, что увидел доверчивый глаз,

Дикарской рукой белых кряжей касаясь,

Когда над обрывами туча неслась.

И каждый художник, как верную память,

Однажды увидев, навек сбережет

Рассвет над Онего и скалы, где мамонт,

По прихоти странника, вечно живет.

1938

158. ГРИН

Он жил среди нас, этот сказочник странный,

Создавший страну, где на берег туманный

С прославленных бригов бегут на заре

Высокие люди с улыбкой обманкой,

С глазами, как отсвет морей в янтаре,

С великою злобой, с могучей любовью,

С соленой, как море, бунтующей кровью,

С извечной, как солнце, мечтой о добре.

Страны этой вовсе на карте не сыщешь,

Но в море, где волны ударят о днище

Скользящей стремительно лодки твоей,

Где парус косой, побираясь как нищий,

Пьет черную пену косматых зыбей,

В тот час, когда горечь ветров нестерпима,

Сквозь легкое облако раннего дыма

Увидишь ветрила его кораблей.

В поэзии нашей Летучим Голландцем

Прошел он, мечтая. По реям и шканцам,

Повсюду, где пахнет морским ремеслом,

Слывет он родным. Не слепым чужестранцем

Вошел он когда-то в наш праздничный дом

С рассказами, полными помыслов странных,—

Забыв о мельканье имен чужестранных,

Мы русское сердце почуяли в нем.

Рассвет изначальный на выпуклом мысе,

Бегут корабли осторожные в Лиссе,

Спешит по тропе зурбаганский стрелок,

Тревожный оттенок в лазоревой выси,

И хрупкие травы на склонах дорог.

Холмы подымаются вверх за мостами,

В зените глухом становяся шарами,

Какие лишь сказочник выдумать мог.

Задумчивый, с шляпою широкополой,

Гостей удивляя походкой веселой,

В мохнатом пальто Москвошвея, весной

Он вдруг появлялся, ведун незнакомый,

И медленно солнечной шел стороной,

И светлого глаза веселая зоркость

В блистанье весеннего города вторглась,

И сказка его молодела с Москвой.

Его я заметил в день встречи случайной,

Как будто со мной поделился он тайной,

В лицо незнакомое молча взглянул,

Потом постоял у извозчичьей чайной,

Фанерные двери ногою толкнул,

Увидел мальчишку, пускавшего змея,

Промолвил, смеясь: «Неплохая затея», —

И сразу в глухой переулок шагнул.

Высокого неба густая раскраска

Туманилась медленно. Кончилась сказка,

Ушел небывалой страны властелин.

Но с неба широкую тучу, как маску,

Сорвал журавлей пролетающий клин,

Игрушечный змей пробивался сквозь тучи,

Стучали пролетки, и ветер летучий