Юдифь с пониманием отнеслась к моему нетерпению.
– Нужно быть святым, чтобы работать с ним, – сказала она и добавила: – Вы только посмотрите на эту груду писем, которые я должна разгребать! И каждый день одно и то же. Взгляните на это письмо. Вам оно понравится! Оно восхитительно!
Она вручила мне письмо, адресованное «Профессору Хокингу». Две страницы, написанные безупречным почерком с множеством завитушек. Автор начинал так: «Трудно выразить словами то удовольствие, которое я получаю от Вашей работы. Вы, наверное, помните мое предыдущее послание с добрыми пожеланиями и с трюфелями собственного изготовления, посланное мною из Лондона…» Несколькими строчками ниже я прочел: «С физикой меня соединяют ЛЮБОВЬ и НЕНАВИСТЬ. 25 декабря 2005 года я встретила Иисуса Христа на пороге своего лондонского дома… Иисус был на костылях. Молодой человек со светлыми волосами, с печатью Оксбридж [Оксфорд – Кембридж] на Его челе. Он заверил меня телепатически, что я буду поражена, когда пойму, насколько простым является/являлся Его мир, и что вскоре я смогу путешествовать по разным вселенным, или, по крайней мере, по нашей Вселенной…»
Я спросил Юдифь, показывает ли она такие письма Стивену.
– Нет, – ответила она. – Он раздражается, когда я отнимаю у него время такими посланиями. Он сразу же переводит разговор на другое. Разные люди присылают свои теории, шлют письма о пришельцах. Он считает их ненормальными. А мне приходится отвечать за него. Я люблю чудаков. В конце концов, женщина, которая написала это письмо, интересуется теми же самыми вещами, что и Стивен. Она хочет понять устройство Вселенной.
Так и есть, подумал я. Какой чудесной была бы Вселенная, если бы ее можно было постичь, не усваивая знания из толстых книг со сложными математическими уравнениями, а получив телепатическое объяснение от Иисуса на костылях. Как было бы замечательно, если бы, учитывая источник этих телепатических сообщений, я просто мог бы поверить, что эта теория действительно работает. Не надо никаких экспериментов, нет опасности, что вашу теорию развенчают и вас изобличат. Я поймал себя на том, что завидую женщине, написавшей это письмо. Сумасшедшим хорошо, подумал я, они сильны своей верой.
И затем я подумал: ведь я обладаю тем же богатством, что и она; по крайней мере, с небольшим отличием. У меня есть Стивен. Стивен поразил меня своими взглядами на систему мироздания. А как он передает свои знания? Почти магически, если уж не телепатически. И он тоже помечен знаком «Оксбридж», хотя соответствующее клеймо и не напечатано у него на лбу. Самое большое отличие, к сожалению, в том, что теории Стивена не имеют божественного происхождения и нет стопроцентной гарантии их правильности.
Наконец дверь в кабинет Стивена отворилась. Он готов был общаться со мной. Я тоже готов был к встрече с ним, причем уже давно. Но он даже не посмотрел в мою сторону, когда я вошел. Сиделка поила его чаем из мерной ложки и кормила витаминами. Она погружала эту позаимствованную из кафетерия ложку в его чашку, добавляла в нее несколько пилюль и подносила к его рту. Он с энтузиазмом открывал рот, и она вливала в него содержимое ложки. Стивен почти всегда хотел пить. Но что его беспокоило больше всего – он боялся не получить вовремя свои пилюли. Боялся немного чересчур, подумал я.
Стивен принимал примерно восемьдесят витаминных драже в день. Он принимал их каждые два часа, большей частью через специальный зонд для питания, введенный в желудок через небольшой разрез в брюшной стенке. Через него же сиделки могли вводить жидкости непосредственно в желудок. Когда-то отец Стивена предположил, что антиоксиданты типа фолиевой кислоты могут быть полезны для Стивена. Это его предположение было сделано наобум; и спустя пятьдесят лет не было никаких доказательств того, что эти добавки как-то помогают Стивену. Вначале я думал, что Стивен не очень-то верит в диеты, но считает, что и повредить они не могут; так почему бы не последовать, на всякий случай, этому совету? Я вспомнил историю, которую рассказывал физик Джордж Гамов о Нильсе Боре, одном из основателей квантовой механики. У Бора была подкова, которую он прибил над входом в свой деревенский коттедж в Тисвильде в Дании. Один гость спросил его: «Вы – такой великий ученый, неужели вы действительно верите, что подкова над дверью приносит удачу?». «Нет, – ответил Бор, – не верю. Но говорят, что она работает в любом случае, даже если вы не верите в это!»
Вскоре я понял, что ошибался насчет Стивена. Если Бор относился к подкове с иронией, то Стивен был твердо убежден, что витамины помогают. Он по-настоящему верил в это. Верил настолько, что психологически зависел от них. Он по-настоящему пристрастился к ним, как говорили мне его сиделки.
