И кровать, и посуда…
Нет отдельного мира.
Быть со всеми повсюду
Всей душою, всей страстью —
До минуты предельной!
Нет отдельного счастья.
Нету правды отдельной.
1957
«Мне жалко чувств, за давностью забытых…»
Мне жалко чувств, за давностью забытых,
Не год назад забытых и не два,
Как занавесом, временем закрытых,
В тумане лет лишь видимых едва.
Мне жалко их, как тех друзей хороших,
Погибших на переднем рубеже,
Кто в жизни больше встретиться не может
И с вечностью сливается уже.
Лишь редко-редко кто-нибудь прохожий
Вдруг в городском кипенье промелькнет,
На одного из тех друзей похожий, —
И острой болью душу всколыхнет.
Как тех друзей неповторимых, милых,
Мне жалко чувств, растаявших, как снег,
До времени схороненных в могилах,
Гвоздями заколоченных навек.
От них воспоминаний не осталось,
Они в стихи не перенесены.
И все труднее вспоминать их стало,
Как осенью сияние весны.
И, лишь когда навстречу, торжествуя,
Пройдет живая чья-нибудь любовь,
Хорошей, чистой завистью волнуя,
С тоской и болью я их вспомню вновь.
Мне жалко чувств, за давностью забытых,
Не год назад забытых и не два,
Как занавесом, временем закрытых,
В тумане лет лишь видимых едва.
1953
«Мы стольких в землю положили…»
Мы стольких в землю положили,
Мы столько стойких пережили,
Мы столько видели всего —
Уже не страшно ничего…
И если все-таки про войны
Я думать не могу спокойно
И если против войн борюсь —
Не потому, что войн боюсь.
А если даже и боюсь, —
Не за себя боюсь — за тех,
Кто нам теперь дороже всех,
Кого пока что век наш нежил
И кто пока еще и не жил,
Кто ни слезы не уронил,
Кто никого не хоронил.
1956
Жены погибших
Я их на улице встречаю
В год раза два, а то и раз —
Среди забот своих, случайно,
Куда-нибудь по делу мчась.
Мгновенно схватишь перемены
И увядания черты,
А я их помню довоенных,
Роскошных, майских, как цветы,
С друзьями под руку своими
У институтского жилья.
Навек остались молодыми,
Двадцатилетними мужья.
А им — тоска о них навечно.
И даже дети не у всех.
Другая молодость беспечно
Проносит мимо шум и смех…
Пойдешь замедленной походкой
И горько думаешь про то,
Что им — мужей, тебе — погодков
Не возвратит уже никто.
1957
«Порой приходит по утрам…»
Порой приходит по утрам
Такая вдруг неуязвимость,
Такая вдруг непобедимость
Порой приходит утром нам.
Ведь утро — это юность дня,
И — словно в юности — сегодня
Я с новой силой к жизни поднят,
И юность в сердце у меня.
А вечер — старость, и, устав,
Ты уязвимее под вечер,
Уже «кладешь язык на плечи»,
Верст двести за день пробежав.
Не вечер утра мудреней,
А утро, думается все же, —
Оно сильнее и моложе,
Еще на солнце нет теней;
Мне по утрам не тридцать семь,
Мне по утрам намного меньше,
Еще ни жизни и ни женщин,
Еще я юноша совсем;
Все раны сердца заросли,
И снова руки окрылились,
И снова зеленью покрылись
Холмы могильные земли.
Порой приходит по утрам
Такая вдруг неуязвимость,
Такая вдруг непобедимость.
Пишу я утром песни вам!
1956
«Я ввергнут в жизнь, в волненья, в страсти…»
Н. С. Тихонову
Я ввергнут в жизнь, в волненья, в страсти,
В огонь, и в воду, и в цветы,
В твои, двадцатый век, ненастья,
В твои заботы и труды,
В клубок твоих противоречий,
В слепящий солнечный клубок,
В твои парады, встречи, речи,
В твой страшный атомный рывок,
В ночную пляску тьмы и света,
И все ж подвластен нам твой бег:
Земля — корабль, а не комета.
Я твой матрос, двадцатый век.
1956
В госпитале
На миг в недавнее заглянем.
…Челябинск.
Госпиталь.
Концерт.
Как будто слушает с вниманьем
В халатах зал и с пониманьем.
