И новое солнце, звезда Вифлеема, раздрав полуночную ризу небес,
Явилась над мрачным вертепом,
И ангелы стройно воспели хвалебные гимны во славу рожденного бога,
И, громко всплеснув, Иордан прокатил сребровидные воды…
Первый пастух
Я вижу блестящую новую звезду!
Второй пастух
Я слышу хвалебные гимны!
Третий пастух
Не бог ли нисходит с Сиона[49]?..
Ангел
Мир приношу вам и радость, чада Адама!
Пастухи
О, кто ты, небесный посланник?.. Сиянье лица твоего ослепляет бренные очи…
Не ты ль Моисей[52], из Египта изведший нас древле
В землю, кипящую млеком и медом?
Ангел
Нет, я Гавриил[53], предстоящий пред богом,
И послан к вам возвестить бесконечную радость.
Свершилась превечная тайна: бог во плоти днесь явился.
Пастухи
Мессия[54]?.. О радостный вестник, приход твой от бога!
Но где, покажи нам, небесный младенец, да можем ему поклониться?
Ангел
Идите в вертеп Вифлеемский[55].
Превечное слово, его же пространство небес не вмещало, покоится в яслях.
И ангел сокрылся!
И пастыри спешно идут с жезлами к вертепу.
Звезда Вифлеема горела над входом вертепа.
Ангелы пели: «Слава сущему в вышних! мир на земли, благодать в человеках!»
Пастыри входят — и зрят непорочную матерь при яслях,
И бога-младенца, повитого чистой рукою Марии,
Иосифа-старца, вперившего очи в превечное слово…
И пастыри, пад, поклонились.
1834
МОЛОДОЙ ОРЕЛ[56]
Как во поле во широком
Дуб высокий зеленел;
Как на том дубу высоком
Млад ясен орел сидел.
Тот орел ли быстрокрылой
Крылы мочные сложил.
И к сырой земле уныло
Ясны очи опустил.
Как от дуба недалеко
Речка быстрая течет,
А по речке по широкой
Лебедь белая плывет.
Шею выгнув горделиво,
Хвост раскинув над водой,
Лебедь белая игриво
Струйку гонит за собой.
«Что, орел мой быстрокрылой,
Крылья мочные сложил?
Что к сырой земле уныло
Ясны очи опустил?
Аль не видишь — недалеко
Речка быстрая течет,
А по речке по широкой
Лебедь белая плывет?
Мочны крылья опустились?
Клёв ли крепкий ослабел?
Сильны ль когти притупились?
Взор ли ясный потемнел?
Что с тобою, быстрокрылой?
Не случилась ли беда?»
Как возговорит уныло
Млад ясен орел тогда:
«Нет, я вижу: недалеко
Речка быстрая течет,
А по речке по широкой
Лебедь белая плывет.
Мочны крылья не стареют;
Крепкий клёв не ослабел,
Сильны когти не тупеют,
Ясный взор не потемнел.
Но тоска, тоска-кручина
Сердце молодца грызет,
Опостыла мне чужбина,
Край родной меня зовет.
Там в родном краю приволье
По поднебесью летать,
В чистом поле на раздолье
Буйный ветер обгонять.
Там бураном вьются тучи;
Там потоком лес шумит;
Там дробится гром летучий
В быстром беге о гранит.
Там средь дня, в выси далекой
Тучи полночья висят;
Там средь полночи глубокой
Льды зарницами горят.
Скоро ль, скоро ль я оставлю
Чужеземные край?
Скоро ль, скоро ль я расправлю
Крылья мочные мои?
Я с знакомыми орлами
Отдохну в родных лесах;
Я взнесусь над облаками,
Я сокроюсь в небесах».
1834 (?)
РУССКАЯ ПЕСНЯ[57]
Уж не цвесть цветку в пустыне,
В клетке пташечке не петь!
Уж на горькой на полыне
Сладкой ягодке не зреть!
Ясну солнышку в ненастье
В синем небе не сиять!
Добру молодцу в несчастье
Дней веселых не видать!
Как во той ли тяжкой доле
Русы кудри разовью;
Уж как выйду ль в чисто поле
Разгулять тоску мою.
Может, ветер на долину
Грусть-злодейку разнесет;
Может, речка злу кручину
Быстрой струйкой разобьет.