Однажды, когда Стивен был на конференции в Техасе, произошло извержение исландского вулкана Эйяфьятлайокудль. Воздушное сообщение в северной Европе было прервано на шесть дней. Стивен не смог улететь домой вовремя, и у него кончились его пилюли. Он запаниковал и впал в отчаяние. Он даже хотел просить испанского принца Филиппа (который впоследствии стал монархом), чтобы тот по знакомству прислал за ним свой личный самолет и отвез бы его обратно в Европу. Или, по крайней мере, чтобы на нем привезли для Стивена его пилюли. Но Юдифь идею не поддержала. Она просто не стала ничего делать. «Кто будет посылать самолет, чтобы везти витамины?» – только и сказала она.
Стивен был одним из самых уязвимых людей на Земле. Он не мог сам питаться или позаботиться о себе. Он был очень хрупкий и болезненный, страдал от хронических легочных инфекций, слабел с каждым годом. Несмотря на все это, он очень любил общаться с людьми, посещать званые обеды и путешествовать по всему миру. Стивен был настоящий искатель приключений. Он предпринял полет на «Боинге-727», специально модифицированном для достижения нулевой гравитации. Самолет, подобно шаттлу, мог взлетать и несколько раз «нырять» в атмосфере. Искатели острых ощущений испытывали при этом состояние невесомости. Стивен надеялся, что Ричард Брэнсон пригласит его совершить совместный полет в космос. Но было одно обстоятельство, которое внушало Стивену Хокингу настоящий страх – он боялся, что у него закончатся витаминные пилюли.
По-видимому, врачи воспринимали уверенность Стивена в том, что пищевые добавки помогают сохранить ему жизнь, с юмором. Отношение Стивена к этим добавкам было для них сродни тем странным теориям о строении Вселенной, которые в изобилии приходили к Стивену по почте. Он отвергал эти теории, но его роднило с их авторами естественное человеческое желание – найти свое место в мире и разыскать способ, который поможет выйти из затруднительного положения. Таблетки – это способ побороть болезнь. Так сказал его отец. В физике Стивен пользовался математикой, когда хотел проверить свои идеи. В отношении болезни почти ничего проверить было невозможно, и он цеплялся за рекомендации своего любящего отца, который был медиком, и взял на вооружение тот рецепт, который завещал ему отец.
Учитывая природный скептицизм Стивена, его вера в таблетки казалась необъяснимой. Нельзя сказать, что для него не существовало другого мнения. Он не отвергал с ходу ни одну теорию, которая не противоречила известным фактам. Он не имел ничего против того, чтобы разные теории подходили по-разному к осмыслению мира – как это происходит с общей теорией относительности и квантовой механикой. Он был готов принимать обе теории и не прочь был балансировать между ними. Главное требование, которое Стивен предъявлял к теории, – чтобы ее предсказания можно было подтвердить либо опровергнуть с помощью наблюдений или экспериментов. «Любая картина реальности справедлива, – говорил мне Стивен, – если она согласуется с наблюдениями».
Платон верил, что мы можем познать мир математики с его ясными и неизменными законами, но никогда не получим истинного знания о мире физическом, который постигаем с помощью чувств. Стивен, по-видимому, был согласен в этом отношении с Платоном и развивал его взгляды. Подобно Канту, он признавал, что и наше физическое восприятие Вселенной, и наши концепции, формирующие математическое описание мира, зависят от структуры нашего мозга. Согласно этой точке зрения, именно природа мозга определяет образ нашего мышления и характер идей, которые мы можем пробудить к жизни. Стивен считал поэтому, что ученые вынуждены исследовать природу только весьма специфическим образом, и только ограниченное количество теорий доступно для их постижения. Поэтому мир, описываемый научными теориями, существует только в нашем воображении и бесполезно рассуждать о существовании «объективной» реальности.
Одним из любимых фрагментов Стивена в книге «Высший замысел» был рассказ, найденный мной в интернете, об одном итальянском городке. Там владельцам золотых рыбок запретили содержать бедных животных в аквариумах с искривленными стенками. Борцы за права животных посчитали такие аквариумы жестокостью, потому что мир за их пределами выглядел для рыбок искаженным. Такие истории всегда очень веселили Стивена. Он забавно вращал глазами и говорил, что случай с золотыми рыбками как нельзя лучше характеризует наши возможности в плане познания физического мира.
Ньютон научил нас тому, что тела, на которые не действуют силы, перемещаются по прямым линиям. Однако лучи света изменяют направление, переходя границу между воздушной средой и водой. Пусть некое тело двигается по прямой линии за пределами аквариума. Рыбка в аквариуме будет видеть, что оно перемещается по искривленной траектории. Теперь представим себе, как некая ученая рыбка формулирует законы движения тел во «внешнем пространстве» – пространстве за пределами аквариума. Логично предположить, что эти законы будут отражать результаты наблюдений рыбок за внешними телами – в соответствии с этими законами, тела, на которые не действуют силы, должны перемещаться по искривленным траекториям. Нам это кажется диким, но рыбки смогут вполне удовлетворительно пользоваться такими законами для определения путей движения внешних тел.