Николай Степанович ГумилевСтихотворения
Достойный раяСудьба и поэзия Николая Гумилева
В том, как читалась и воспринималась в XX веке поэзия Николая Гумилева, много парадоксального.
Начнем с того, что при жизни (недолгой – всего тридцать пять лет) Гумилев успел завоевать уважение как мастер стиха, лидер поэтической школы, чуткий критик, неутомимый педагог, плодовитый переводчик. Но нельзя сказать, что он как поэт занимал в глазах читателя-современника исключительное место. За пределами творческого сообщества он и вовсе был мало известен. Суммарный прижизненный тираж всех книг Гумилева, считая переводы, не превысил 6 тысяч экземпляров (для сравнения: суммарный тираж, которым были изданы стихи его жены Анны Ахматовой до ее 35-летия, – 70 тысяч).
Слава Гумилева началась вскоре (а по существу – сразу же) после его гибели в августе 1921 года. Как известно, Гумилев был расстрелян
ЧК в качестве участника антисоветского подполья. В начале 1920-х это не означало автоматического запрета на издание его стихов, но уже через лет несколько книги Гумилева перестали выходить, а стихотворения включаться в антологии. Познакомиться с поэзией Гумилева можно было только по старым изданиям, которые продолжали продаваться в букинистических магазинах, но стоили достаточно дорого. Запрет был снят только в столетнюю годовщину со дня рождения поэта, в 1986 году. И тем не менее мало кто из лириков Серебряного века был так популярен в СССР и оказал такое влияние на советскую поэзию.
Но эта слава, продолжающаяся поныне, имеет и отрицательные стороны. Широкий читатель и читатель-профессионал зачастую выбирают у Гумилева разное. В личности, судьбе, творчестве поэта было много внешне эффектного, и это поневоле отвлекает внимание читателя от подлинных гумилевских свершений. Именно это и имела в виду Ахматова, говоря о том, что Гумилев «самый непрочитанный поэт». Конечно, во многом это определение уже устарело. Работы Е. Е. Степанова, Р. Д. Тименчика, Ю. П. Зобнина, В. А. Петрановского, Н. А. Богомолова, О. А. Лекманова и других исследователей помогли многим читателям увидеть лицо поэта Николая Гумилева во всей его сложности и многомерности.
Попытаемся же проследить его творческий путь, неотрывный от богатой событиями человеческой биографии.
Николай Степанович Гумилев родился в Кронштадте 3 апреля 1886 года в семье корабельного врача Степана Яковлевича Гумилева и его второй супруги Анна Ивановны. По отцу предки Гумилева принадлежали к духовному сословию, причем дед поэта почему-то не принял сана и остался дьячком-псаломщиком. Степан (Стефан) Яковлевич, однако, сумел выбиться в люди – закончил университет, дослужился на флоте до статского советника, был награжден несколькими орденами, в том числе орденом святого Станислава 2-й степени, дающим потомственное дворянство. Мать происходила из бедной боковой ветви старинного дворянского рода Львовых. Уже в зрелые годы Гумилев и его семья проводили немало времени в Слепневе, небольшом имении в Тверской губернии, которым Анна Ивановна владела вместе с двумя своими старшими сестрами и которое никакого дохода, конечно, не приносило.
Вскоре после рождения Николая его отец, человек уже немолодой, вышел в отставку, и семья покинула сырой и ветреный Кронштадт. Раннее детство поэта прошло в Царском Селе, потом несколько лет в Петербурге (где он учился в частной гимназии Гуревича). 1900–1903 годы Гумилевы провели в Тифлисе (это связано было с легочным заболеванием старшего сына, Дмитрия). Именно впечатления от Грузии, от кавказской природы разбудили в Гумилеве, по собственному его признанию, поэта. Первое его стихотворение было напечатано 8 сентября 1902 года в газете «Тифлисский вестник». Это был еще очень слабый опус, состоящий из общих мест массовой поэзии конца XIX века.
Вернувшись в Европейскую Россию, Гумилевы поселились (на сей раз – надолго, на годы) в Царском Селе. Трудно переоценить влияние этого обстоятельства на жизнь и биографию Гумилева. Влияние, впрочем, было неоднозначным, противоречивым. Не стоит идеализировать Царское Село начала XX века. С одной стороны, это был «город муз», где живы были воспоминания о Пушкине и его лицейских товарищах, о Державине, Карамзине, Пушкине, о екатерининской и александровской эпохах. С другой, город был населен дворцовыми служащими и отставными чиновниками. Для большинства этих людей характерны были узость интересов и консерватизм, не только политический, но и эстетический. Любые проявления эксцентричности и «декадентства» встречали здесь насмешку. Между тем Николай Гумилев как раз недавно открыл для себя философию Ницше и «новое искусство». Он становится подписчиком основанного в Москве под редакцией Валерия Брюсова журнала «Весы». В его стихах, все более формально совершенных, чувствуется влияние модных поэтов-символистов – Брюсова и Бальмонта. Естественно, эти увлечения некрасивого, житейски неловкого да и не блещущего учебными успехами юноши стали поводом для недобрых шуток.