Не сходить туману с моря,
Не сбежать теням с полей,
Не разбить мне люта горя,
Не разнесть тоски моей!
1835
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ[58]
Я понял, я знаю всю прелесть любви!
Я жил, я дышал не напрасно!
Недаром мне сердце шептало: «Живи!» —
В минуты тревоги ненастной.
Недаром на душу в веселых мечтах
Порою грусть тихо слетала
И тайная дума на легких крылах
Младое чело осеняла.
Но долго я в жизни печально блуждал
По тернам стези одинокой;
Но тщетно я в мире прекрасной искал,
Как розы в пустыне далекой.
И много обшел я роскошных садов,
Но сердце ее не встречало;
И много я видел прелестных цветов,
Но сердце упорно молчало.
Пустыней казался мне мир. На пути
Нигде не слыхал я привета.
Зачем же, я думал, сей пламень в груди
И сердце восторгом согрето?
Но нет, не напрасно тот пламень возжжен
И сердце в восторге трепещет!
Настанет мгновенье, и радостно он
В очах оживленных заблещет!
Настанет мгновенье, и силой мечты
Возникнет мир новый, чудесный.
То мир упоенья! То мир красоты!
То отблеск отчизны небесной!
И радужным светом оденется высь
И ярко в душе отразится;
И в сердце проникнет небесная жизнь,
И сумрачный взор прояснится…
Настало мгновенье… И, радость очей,
С надзвездной долины эфира
Хранитель мой, гений в сиянье лучей
Приникнул над бездною мира.
Он видит глубокую тьму под собой,
Он слышит печальных призванья.
Он сходит на землю воздушной стопой —
Утишить земные страданья.
И мир превратился в роскошный чертог,
И в тернах раскинулись розы;
И в сердце зажегся потухший восторг,
И сладкие канули слезы.
О, сколько блаженства во взоре его!
О, сколько в улыбке отрады!
Всю вечность смотрел бы, смотрел на него:
Другой мне не нужно награды.
Но нет, то не гений! Небесный жилец
На землю незримо нисходит;
Но нет, то не смертный! Удельный[59] пришлец
На небо собой не возводит.
То горняя в мире земном красота!
То цвет из эдемского рая!
То лучшая чистого сердца мечта!
То дева любви молодая!
О юноша! в гордой душе не зови
Забавой мечты той прекрасной!
Я понял, я знаю всю цену любви!
Я жил, я дышал не напрасно!
1835
ТУЧА
Ходит туча в синем небе,
Смотрит туча мрачным взором,
На груди покоя гром.
«Где бы лучше, — молвит туча, —
Мне расстлаться в синем небе
Молньеблещущим ковром?»
Видит море. Черным валом
Плещет море в дальний берег,
Ходит белою грядой.
«Разостлалась бы над морем —
Не спалить мне синя моря,
Не зажечь волны седой».
Туча дальше. Столп гранита,
Подпирая сине небо,
Опоясан бездной вод.
«Раздавила б, растопила б
Я Атланта. Но, могучий,
Он разрушен — не падет».
Туча дальше. Тучны нивы
Дышат грудью золотою,
Блещут бисером росы.
«Не над ними грому грянуть!
Пища червя — им ужасен
И ничтожный взмах косы».
Ходит туча в синем небе,
Смотрит туча мрачным взором,
На груди колебля гром.
«Где бы лучше, — ропщет туча, —
Мне отгрянуть в синем небе
Разрушительным ядром?»
Видит царство. Город пышный,
Семь холмов собой раздвинув,
Три реки сплотил собой.
Шпицы башен блещут в солнце,
Будто горы — медны стены
Вьются длинною трубой.
Пышность зданий, блеск уборов,
Шум движенья, говор людства,
Гром тимпанов и мечей.
Стала туча. Дышит гневом.
Меркнет солнце от движенья
Мрачно-огненных очей.
«Расстелюсь я над холмами,
Я всколеблю ось земную,
Я разрушу пышный град!»
Но могуща сила веры:
Дряхлый старец слабой дланью
Двинул грозную назад!
1835
НОЧЬ[60]
Лежала тьма на высях гор;
В полях клубился мрак унылый;
Повитый мглой, высокий бор
Курился ладаном могилы.
Лениво бурная река
Катила в море вал гремучий,
И невидимая рука