Аплодисментов нет в конце…
Ты этим смутно был встревожен,
Но раненый поднялся вдруг:
— Простите —
хлопать мы не можем:
У нас
нет
рук.—
Мгновенье это походило
На замешательство в строю;
Искусство слов не находило
И молча, медленно склонило
Пред жизнью голову свою.
1957
«Иль оттого, что жизнь меня щадила…»
Иль оттого, что жизнь меня щадила
и никогда за горло не брала,
иль оттого, что молодость и сила
несли сквозь время, будто два крыла,
я многих бед не ощутил всем сердцем,
мне кажется нередко —
до сих пор
как надо, не почувствовал Освенцим,
Дахау не рассматривал в упор.
А чем же от тебя я отличаюсь,
кто у Дахау встал на пьедестал?
Ведь это только чистая случайность,
что пеплом я в Освенцимах не стал.
Нельзя, нельзя за скоростью, за бытом,
за злобой дня, подвижною, что ртуть,
считать тот ужас снятым и забытым,
людская память! Вечным стражем будь!
Не спи, людская память, дни и ночи,
напоминай, приказывай, гуди —
пусть ветер из Дахау веет в очи,
в беспечном сердце бдительность буди!
1960
«Опять за неполные сутки…»
В. Дементьеву
Опять за неполные сутки
Из Владивостока — в Москву.
Мешаются сутки в рассудке.
Со скоростью звука живу.
Детали в пути пропадают —
Земля, как макет, собралась.
Машина к земле припадает —
И снова земля разрослась.
Опять появились тропинки,
Мосты, и кусты, и листы.
Опять закачались травинки.
Опять я увидел цветы,
Плакаты на зданье вокзала,
Купальщиц загар на пруду —
Все то, что на скорости малой
Заметишь, на тихом ходу.
Такая на свете погода,
И надо за краткие годы
Так много объять и понять —
Мне скорость бы пешего хода
Со скоростью звука спаять.
1957
«В таежном утреннем тумане…»
В таежном утреннем тумане,
В дорожном громе быстроты,
В стекле окна, как на экране,
Мелькнуло чудо красоты
Без всякого предупреждения,
Успело только ослепить,
И не сумел я то мгновенье
Ни удержать, ни закрепить.
Мелькнули очи голубые
И растворились вновь вдали
В великой красоте России,
В цветенье неба и земли.
Оставив боль мне, и смятенье,
И образ красоты в душе,
Исчезло чудное мгновенье,
И не вернуть его уже.
Я видел свет. Нигде на свете
Не повторился облик тот,
И лишь в душе десятилетье
Мгновенье краткое живет.
1957
Голос
Мой голос записан на пленку
И сложен в сверкающий круг.
Его отложили в сторонку
И нас усадили вокруг.
Его от меня отделили,
Как будто кору от стволов,
На стержень стальной накрутили
И стали раскручивать вновь.
Свой голос на магнитофоне,
Свидетелей многих в кругу,
Я слушаю, как посторонний,
И — странно — узнать не могу.
А мне он казался приятней,
А мне он казался другим —
Красивее, лучше, понятней,
Не столь уж глухим и плохим.
Но, видимо, было неверно
Мое представленье о нем,
Я тут ошибался, наверно,
Как часто во многом другом.
А люди сказали: — Похоже! —
Твой голос узнает любой…
Не веришь? Бывает, ну что же,
Такое не только с тобой —
Не думай, что плохо со слухом:
Свой голос — не то что чужой, —
Ведь слышим мы «внутренним ухом»
Не так, как услышит другой…
Что голос свой собственный верно
Нам слышать вовек не дано,
Что знаем его лишь примерно —
Обидно.
Но это одно.
Но что, если голос свой строчечный,
Которым сильней дорожу,
Я слышу вот так же неточно,
Не так, как до вас довожу?
1953
«Сколько нас, нерусских, у России…»
С. Хакиму
Сколько нас, нерусских, у России —
И татарских и других кровей,
Имена носящих непростые,
Но простых российских сыновей!
Пусть нас и не жалуют иные,
Но вовек — ни завтра, ни сейчас —
Отделить нельзя нас от России,
Родина немыслима без нас!
Как прекрасно вяжутся в России,
В солнечном сплетении любви,
И любимой волосы льняные,
И заметно темные твои.