Колокольчик тишины,
Нити мыслей так суровы,
Так незримы и нежны.
Толстоногую пастушку
Уложил в траву Сатир.
Как ребенок погремушку,
Он за грудь ее схватил.
А в груди гремит осколок
Темно-красного стекла.
А вблизи дымит поселок,
Ест теленка из котла.
Земляничная рассада
У Сатира в бороде,
И в глазах не видно взгляда,
Он — никто, и он — нигде.
Он извилистой рукою
Раздвигает юбок стружки,
Пустотою плутовскою
Развлекая плоть пастушки.
А она пылает чудно
Телом, выполненным складно.
Все творится обоюдно, —
То им жарко, то прохладно.
А корова золотая
Разрывает паутину,
Колокольчиком болтая,
Чтоб озвучить всю картину.
1973
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
БЕТАНИ
Памяти Георгия Леонидзе
В ту ночь взошло двенадцать лун
Над ослепительной Бетани,
И раздавалось пенье струн,
И ветра слышалось топтанье.
Горы немыслимый излом
Напоминал ограды ада,
Когда сидели за столом
Лицом в окно. Текла прохлада
С небес на ветви и с ветвей
На скулы, волосы и плечи,
Питая нежностью своей
И бег кровей, и рокот речи.
Шарманка завелась в саду,
В старинном каменном предместье.
Когда еще сюда приду
И что найду на этом месте?
Чудесна бытности длина,
Блаженна тяжкая корзина.
А над Бетани ночь темна,
Как рот поющего грузина.
Так в шестьдесят втором году
Виднелся мир однажды летом.
Когда еще сюда приду?
И что найду на месте этом?
1965
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
«В серебряном столбе…»
В серебряном столбе
Рождественского снега
Отправимся к себе
На поиски ночлега,
Носком одной ноги
Толкнем другую в пятку
И снимем сапоги,
Не повредив заплатку.
В кофейнике шурша,
Гадательный напиток
Напомнит, что душа -
Не мера, а избыток
И что талант — не смесь
Всего, что любят люди,
А худшее, что есть,
И лучшее, что будет.
1970
Советская поэзия. В 2-х томах.
Библиотека всемирной литературы. Серия третья.
Редакторы А.Краковская, Ю.Розенблюм.
Москва: Художественная литература, 1977.
ЗИМНЕЕ
Зима! С морозом, с белым снегом,
Уже во множестве — снега!
Так борщ приходит с белым хлебом
В страну, разбившую врага.
У леденеющих березок
Вдали душа звонком звенит.
И мира собственный набросок
В рисунке детском знаменит.
А в нем — ни скуки, ни унынья,
Прогулки утренний кусок,
В нем по заснеженной равнине
Летит с мороженым возок,
Дымится остренькая крыша,
Мелькает остренький забор,
И кто-то, ведрами колыша,
Идет на остренький бугор.
Ему носатая колонка,
Должно быть, светит на бугре,
И по велению ребенка
Ему — дорога в серебре.
1962
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
ВЕРХНИЙ СВЕТ
Ни свет, ни темень. Пять утра.
Тумана вешняя сгущенка.
И воздух нежен, как печенка
Оленя, снятого с костра.
Волнисты окуни в пруду,
Откуда пение всплывает…
И кто-то звездышко свивает —
Жилье, подобное гнезду.
Наверно, ласточка. Кому
Еще понравится такое —
Тащить в предутреннем покое
Звезду, чтоб жить в своем дому?
От неба — к древу на земле
Она в огромной бьется клетке
И то о небо, то о ветки
Плашмя толкается во мгле.
Так пусть удача светит ей,
Душе, опрятной, как растенье.
Свети! На третье воскресенье
Забрезжат крылья у детей,
Носатых, пахнущих песком,
Дождем, любовью — со снежинку.
Пускай поющую пружинку
Судьба не повредит ни в ком!
От неба к древу — алый след,
Жилье готово и пригодно
Для детства. И заре угодно
Зажечь над жизнью верхний свет!
1964
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
Сестре
Это вьюги хрустящий калач
Тычет в окна рогулькой душистой.
Это ночью какой-то силач,
Дух, вместилище силы нечистой,
Одиночка, объятый тоской
Неудач, неуступок и пьянства,
Надавил на железку рукой,
Сокращая пружину пространства.
А до этого, мой соловей,
Параллельная духа и крови,
Между лампой твоей и моей —
Позвонки обмороженных кровель,
Океаны железа и льда
Над жильем, гастрономом и залом,
Города, города, города,
Восемьсот километров по шпалам.
Восемьсот километров кустов,
Неживых от рождественской бури.
Восемьсот до Софийских крестов
И кирилловской ляпис-лазури.
Это — ближе окна и дверей.
Это — рядом, как в небе светила.
Погаси свою лампу скорей,
Чтоб она мне в лицо не светила.
Под одним одеялом лежать
В этом запахе елки и теста!
И, пока не поставят на место,
Будем детство свое продолжать.
1966
Юнна Мориц. Лоза.
Книга стихов 1962–1969.
Москва: Советский писатель, 1970.
«Есть беспощадное условье…»
Есть беспощадное условье
Для всех небес, для всех лесов:
Лицо — не птичье, не воловье,
А отклик на далекий зов,
Прорыв путями потайными
Сквозь безымянность, забытье,
Возврат дыхания на имя,
На собственное, на свое.
Из безымянности туманной
Нас к жизни вызвал сильный свет.
И отклик, отклик постоянный —
Вот что такое наш портрет!
1978
Источник: Прислал читатель
ЭЛЕГИЯ
Хотелось бы остаток лет
Прожить вдали от пошлых бед,
И людоедских процветаний,
И от художественных скук
В малине круговых порук,
В притоне творческих братаний
На политических пирах,
Где только выгода и страх
Толкают судеб вагонетки…
Дай бог, от этого вдали
Прожить хоть на краю земли,
Бросая в океан любви
Свои последние монетки.
1997
Источник: ОКТЯБРЬ
«Меня от сливок общества тошнит!..»
Меня от сливок общества тошнит!..
В особенности — от культурных сливок,
От сливок, взбитых сливками культуры
Для сливок общества.
Не тот обмен веществ,
Недостает какого-то фермента,
Чтоб насладиться и переварить
Такое замечательное блюдо
Могла и я — как лучшие умы.
Сырую рыбу ела на Ямале,
Сырой картофель на осеннем поле,
Крапивный суп и щи из топора
В подвале на Урале.
Хлеб с горчицей,
Паслён и брюкву, ела промокашку,
И терпкие зелененькие сливки,
И яблочки, промерзшие в лесу, —
И хоть бы что!..
А тут, когда настало
Такое удивительное время
И все, что хочешь, всюду продается —
Моря и горы, реки и леса,
Лицо, одежда, небеса, продукты,
Включая сливки общества, — тошнит
Меня как раз от этих самых сливок,
Чудесно взбитых…
Да и то сказать,
От тошноты прекрасней всех мелисса.
1998
Источник: ОКТЯБРЬ
ЛЮБЕЗНЫЙ ФИЛОФЕЙ
Любезный Филофей! Твоя теперь я бабка,
С тобою говорю о сухости в штанах,
Поскольку есть места, где очень сердцу зябко,
И там оно дрожит, как на ветру монах.
Три годика тебе, а мне — седьмой десяток,
Ты — крошечный блондин, а я — большой седин.
Все пишут для тебя про кур и поросяток,
Которых иногда мы все-таки едим…
Ты прибыл в хищный мир, скуластый мой кочевник,
И святость хищных книг завьет тебя в обман,
Как завивает в сон ягненка у харчевни
Струистый жар, и дым, и вид на океан.
Но ты, любимец фей, не вздумай лезть в повозку,
Где дремлет вкусный скот! И вкусным быть не смей!
…Лазурь — в твоем глазу, похожем на стрекозку.
И фейский твой язык — законный мой трофей.
1998
Источник: ОКТЯБРЬ
ТРАНС-МЕТА-КЛАДБИЩЕ
Искусство провалилось в протокол,
В свидетельства об окончанье школ.
На фабрике транс-мета-херо-мантий
Убор вам с кисточкой сошьют для головы
И всю трансмантию, чтоб в метастойле вы