Но Гумилев довольно быстро нашел близких по духу людей. Уже в декабре 1903 года происходит его первая встреча с 14-летней гимназисткой Аней Горенко, которой суждено было войти в историю литературы как Анна Ахматова. История любви Гумилева к Анне – отдельный и сложный сюжет. Как известно, в 1910 году она – после многочисленных разрывов и примирений, разлук и встреч – стала его женой. Брак этот не был счастливым в житейском смысле (несмотря на рождение в 1912 году сына Льва) и окончательно распался в 1918 году. Этого нельзя сказать о творческом союзе и диалоге двух больших поэтов. Начался он в середине 1900-х годов в Царском Селе, когда Николай и Анна входили в узкий кружок молодежи, увлеченной «новым искусством». Они знали, что к числу адептов того, что обыватели называли «декадентством», относится и директор Царскосельской гимназии Иннокентий Федорович Анненский, знали, что он пишет стихи, но, конечно, не догадывались о масштабах его дара.
Позднее Гумилев включал Анненского в число своих учителей. Но все-таки – при всей личной симпатии! – различия между творческими индивидуальностями поэтов были слишком велики. Певец трагически разорванного, кровоточащего мира, Анненский никогда не был близок Гумилеву по духу. Потому уже в эти годы для него важна была переписка с другим, заочным учителем – Валерием Брюсовым.
Уже в первой книге Гумилева, изданной в 1905 году за свой (то есть, собственно, за родительский) счет, есть (наряду с общесимволистскими клише и наивным ницшеанством) некие зачатки его поэтического космоса. Прежде всего это относится к тем трем стихотворениям, которые поэт позднее счел возможным, правда, в переработанном виде, перенести во второе издание книги «Романтические цветы», включив, таким образом, в свое «основное собрание» – «Сонет» («Как конквистадор в панцире железном…»), «Баллада» («Пять конец подарил мне мой друг Люцифер…» – в «Пути конквистадоров» входит в цикл «Сказка о королях») и «Оссиан». Мужественная, волевая интонация здесь от Брюсова. Но если лирический герой брюсовской поэзии – «маг», стоящий над миром, то уже в первой книге Гумилева появляется образ иного героя – борца и странника.
Период человеческого и творческого взросления Гумилева пришелся на 1906–1908 годы, в основном проведенные в Париже. Молодой поэт слушает лекции в Сорбонне, активно переписывается с Брюсовым (которому посылает все свои новые стихи) и пытается установить связи с появляющимися в Париже на то или иное время вождями русского модернизма. Попытки эти, увы, оказались не слишком успешными: Бальмонт встретиться с юношей не пожелал, а Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус обошлись с ним так же оскорбительно-высокомерно, как царскосельские обыватели. Гумилеву суждено было испытать на себе участь андерсоновского гадкого утенка. Прежде чем стать лебедем, он испытал немало унижений. Но они лишь закаляли его характер. Постепенно он избавлялся от позерства, юношеской манерности, склонности мелодраматизировать свои переживания. Все это давалось ему непросто. Эмоциональным фоном этих лет были драматически развивавшиеся отношения с Анной Горенко (которая в 1905 году по семейным причинам вынуждена была уехать из Царского Села и жила с матерью, сестрами и братьями в Киеве и Севастополе).
В Париже Гумилев (благодаря общению с семьей знаменитого антрополога Деникера, родственника Анненского, и посещению музеев) открывает для себя африканскую культуру. В ней Гумилева привлекала не экзотичность, как казалось многим, а близость к миру древнейших, базовых, укорененных в архаических пластах культуры человеческих переживаний, которые с годами стали главной темой и главным мотивом его поэзии. Впоследствии он совершил четыре путешествия в Африку, очень разных – от чисто туристической поездки в Египет (1908) до серьезной этнографической экспедиции в неисследованные области Абиссинии, спонсировавшейся Академией наук [1]. Пока что, в 1906–1907 годы, он видел африканский берег лишь с палубы парохода по пути в Париж, после посещений России. Возможно, во время одной из таких поездок он сходил на берег, и, возможно, именно тогда состоялась та «инициация» в каирском саду Эзбекие (Узбекие), которую он описал в стихотворении десятилетие спустя:
И, помню, я воскликнул: «Выше горя
И глубже смерти – жизнь! Прими, Господь,
Обет мой вольный: что бы ни случилось,
Какие бы печали, униженья
Ни выпали на долю мне, не раньше
Задумаюсь о легкой смерти я,
Чем вновь войду такой же лунной ночью
Под пальмы и платаны Эзбекие».
Африканские мотивы присутствуют в нескольких стихотворениях 1907 года («Невеста льва», «Озеро Чад»). Конечно, Гумилев еще далек в них от той реалистической, этнографической конкретности «Абиссинских песен» (1911) или некоторых стихотворений книги «Шатер», отразивших его личный опыт и личные впечатления. Но одно из африканских стихотворений той поры прославилось и стало в своем роде «визитной карточкой» Гумилева-поэта. Это «Жираф», проникнутый истинным, хотя и не самым глубоким лиризмом: