1826[-1827]
ПОЭТ[36]
Тебе знаком ли сын богов,
Любимец муз и вдохновенья?
Узнал ли б меж земных сынов
4 Ты речь его, его движенья? —
Не вспыльчив он, и строгий ум
Не блещет в шумном разговоре,
Но ясный луч высоких дум
8 Невольно светит в ясном взоре.
Пусть вкруг него, в чаду утех,
Бунтует ветреная младость, —
Безумный крик, холодный смех
12 И необузданная радость:
Все чуждо, дико для него,
На все безмолвно он взирает,
Лишь что-то редко с уст его
16 Улыбку беглую срывает.
Его богиня — простота,
И тихий гений размышленья
Ему поставил от рожденья
20 Печать молчанья на уста.
Его мечты, его желанья,
Его боязни, ожиданья —
Все тайна в нем, все в нем молчит:
24 В душе заботливо хранит
Он неразгаданные чувства.
Когда ж внезапно что-нибудь
Взволнует огненную грудь, —
28 Душа, без страха, без искусства.
Готова вылиться в речах
И блещет в пламенных очах.
И снова тих он, и стыдливый
32 К земле он опускает взор,
Как будто б слышал он укор
За невозвратные порывы.
О, если встретишь ты его
36 С раздумьем на челе суровом, —
Пройди без шума близ него,
Не нарушай холодным словом
Его священных, тихих снов!
40 Взгляни с слезой благоговенья
И молви: это сын богов,
Питомец муз и вдохновенья!
НОВГОРОД[37]
«Валяй, ямщик, да говори,
Далеко ль Новград?» — «Недалеко,
Версты четыре или три.
Вот видишь что-то там высоко,
5 Как черный лес издалека...»
«Ну, вижу; это облака».
«Нет! Это Новградские кровли».
Ты ль предо мной, о древний град
Довольства, славы и торговли![38]
10 Как живо сердцу говорят
Холмы рассеянных обломков!
Не смолкли в них твои дела,
И слава предков перешла
В уста правдивые потомков.
15 «Ну, тройка, духом донесла!»
«Потише. Где собор Софийской?»
«Собор отсюда, барин, близко.
Вот улица, да влево две,
А там найдешь хоть сам собою,
20 И крест на голубой главе
Уж будет прямо пред тобою».
Везде былого свежий след.
Века прошли... но их полет
Промчался здесь, не разрушая.
25 «Ямщик! Где площадь вечевая?»
«Прозванья этого здесь нет...»
«Как нет?» — «А площадь недалеко:
За этой улицей широкой...
Вот площадь. Видишь шесть столбов;
30 По сказкам наших стариков,
На сих столбах висел когда-то
Огромный колокол, но он
Давно отсюда увезен».
«Где Волхов?» — «Он перед тобой
35 Течет под этою горой...»
Все так же он волною шумной,
Играя, весело бежит.
Он о минувшем не грустит.
Так все здесь близко, как и прежде.
40 Теперь ты сам ответствуй мне,
О Новград! в вековой одежде
Ты предо мной, как в седине,
Бессмертных витязей ровесник.
Твой прах гласит, как бдящий вестник,
45 О непробудной старине.
Ответствуй, город величавый:
Где времена цветущей славы,
Когда твой голос, бич князей[39]
Звучит здесь медью в бурном вече,
50 К суду или к кровавой сече
Сзывал послушных сыновей;
Когда твой меч, гроза соседа,
Карал Ливонию и шведа,[40]
И эта гордая волна
55 Носила дань войны жестокой?
Скажи, где эти времена? —
Они далеко, ах, далеко!
МОЯ МОЛИТВА[41]
Души невидимый хранитель!
Услышь моление мое:
Благослови мою обитель
4 И стражем стань у врат ее,
Да через мой порог смиренный
Не прешагнет, как тать ночной,
Ни обольститель ухищренный,
8 Ни лень с убитою душой,
Ни зависть с глазом ядовитым,
Ни ложный друг с коварством скрытым.
Всегда надежною броней
12 Пусть будет грудь моя одета,
Да не сразит меня стрелой
Измена мстительного света.
Не отдавай души моей
16 На жертву суетным желаньям,
Но воспитай спокойно в ней
Огонь возвышенных страстей.
Уста мои сомкни молчаньем,
20 Все чувства тайной осени;
Да взор холодный их не встретит,
И луч тщеславья не просветит
На незамеченные дни.
24 Но в душу влей покоя сладость,
Посей надежды семена
И отжени от сердца радость:
Она — неверная жена.
ЖИЗНЬ[42]
Сначала жизнь пленяет нас:
В ней все тепло, все сердце греет
И, как заманчивым рассказ,
Наш ум причудливый лелеет.
5 Кой-что страшит издалека, —
Но в этом страхе наслажденье:
Он веселит воображенье,
Как о волшебном приключенье
Ночная повесть старика.
10 Но кончится обман игривой!
Мы привыкаем к чудесам.
Потом — на все глядим лениво,
Потом — и жизнь постыла нам:
Ее загадка и завязка
15 Уже длинна, стара, скучна,
Как пересказанная сказка
Усталому пред часом сна.
ПОСЛАНИЕ К Р<ОЖАЛИ>НУ[43]
Оставь, о друг мой, ропот твой,
Смири преступные волненья:
Не ищет вчуже утешенья
Душа, богатая собой.
5 Не верь, чтоб люди разгоняли
Сердец возвышенных печали.
Скупая дружба их дарит
Пустые ласки, а не счастье;
Гордись, что ими ты забыт, —
10 Их равнодушное бесстрастье
Тебе да будет похвалой.
Заре не улыбался камень;
Так и сердец небесный пламень
Толпе бездушной и пустой
15 Всегда был тайной непонятной.
Встречай ее с душой булатной
И не страшись от слабых рук
Ни сильных ран, ни тяжких мук.
О, если б мог ты быстрым взором
20 Мой новый жребий пробежать,
Ты перестал бы искушать
Судьбу неправедным укором.
Когда б ты видел этот мир,
Где взор и вкус разочарован,
25 Где чувство стынет, ум окован
И где тщеславие — кумир;
Когда б в пустыне многолюдной
Ты не нашел души одной, —
Поверь, ты б навсегда, друг мой,
30 Забыл свой ропот безрассудной.
Как часто в пламени речей,
Носяся мыслью средь друзей,
Мечте обманчивой, послушной,
Давал я руку простодушно —
35 Никто не жал руки моей.
Здесь лаской жаркого привета
Душа младая не согрета,
Не нахожу я здесь в очах
Огня, возженного в них чувством,
40 И слово, сжатое искусством.
Невольно мрет в моих устах.
О, если бы могли моленья
Достигнуть до небес скупых,
Не новой чаши наслажденья,
45 Я б прежних дней просил у них:
Отдайте мне друзей моих;
Отдайте пламень их объятий,
Их тихий, но горячий взор,
Язык безмолвных рукожатий
50 И вдохновенный разговор.
Отдайте сладостные звуки:
Они мне счастия поруки, —
Так тихо веяли они
Огнем любви в душе невежды
55 И светлой радугой надежды
Мои расписывали дни.
Но нет! не все мне изменило:
Еще один мне верен друг,
Один он для души унылой
60 Друзей здесь заменяет круг.
Его беседы и уроки
Ловлю вниманьем жадным я:
Они и ясны и глубоки,
Как будто волны бытия;
65 В его фантазии богатой
Я полной жизнию ожил
И ранний опыт не купил
Восторгов раннею утратой.
Он сам не жертвует страстям,
70 Он сам не верит их мечтам;
Но, как создания свидетель,
Он развернул всей жизни ткань.
Ему порок и добродетель
Равно несут покорно дань,
75 Как гордому владыке мира:
Мой друг, узнал ли ты Шекспира?
ЗАВЕЩАНИЕ[44]
Вот глас последнего страданья!
Внимайте: воля мертвеца
Страшна, как голос прорицанья.
Внимайте: чтоб сего кольца
5 С руки холодной не снимали; —
Пусть с ним умрут мои печали
И будут с ним схоронены
Друзьям — привет и утешенье!
Восторгов лучшие мгновенья
10 Мной были им посвящены.
Внимай и ты, моя богиня!
Теперь души твоей святыня
Мне и доступней и ясней —
Во мне умолкнул глас страной,
15 Любви волшебство позабыт,
Исчезла радужная мгла,
И то, что раем ты звала,
Передо мной теперь открыто.
Приближься! вот могилы ширь,
20 И все позволено теперь —
Я не боюсь суждений света.
Теперь могу тебя обнять
Теперь могу тебя лобзать.
Как с первой радостью привета
25 В раю лик ангелов святых
Устами чистыми лобзали,
Когда бы мы в восторге их
За гробом сумрачным встречали...
Но эту речь ты позабудь —
30 В ней тайный ропот исступленья:
Зачем холодные сомненья
Я вылил в пламенную грудь?
К тебе одно, одно моленье! —
Не забывай... прочь уверенья!
35 Клянись... Ты веришь, милый друг,
Что за могильным сим пределом
Душа моя простится с телом
И будет жить, как вечный дух,
Без образов, без тьмы и света,
40 Одним нетлением одета.
Сей дух, как вечно бдящий взор,
Твой будет спутник неотступной,
И если памятью преступной
Ты изменишь... Беда! с тех пор
45 Я тайно облекусь в укор;
К душе прилипну вероломной,
В ней пищу мщения найду
И будет сердцу грустно, томно,
А я, как червь, не отпаду.
К МОЕМУ ПЕРСТНЮ[45]
Ты был отрыт в могиле пыльной,
Любви глашатай вековой,
И снова пыли ты могильной
Завещав будешь, перстень мой,
5 Но не любовь теперь тобой
Благословила пламень вечной
И над тобой, в тоске сердечной,
Святой обет произнесла;
Нет! дружба в горький час прощанья
10 Любви рыдающей дала
Тебя залогом состраданья.
О, будь мой верный талисман!
Храни меня от тяжких ран
И света, и толпы ничтожной,
15 От едкой жажды славы ложной,
От обольстительной мечты
И от душевной пустоты.
В часы холодного сомненья
Надеждой сердце оживи,
20 И если в скорбях заточенья,
Вдали от ангела любви,
Оно замыслит преступленье, —
Ты дивной силой укроти
Порывы страсти безнадежной
25 И от груди моей мятежной
Свинец безумства отврати,
Когда же а в час смерти буду
Прощаться с тем, что здесь люблю,
Тогда я друга умолю,
30 Чтоб он с моей руки холодной
Тебя, мой перстень, не снимал,
Чтоб нас и гроб не разлучал.
И просьба будет не бесплодна:
Он подтвердит обет мне свой
35 Словами клятвы роковой.
Века промчатся, и быть может,
Что кто-нибудь мой прах встревожит
И в нем тебя отроет вновь;
И снова робкая любовь
40 Тебе прошепчет суеверно
Слова мучительных страстей,
И вновь ты другом будешь ей,
Как был и мне, мой перстень верной.
ТРИ РОЗЫ[46]
В глухую степь земной дороги,
Эмблемой райской красоты,
Три розы бросили нам боги,
4 Эдема лучшие цветы.
Одна под небом Кашемира
Цветет близ светлого ручья;
Она любовница зефира
8 И вдохновенье соловья.
Ни день, ни ночь она не вянет,
И если кто цветок сорвет,
Лишь только утра луч проглянет,
12 Свежее роза расцветет.
Еще прелестнее другая:
Она, румяною зарей
На раннем небе расцветая,
16 Пленяет яркой красотой.
Свежей от этой розы веет,
И веселей ее встречать.
На миг один она алеет,
20 Но с каждым днем цветет опять.
Еще свежей от третьей веет,
Хотя она не в небесах;
Ее для жарких уст лелеет
24 Любовь на девственных щеках.
Но эта роза скоро вянет;
Она пуглива и нежна;
И тщетно утра луч проглянет:
28 Не расцветет опять она.
ТРИ УЧАСТИ[47]
Три участи в мире завидны, друзья!
Счастливец, кто века судьбой управляет,
В душе неразгаданной думы тая.
4 Он сеет для жатвы, но жатв не сбирает:
Народов признанья ему не хвала,
Народов проклятья ему не упреки.
Векам завещает он замысл глубокий:
8 По смерти бессмертного зреют дела.
Завидней поэта удел на земли.
С младенческих лет он сдружился с природой,
И сердце Камены[48] от хлада спасли,
12 И ум непокорный воспитан свободой,
И луч вдохновенья зажегся в очах.
Весь мир облекает он в стройные звуки;
Стеснится ли сердце волнением муки —
16 Он выплачет горе в горючих стихах.
Но верьте, о други! счастливей стократ
Беспечный питомец забавы и лени.
Глубокие думы души не мутят,
20 Не знает он слез и огня вдохновений,
И день для него, как другой, пролетел,
И будущий снова он встретит беспечно,
И сердце увянет без муки сердечной —
24 О рок! что ты не дал мне этот удел?
ДОМОВОЙ[49]
«Что ты, Параша, так бледна?»
«Родная! домовой проклятый
Меня звал нынче у окна.
4 Весь в черном, как медведь лохматый,
С усами, да какой большой!
Век не видать тебе такого».
«Перекрестися, ангел мой!
8 Тебе ли видеть домового?»
«Ты не спала, Параша, ночь».
«Родная! страшно; не отходит
Проклятый бес от двери прочь;
12 Стучит задвижкой, дышит, бродит,
В сенях мне шепчет: «отопри!»
«Ну, что же ты?» — «Да я ни слова».
«Э, полно, ангел мой, не ври:
18 Тебе ли слышать домового?»
«Параша! ты не весела;
Опять всю ночь ты прострадала».
«Нет, ничего: я ночь спала».
20 «Как ночь спала! ты тосковала,
Ходила, отпирала дверь;
Ты, верно, испугалась снова?»
«Нет, нет, родимая, поверь!
24 Я не видала домового».
К ПУШКИНУ[50]
Известно мне: доступен гений
Для гласа искренних сердец.[51]
К тебе, возвышенный певец,
4 Взываю с жаром песнопений.
Рассей на миг восторг святой,
Раздумье творческого духа,
И снисходительного слуха
8 Младую музу удостой.
Когда пророк свободы смелый,
Тоской измученный поэт,[52]
Покинул мир осиротелый,
12 Оставя славы жаркий свет
И тень всемирныя печали,
Хвалебным громом прозвучали
Твои стихи[53] ему вослед.
16 Ты дань принес увядшей силе[54]
И славе на его могиле
Другое имя[55] завещал.
Ты тише, слаще воспевал
20 У муз похищенного Галла.[56]
Волнуясь песнею твоей,[57]
В груди восторженной моей
Душа рвалась и трепетала.
24 Но ты еще не доплатил
Каменам долга вдохновенья;
К хвалам оплаканных могил
Прибавь веселые хваленья.
28 Их ждет еще один певец:[58]
Он наш, — жилец того же света.
Давно блестит его венец;
Но славы громкого привета
32 Звучней, отрадней глас поэта.
Наставник наш, наставник твой,
Он кроется в стране мечтаний,
В своей Германии родной.
36 Досель хладеющие длани
По струнам бегают порой,
И перерывчатые звуки,
Как после горестной разлуки
40 Старинной дружбы милый глас
К знакомым думам клонят нас.
Досель в нем сердце не остыло,
И верь, он с радостью живой
44 В приюте старости унылой
Еще услышит голос твой.
И, может быть, тобой плененный,
Последним жаром вдохновенный,
48 Ответно лебедь запоет
И, к небу с песнию прощанья
Стремя торжественный полет,
В восторге дивного мечтанья
52 Тебя, о Пушкин, назовет.
К ЛЮБИТЕЛЮ МУЗЫКИ[59]
Молю тебя, не мучь меня:
Твой шум, твои рукоплесканья,
Язык притворного огня,
Бессмысленные восклицанья
5 Противны, ненавистны мне.
Поверь, привычки раб холодный,
Не так, не так восторг свободный
Горит в сердечной глубине.
Когда б ты знал, что эти звуки,
10 Когда бы тайный их язык
Ты чувством пламенным проник, —
Поверь, уста твои и руки
Сковались бы, как в час святой,
Благоговейной тишиной.
15 Тогда б ты не желал блеснуть
Личиной страсти принужденной,
Но ты б в углу, уединенной,
Таил вселюбящую грудь.
Тебе бы люди были братья,
20 Ты б втайне слезы проливал
И к ним горячие объятья,
Как друг вселенной, простирал.
УТЕШЕНИЕ[60]
Блажен, кому судьба вложила
В уста высокий дар речей,
Кому она сердца людей
4 Волшебной силой покорила;
Как Прометей, похитил он
Творящий луч, небесный пламень,
И вкруг себя, как Пигмальон,
8 Одушевляет хладный камень.
Не многие сей дивный дар
В удел счастливый получают,
И редко, редко сердца жар
12 Уста послушно выражают.
Но если в душу вложена
Хоть искра страсти благородной, —
Поверь, не даром в ней она;
16 Не теплится она бесплодно;
Не с тем судьба ее зажгла,
Чтоб смерти хладная зола
Ее навеки потушила:
20 Нет! — что в душевной глубине,
Того не унесет могила:
Оно останется по мне.
Души пророчества правдивы.
24 Я знал сердечные порывы,
Я был их жертвой, я страдал
И на страданья не роптал;
Мне было в жизни утешенье,
28 Мне тайный голос обещал,
Что не напрасное мученье
До срока растерзало грудь.
Он говорил: «Когда-нибудь
32 Созреет плод сей муки тайной
И слово сильное случайно
Из груди вырвется твоей.
Уронишь ты его не даром;
36 Оно чужую грудь зажжет,
В нее как искра упадет,
А в ней пробудится пожаром».
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ[61]
О жизнь, коварная сирена,
Как сильно ты к себе влечешь!
Ты из цветов блестящих вьешь
4 Оковы гибельного плена.
Ты кубок счастья подаешь,
Ты песни радости поешь;
Но в кубке счастья — лишь измена,
8 И в песнях радости — все ложь.
Не мучь напрасным искушеньем
Груди истерзанной моей
И не лови моих очей
12 Каким-то светлым привиденьем.
Тебе мои скупые длани
Не принесут покорной дани,
И не тебе я обречен.
16 Твоей пленительной изменой
Ты можешь в сердце поселить
Минутный огнь, раздор мгновенный,
Ланиты бледностью покрыть,
20 Отнять покой, беспечность, радость
И осенить печалью младость;
Но не отымешь ты, поверь,
Любви, надежды, вдохновений!
24 Нет! их спасет мой добрый гений,
И не мои они теперь.
Я посвящаю их отныне
Навек поэзии святой
28 И с страшной клятвой и мольбой
Кладу на жертвенник богине.
К ИЗОБРАЖЕНИЮ УРАНИИ[62]
Пять звезд увенчали чело вдохновенной:
Поэзии дивной звезда,
Звезда благодатная милой надежды,
4 Звезда беззакатной любви,
Звезда лучезарная искренней дружбы,
Что пятая будет звезда?
Да будет она, благотворные боги,
8 Душевного счастья звездой.
НА НОВЫЙ 1827 ГОД[63]
Так снова год, как тень, мелькнул,
Сокрылся в сумрачную вечность
И быстрым бегом упрекнул
4 Мою ленивую беспечность.
О, если б он меня спросил:
«Где плод горячих обещаний?
Чем ты меня остановил?»
8 Я не нашел бы оправданий
В мечтах рассеянных моих.
Мне нечем заглушить упрека!
Но слушай ты, беглец жестокой!
12 Клянусь тебе в прощальный миг:
Ты не умчался без возврату;
Я за тобою полечу
И наступающему брату
16 Весь тяжкий долг свой доплачу.
КРЫЛЬЯ ЖИЗНИ[64]
На легких крылышках
Летают ласточки;
Но легче крылышки
У жизни ветреной.
5 Не знает в юности
Она усталости
И радость резвую
Берет доверчиво
К себе на крылия.
10 Летит, любуется
Прекрасной ношею...
Но скоро тягостна
Ей гостья милая,
Устали крылышки,
15 И радость резвую
Она стряхает с них.
Печаль ей кажется
Не столь тяжелою,
И, прихотливая,
20 Печаль туманную
Берет на крылия
И вдаль пускается
С подругой новою.
Но крылья легкие
25 Все боле, более
Под ношей клонятся,
И вскоре падает
С них гостья новая,
И жизнь усталая
30 Одна, без бремени,
Летит свободнее;
Лишь только в крылиях
Едва заметные
От ношей брошенных
35 Следы осталися —
И отпечатались
На легких перышках
Два цвета бледные:
Немного светлого
40 От резвой радости,
Немного темного
От гостьи сумрачной.
ИТАЛИЯ[65]
Италия, отчизна вдохновенья!
Придет мой час, когда удастся мне
Любить тебя с восторгом наслажденья,
4 Как я любил твой образ в светлом сне.
Без горя я с мечтами распрощаюсь,
И наяву, в кругу твоих чудес,
Под яхонтом сверкающих небес,
8 Младой душой по воле разыграюсь.
Там радостно я буду петь зарю
И поздравлять варя светил с восходом,
Там гордо я душою воспарю
12 Под пламенным необозримым сводом.
Как весело в нем утро золотое
И сладостна серебряная ночь!
О мир сует! тогда от мыслей прочь!
16 В объятьях нег и в творческом покое
Я буду жить в минувшем средь певцов,
Я вызову их тени из гробов!
Тогда, о Тасс![66] твой мирный соя нарушу,
20 И твой восторг, полуденный твой жар
Прольет и жизнь и песней сладких дар
В холодный ум и в северную душу,
ЭЛЕГИЯ[67]
Волшебница! Как сладко пела ты
Про дивную страну очарованья,
Про жаркую отчизну красоты!
4 Как я любил твои воспоминанья,
Как жадно я внимал словам твоим
И как мечтал о крае неизвестном!
Ты упилась сим воздухом чудесным,
8 И речь твоя так страстно дышит им!
На цвет небес ты долго нагляделась
И цвет небес в очах нам принесла.
Душа твоя так ясно разгорелась
12 И новый огнь в груди моей зажгла.
Но этот огнь томительный, мятежной,
Он не горит любовью тихой, нежной, —
Нет! он и жжет, и мучит, и мертвит,
16 Волнуется изменчивым желаньем,
То стихнет вдруг, то бурно закипит,
И сердце вновь пробудится страданьем.
Зачем, зачем так сладко пела ты?
20 Зачем и я внимал тебе так жадно
И с уст твоих, певица красоты,
Пил яд мечты и страсти безотрадной?
К МОЕЙ БОГИНЕ[68]
Не думы гордые вздымают
Страстей исполненную грудь,
Не волны невские мешают
Душе усталой отдохнуть, —
5 Когда я вдоль реки широкой
Скитаюсь мрачный, одинокой
И взор блуждает по брегам,
Язык невнятное лепечет,
И тихо плещущим волнам
10 Слова прерывистые мечет.
Тогда от мыслей далека
И гордая надежда славы,
И тихоструйная река,
И невский берег величавый;
15 Тогда не робкая тоска
Бессильным сердцем обладает
И тайный ропот мне внушает...
Тебе понятен ропот сей,
О божество души моей!
20 Холодной жизнию бесстрастья
Ты знаешь, мне ль дышать и жить?
Ты знаешь, мне ль боготворить
Душой, не созданной для счастья,
Толпы привычные мечты
25 И дани раболепной службы
Носить кумиру суеты?
Нет! нет! и теплые дни дружбы,
И дни горячие любви
К другому сердце приучили:
30 Другой огонь они в крови,
Другие чувства поселили.
Что счастье мне? зачем оно?
Не ты ль твердила, что судьбою
Оно лишь робким здесь дано,
35 Что счастья с пламенной душою
Нельзя в сем мире сочетать,
Что для него мне не дышать...
О, будь благословенна мною!
Оно священно для меня,
40 Твое пророчество несчастья,
И, как завет, его храня,
С каким восторгом сладострастья
Я жду губительного дня
И торжества судьбы коварной!
45 И, если б ум неблагодарной
На небо возроптал в бедах,
Твое б явленье, ангел милой,
Как дар небес, остановило
Проклятье на моих устах.
50 Мою бы грудь исполнил снова
Благоговения святого
Целебный взгляд твоих очей,
И снова бы в душе моей
Воскресло силы наслажденье,
55 И счастья гордое презренье,
И сладостная тишина.
Вот, вот, что грудь мою вздымает
И тайный ропот мне внушает!
Вот, чем душа моя полна,
60 Когда я вдоль Невы широкой
Скитаюсь мрачный, одинокой.
XXXV[69]
Я чувствую, во мне горит
Святое пламя вдохновенья,
Но к темной цели дух парит...
4 Кто мне укажет путь спасенья?
Я вижу, жизнь передо мной
Кипит, как океан безбрежной...
Найду ли я утес надежной,
8 Где твердой обопрусь ногой?
Иль, вечного сомненья полный,
Я буду горестно глядеть
На переменчивые волны,
12 Не зная, что любить, что петь?
Открой глаза на всю природу, —
Мне тайный голос отвечал, —
Но дай им выбор и свободу.
16 Твой час еще не наступал:
Теперь гонись за жизнью дивной
И каждый миг в ней воскрешай,
На каждый звук ее призывной —
20 Отзывной песнью отвечай!
Когда ж минуты удивленья,
Как сон туманный, пролетят,
И тайны вечного творенья
24 Ясней прочтет спокойный взгляд,
Смирится гордое желанье
Обнять весь мир в единый миг,
И звуки тихих струн твоих
28 Сольются в стройные созданья.
Не лжив сей голос прорицанья,
И струны верные мои
С тех пор душе не изменяли.
32 Пою то радость, то печали,
То пыл страстей, то жар любви,
И беглым мыслям простодушно
Вверяюсь в пламени стихов.
36 Так соловей в тени дубров,
Восторгу краткому послушной,
Когда на долы ляжет тень,
Уныло вечер воспевает
40 И утром весело встречает
В румяном небе ясный день.
ПОЭТ И ДРУГ[70]
Ты в жизни только расцветаешь,
И ясен мир перед тобой, —
Зачем же ты в душе младой
Мечту коварную питаешь?
5 Кто близок к двери гробовой,
Того уста не пламенеют,
Не так душа его пылка,
В приветах взоры не светлеют,
И так ли жмет его рука?
10 Мой друг! слова твои напрасны,
Не лгут мне чувства — их язык
Я понимать давно привык,
И ах пророчества мне ясны.
Душа сказала мне давно:
15 Ты в мире молнией промчишься!
Тебе все чувствовать дано,
Но жизнью ты не насладишься.
Не так природы строг завет.
Не презирай ее дарами:
20 Она на радость юных лет
Дает надежды нам с мечтами.
Ты гордо слышал их привет:
Она желание святое
Сама зажгла в твоей крови
25 И в грудь для пламенной любви
Вложила сердце молодое.
Природа не для всех очей
Покров свой тайный подымает:
Мы все равно читаем в ней,
30 Но кто, читая, понимает?
Лишь тот, кто с юношеских дней
Был пламенным жрецом искусства,
Кто жизни не щадил для чувства,
Венец мученьями купил,
35 Над суетой вознесся духом
И сердца трепет жадным слухом,
Как вещий голос, изловил! —
Тому, кто жребий довершил,
Потеря жизни не утрата —
40 Без страха мир покинет он!
Судьба в дарах своих богата,
И не один у ней закон:
Тому — процвесть с развитой силой
И смертью жизни след стереть,
45 Другому — рано умереть,
Но жить за сумрачной могилой!
Мой друг! зачем обман питать?
Нет! дважды жизнь нас не лелеет.
Я то люблю, что сердце греет,
50 Что я своим могу назвать,
Что наслажденье в полной чаше
Нам предлагает каждый день;
А что за гробом, то не наше:
Пусть величают нашу тень,
55 Наш голый остов отрывают,
По воле ветреной мечты
Дают ему лицо, черты
И призрак славой называют!
Нет, друг мой! славы не брани:
60 Душа сроднилася с мечтою;
Она надеждою благою
Печали озаряла дни.
Мне сладко верить, что со мною
Не все, не все погибнет вдруг,
65 И что уста мои вещали:
Веселья мимолетный звук,
Напев задумчивой печали
Еще напомнит обо мне,
И сильный стих не раз встревожит
70 Ум пылкий юноши во сне,
И старец со слезой, быть может,
Труды нелживые прочтет;
Он в них души печать найдет
И молвит слово состраданья:
75 «Как я люблю его созданья!
Он дышит жаром красоты,
В нем ум и сердце согласились,
И мысли полные носились
На легких крылиях мечты.
80 Как знал он жизнь, как мало жил!»
Сбылись пророчества поэта
И друг в слезах с началом лета
Его могилу посетил...
Как знал он жизнь! как мало жил!
ПОСЛЕДНИЕ СТИХИ[71]
Люби питомца вдохновенья
И гордый ум пред ним склоняй;
Но в чистой жажде наслажденья
4 Не каждой арфе слух вверяй.
Не много истинных пророков
С печатью тайны на челе,
С дарами выспренних уроков,
8 С глаголом неба на земле.