— Навстречу? — прицельно прищуриваюсь на него.
— Да-да! — быстро кивает Автократыч. — Посмотрите, я тут подготовил график дежурств на следующий квартал. Наш, внутренний, для своих, так сказать. В бухгалтерию уйдет другой — знаете, эта бюрократия… А как оно будет на самом деле, решим тут, между своими.
Автократыч пододвигает ко мне стопку распечаток. Беглого взгляда на верхний лист достаточно, чтобы ухватить суть. При одной номинальной ставке я должен работать на две… с половиной. Настолько возмутительно, что успокаиваюсь. Мне даже интересно, он что, за сверхчеловека меня держит? И не боится задевать этого сверхчеловека? Как погляжу за тот месяц, что я выпал из реала, они совсем из берегов вышли. И от рук отбились.
— А доктор Пархоменко, смотрю, от дежурств освобождается? — осведомляюсь совершенно ровным, даже светским, тоном.
— Доктор Пархоменко ведет научную работу, — разводит руками Автократыч. — Ему нужны библиотечные дни. А потом, у него же семья, а вы пока человек холостой…
— Семья — это, конечно же, очень важно, — только при чём тут тогда тёлки с вот такими буферами. Но это я уже про себя.
Смотрю Пархоменко прямо в глаза, он отводит взгляд.
— Вот и чудненько, вот и славненько, — Автократыч расплывается в широкой улыбке. — Люблю, когда в коллективе царит взаимопонимание. Каждый, как говорится, должен быть на своем месте… А насчет расследования не волнуйтесь, Михаил Александрович. Работайте спокойно. Я сделаю пару звонков, и никакого расследования не будет.
— Это вы не беспокойтесь, Гиви Автандилович, — отвечаю спокойным, будничным тоном. — Расследование будет. Обязательно. Я сам сделаю пару звонков.
Когда-то будучи сильно моложе, имел глупость поддаваться давлению. Иногда. Не то чтобы прогибался до пола, но и мощного отпора не давал. И стыдно признаться, страшился. Но сейчас вам не тут. Чем он меня пугает? Что мне может грозить? Реальный срок? Чо, правда? Да и посадка в колонию мне не особо страшна, с моими нынешними возможностями. Меня в любой колонии и зэки, и администрация будут холить и лелеять.
А реально мне может грозить только лишение премии и выговор в личное дело. Ой, боюсь, боюсь! Да как же пережить такой ужас, ха-ха-ха! При нынешнем-то дефиците специалистов. Плюс любой судмедэксперт подтвердит, что в том состоянии для алкаша Смирнова даже небольшая доза спиртного — смертельный яд. И ни при чём тут хоть мои назначения, хоть Пархоменко.
— В смысле? — теряется Автократыч. Оба они с Пархоменко смотрят на меня так, словно я только что превратился в зеленого человечка с рожками на голове. — Михаил Александрович, вы это чего?
С одной стороны, сам подставился и позволил этим павианам относиться к себе, как к мусору. Слишком увлекся работой, особенно в свете своих новых способностей… Вот эта сволочь и решила, что на мне можно бесконечно и безнаказанно ездить. Поначалу за моей спиной что-то мутили с ведомостями, а так как я не отреагировал, решили открыто и нагло предложить рабство. А что, вдруг прокатит?
Хотя чего это я сам на себя всё накладываю? Не мог я тогда отвлекаться ни на что. Глубокая и вдумчивая работа требует абсолютного сосредоточения. И плоды есть. Настала пора ими пользоваться.
С усилием встаю из слишком мягкого кресла, пинком отодвигаю его от стола. Опираюсь обеими руками о столешницу и нависаю над Автократычем. Знаю, как он этого не любит. Именно поэтому.
— А я это того, Гиви Автандилович, что считаю служебное расследование совершенно необходимым. Давно назревшим. Говорите, действия Пархоменко в отношении Смирнова были профессиональными и своевременными? Но это же вы утверждаете. Если оно и правда так, то зачем опасаться проверки? Всегда же хорошо проконсультироваться с экспертами. Как-никак о человеческой жизни речь идет.
— Да ты чё, брателло, совсем берега попутал⁈ — встревает Пархоменко. — Твои же назначения будут разбирать!
— В своих назначениях я уверен. А ты, герой-любовник? В последнюю неделю за Смирнова отвечал ты. Да и кроме смерти этого алкаша у нас тут много интересного найдется для комиссии. Например, почему назначений китайских витаминов в историях болезни нет, а в рекомендациях, которые пациенты получают на руки, они есть? У меня пачка рецептов уже накопилась, и на всех ссылка на тебя, брателло, как на агента-распространителя. Да и прочее. Почему, например, два месяца назад были выделены средства на новый вертикализатор, а отделение его до сих пор не закупило?
С удовольствием смотрю, как Автократыч бледнеет. Воображал, я ни о чем не догадываюсь. Вот почему полезно дружить с коллегами — у Светы сестра в бухгалтерии работает, так что многие махинации Автократыча мне прекрасно известны.
— Вы уволены, — шипит Автократыч. — Сдайте дела доктору Пархоменко и немедленно покиньте отделение!
Тут уж я не выдерживаю и начинаю смеяться:
— Вы чего, американских сериалов насмотрелись? Я свои права знаю. Если попробуете уволить меня по статье, к служебной проверке из министерства добавится трудовая инспекция. Для нее тут тоже немало интересного, одни только махинации с учетом рабочего времени чего стоят…
— Да ты совсем оборзел, что ли! — орет Пархоменко. — Как с начальством разговариваешь⁈
Он в два шага обходит стол и хватает меня за грудки. Ткань халата трещит под его пальцами.
— Не много на себя берешь, утырок⁈ — шипит Пархоменко мне в лицо. От него отвратительно пахнет вчерашним перегаром и пижонским одеколоном. — Да ты хоть знаешь, какие люди за нами стоят? Они тебя в порошок сотрут, падла! Ты же никто, плюнуть и растереть!
В драке мне эту тушу не одолеть… Что же, у нас есть другие методы. Коротко вздыхаю и заныриваю в Тень. Мышцы и нервы Пархоменко видны здесь как переплетения мерцающих тканей и нитей. Эге, а наш здоровяк изнутри-то гнилой весь, желудок ни к черту, и геморрой на второй стадии, стремительно переходящей в третью… Врач, запустивший собственное здоровье — классика! Ну да я не лечить его сейчас буду.
Концентрируюсь на мышцах его правой руки. Усилием воли резко повышаю их тонус — не до разрыва тканей и связок, но так, что сейчас будет очень неприятно… Выныриваю. Пархоменко коротко взвывает и отшатывается от меня, сдвинув стол и прижав кресло Автократыча к стене.
— Что, брателло, судорога? — спрашиваю сочувственно. — Это ничего, это бывает. Потерпи, сейчас снимем спазм…
Пархоменко вжимается в стену и баюкает правую руку, словно младенца. Спокойно подхожу к нему, откалываю от халата бейдж и аккуратно тыкаю в мышцу иголкой. Классический способ быстро снять спазм.
— Через десять минут все пройдет, — дружелюбно улыбаюсь. — Ты бы, это, за микроэлементами в питании следил, брателло. Калий с магнием пропей, только не китайский, а обычный, из аптеки. Ну и физкультурой надо заниматься, и нервничать поменьше.
«Бисура», — добавляю про себя из лексикона моего ехидного татарского дедушки. Давно покойного. Обожал он насмешничать над окружающими.
Давно догадывался, что мой дар способен не только лечить, но и наносить вред. Хотя что тут догадываться, каждый знает, что скальпелем зарезать можно. Как-то надеялся, что до этого не дойдет — напрасно, конечно. Голова закружилась, перед глазами все плывёт — слишком резко нырнул в Тень, без подготовки.
А ведь я, пожалуй, мог сейчас проделать с этим гадом Пархоменко куда худшие вещи, чем банальная судорога…
— Что за балаган вы устроили, коллеги! — запертый в кресле между столом и стеной Автократыч пытается взять ситуацию под контроль. — Как не стыдно? Так, Михаил Александрович, чего вы все-таки добиваетесь? Быть частью нашего дружного коллектива вы не хотите, увольняться тоже не хотите! Чего вам нужно?
— Мне нужно работать в нормальных условиях. Моя ставка — тридцать девять часов, я буду отрабатывать ее, и ни минутой больше. Вести буду до пятнадцати пациентов, строго по нормативам. Премию получать каждый месяц и квартал. И за все уже отработанные сверхурочные. В четырехкратном размере.
— В трехкратном, — Автократыч начинает торговаться на автопилоте.
— Нет. В четырехкратном. Двукратная оплата сверхурочных положена по закону, а скупой платит дважды. Свои обязанности буду выполнять добросовестно. Чужие — фтопку. Шантажа и хамства спускать не собираюсь.
— Но Михаил Александрович, вы же лучший реабилитолог в отделении! — Автократыч быстро соображает, что угрозы не сработали, и переходит к лести. — Может, возьмете все-таки еще полставки? Совершенно официально! Подумайте о пациентах, это ведь в их интересах!
— О пациентах как раз и думаю. Как настоящих, так и будущих. В их интересах, чтобы я мог работать и сегодня, и через год, и через десять лет. А не вогнал себя в гроб непосильной нагрузкой, как бы вам ни хотелось. Заботясь о себе, забочусь о них. У меня все. Жду сегодня в течение дня новый график дежурств, официальный и адекватный моей ставке. Собственно, вон тот подойдёт, — тычу пальцем.
— Ну, вот и славно, что мы наконец договорились, — Автократыч пытается держать хорошую мину при плохой игре. — В другой раз, если что-то вас будет не устраивать, вы не тяните — сразу обращайтесь ко мне. Мой кабинет всегда открыт для сотрудников! Видите, как мы замечательно можем вместе решить все проблемы!
— Да, вот еще, — оборачиваюсь в дверях. — Об интересах пациентов… О ваших махинациях никуда сообщать не стану. Пока. Но новый вертикализатор отделению необходим. Делайте что хотите, но в течение двух недель он должен быть здесь.
Выхожу из начальственного кабинета с чувством некоего недоумения. А чего это Автократыч так быстро сдал назад? Понятно, что позиция у него слабая, но всё-таки более высокое положение даёт свои преимущества. И я кое-где прокололся, он мог на этом сыграть. Уже в ординаторской на диванчике соображаю. До полной увлечённости Тенью никогда не был особо уступчивым. Не зря же он меня постоянно премий лишал. По каждому поводу.
Глава 3Врач, исцелись сам
На сестринском посту опять сидит полицейский и заполняет протокол. Не могу припомнить, это тот же, что приходил в прошлый раз, или уже другой. Вид у них у всех одинаково замотанный, потрёпанный, как заношенный до заплаток пиджак.