Стихотворения. Поэмы — страница 2 из 31

Корабли

Ветер в песню навеки

влюблен,

Пойте ж эту над кораблем

Каждый в сердце своем…

Н. Асеев

И воля, и волны

Гуляют кругом,

С них пена летит полукругом,

Но море не вечно бывает врагом, —

Порою бывает и другом.

А чтобы руки сильнее гребли

И не дрожали при этом,

Тебе доверяются корабли.

О море зеленого цвета,

В далеком пути

Корабли береги

Иль щепками на берег выкинь,

Но не поклонится вперегиб

Самоуверенный викинг.

В открытое море

Уходит вперед,

В туманы глаза свои вперив,

Звериные шкуры с собою берет

С оттенками радужных перьев

И хмурым товарищам

Громкую речь

Промолвит, торжественно кланяясь:

— Нас боги обязаны

В море беречь

За жертвенные заклания.

Соленою пеной

Плюется волна,

Но, сердце,

В спокойствии выстынь.

Пусть там,

   где земля,

   как бочонок вина,

Нам будет надежная пристань.

Товарищ оставшийся,

Береги,

Как преданный воин и труженик,

И наши домашние очаги,

И боевое оружие.

И мы уплывем,

   а куда? —

   невесть…

Ты громко рассказывай людям,

Что мы забываем

Отцов и невест

И матерей позабудем…

В ответ —

Не жалеют друзей голоса,

О родине — словно о мачехе,

И хлопают бешеные паруса

На черной, захватанной мачте.

Надежные снасти,

И плещет весло.

Но вот на десятой неделе

Большое ненастье —

Коварство и зло

Показывает на деле,

Ни выслушать слово,

Ни слово сказать, —

Скрипят корабельные доски,

А волны зачесывали назад

Седеющие прически,

А после взлетали,

Шипя и дразня,

Кидались

И падали в пене…

— Глядите, товарищи и друзья,

Молите богов о спасенье!

Глядите,

   валы подступают к валам,

Вздымается ярус на ярус,

И мачта ломается пополам,

Распарывая парус…

У викинга рот перекошен со зла

С прокушенною губою…

— О море!

Свобода меня принесла

О смерти поспорить с тобою.

Я вижу —

От берегов земли

По зыби коварной и топкой

Проводит невиданные корабли

Рука моего потомка.

Он песню поет на своем корабле,

Он судно ведет к далекой земле.

… … … … …

Волна ударяет,

Злобна и верна,

И пляшут у берега серого

Резные борты,

И резная корма,

И весла из лучшего дерева…

Волна ударяет,

И тысячи дней

Спеша ударяют за ней.

И викинга правнук

Повел корабли,

Звенящие словно рубли.

Свободою предка он напоен…

И буйно перед валами

Мы песню поем,

Молодую поем

Под алыми вымпелами.

И нынче и завтра

На бурный парад

Пройдет бронированный крейсер.

Гудит он товарищу

Судна «Марат»:

— У песен и топок погрейся…

Гудит он, что парень,

Как дед, напоен

И моря и песен валами.

Мы песню поем,

Молодую поем

Под алыми вымпелами.

1926–1927

Семенов — Ленинград

В нашей волости

По ночам в нашей волости тихо,

Незнакомы полям голоса,

И по синему насту волчиха

Убегает в седые леса.

По полям, по лесам, по болотам

Мы поедем к родному селу.

Пахнет холодом, сеном и потом

Мой овчинный дорожный тулуп.

Скоро лошади в мыле и пене,

Старый дом, принесут до тебя.

Наша мать приготовит пельмени

И немного поплачет любя.

Голова от зимы поседела,

Молодая моя голова,

Но спешит с озорных посиделок

И в сенцах колобродит братва.

Вот и радость опять на пороге —

У гармошки и трели, и звон;

Хорошо обжигает с дороги

Горьковатый первач-самогон.

Только мать поглядят огорченно,

Перекрестит меня у дверей.

Я пойду посмотреть на девчонок

И с одною уйду поскорей.

Синева…

И от края до края

По дорогам гуляет луна…

Эх ты, волость моя дорогая

И дорожная чашка вина!..

<1927>

«Засыпает молча ива…»

Люблю грозу в начале мая…

Тютчев

Засыпает молча ива,

Тишина

И сон кругом…

Ночь, пьяна и молчалива,

Постучалась под окном.

Подремли, моя тревога,

Мы с тобою подождем,

Наша мягкая дорога

Загуляла под дождем.

Надо мной звереют тучи…

Старикашкой прихромав,

Говорит со мною Тютчев

О грозе и о громах.

И меня покуда помнят,

А когда уйдет гроза,

В темноте сеней и комнат

Зацветут ее глаза.

Запоет и захохочет

Эта девушка — и вот…

Но гроза ушла.

И кочет

Утро белое зовет.

Тяжела моя тревога

О ненужных чудаках —

Позабытая дорога,

Не примятая никак.

И пойму,

Что я наивен.

Темнота —

Тебе конец,

И опять поет на иве

Замечательный синец.

<1927>

Ольха

Очень я люблю

И маму и поляну,

Звезды над водою по рублю.

Поискал бы лучше, да не стану —

Очень я люблю.

Потому не петь иные песни,

Без любви, в душе окоченев, —

Может быть,

На этом самом месте

Девке полюбился печенег.

Отлюбила девушка лесная,

Печенега полоня…

Умерла давно-давно, не зная

О глазах нерусских у меня.

Только я по улицам тоскую,

Старику бы не скучать так —

   старику…

Не сыскать мне девушку такую,

Вот такую —

На моем веку!

Запевай от этого, от горя,

Полýночная птица соловей,

Все края от моря и до моря

Трелью расцарапанной обвей,

Чтобы я без пива и без меда…

Чтобы замутило по краям…

Привела бы непогодка-непогода

На поляну, к молодым ручьям,

Где калина да ольха-елоха

Не боится бури и грозы,

Чтобы было на душе неплохо,

Может быть, в последние разы.

Проходи, косой весенний дождик,

Поливай по тропке полевой.

И не буду я, тоскуя, позже

О деревья биться головой.

Только буду, молодой и грубый,

И заботливый, как наша мать,

Целовать калину, будто в губы,

И ольху любовно обнимать.

… … … … …

И еще хочу прибавить только

К моему пропетому стиху,

Что порою называю — Ольга —

Розовую, свежую ольху.

<1927>

Лесной дом

От резных ворот

Через отчий сад

И поля, где пасутся закаты,

Я пошел вперед,

Не взглянув назад —

На соломой покрытые хаты.

А когда ушел,

Знать, попутал бес, —

Ничего не вижу я,

   кроме,

Что за лесом дол,

А за долом лес

И в лесу притаился домик.

Тих

   и невелик,

Словно птичий шаг,

Он запрятал себя, беспокоясь.

Ив

   и повилик

Вышитый кушак

Для соснового домика — пояс.

Есть хозяйка в нем, —

Будто с девьих плеч

Сарафан на березу надели…

Помнит хмурый дом:

Семь веселых встреч

Проходило в лесу на неделе.

Но за часом — час,

А за днем еще

(И у времени много прыти)

Старый день угас

   и румянец щек,

Умирая, на памяти вытер.

Только тихий дом

Мне в стихи залез.

Ничего не пишу я,

   кроме,

Что за лесом — дол,

А за долом — лес

И в лесу — удивительный домик.

<1927>

«Айда, голубарь…»

Айда, голубарь,

пошевеливай, трогай,

Бродяга, — мой конь вороной!

Все люди —

   как люди,

      поедут дорогой,

А мы пронесем стороной.

Чтобы мать не любить

   и красавицу тоже,

Мы, нашу судьбу не кляня,

Себя понесем,

   словно нету дороже

На свете меня и коня.

Зеленые звезды,

   любимое небо!

Озера, леса, хутора!

Не я ли у вас

   будто был и не был

Вчера и позавчера.

Не я ли прошел —

не берег, не лелеял?

Не я ли махнул рукой

На то, что зари не нашел алее?

На то, что девчат не нашел милее?

И волости — вот такой?

А нынче почудилось:

   конь, бездорожье,

Бревенчатый дом на реку, —

И нет ничего,

   и не сыщешь дороже

Такому, как я, — дураку…

Ночь комбата

Знакомые дни отцвели,

Опали в дыму под Варшавой,

И нынче твои костыли

Гремят по панели шершавой.

Но часто — неделю подряд,

Для памяти не старея,

С тобою, товарищ комбат,

По-дружески говорят

Угрюмые батареи.

Товарищ и сумрачный друг,

Пожалуй, ты мне не ровесник,

А ночь молодая вокруг

Поет задушевные песни.

Взошла высоко на карниз,

Издавна мила и знакома,

Опять завела, как горнист,

О первом приказе наркома.

И снова горячая дрожь,

Хоть пулей навеки испорчен,

Но ты портупею берешь

И Красного Знамени орден.