— То есть как это мы все знаем? — удивился Кузьминых. — Мы понятия не имели о том, что этот бык вашего колхоза.
— Да вот он, — Степан Никифорович указал на вспыхнувшего Сашу. — Внук мой, значит. Он сказал, что вы, однако, все уже знаете. И что все это…
— Постой! — перебил старика Саша, испугавшись, что его разговорчивый дед вспомнит и выложит старшему лейтенанту не слишком удачную шутку его, Саши, насчет «распоряжения свыше». — Постой! Я, товарищ старший лейтенант, просто угадал…
— Опять, значит, ясновидение! — Кузьминых улыбнулся. — Тебя скоро придется в цирк отправить. Ну ладно! — Он поднялся. — Спасибо за сообщение! Лежите, Степан Никифорович, как врач велел. И не гневайтесь на нас за своего быка. Иного выхода, как только застрелить его, у нас в ту минуту не было.
— Где уж тут выход! — сказал Кустов, довольный уважительным отношением к себе милицейского начальника. — Если не иметь опыта, с быками лучше не связываться. Но, однако, зачем вы затащили его в дом?
— Не затаскивали мы, он сам к нам пожаловал. Тут-то и есть загвоздка, Степан Никифорович! Но нам с вами ее не понять, пока ученые люди не разберутся.
— Это уж точно! Эх, приехать бы мне пораньше! Был бы живой наш бычок. А еще раньше и по дороге его захватили бы!
— Вы думаете? — с выражением, которого не понял старый скотник, спросил Кузьминых.
— А как же! Он был тихий, что телок. Добродушный, одним словом. Я бы его сразу успокоил.
— Тогда да, жаль!
— Был бы живой!
— Живой-то живой… — проворчал Кузьминых, выходя с Сашей из комнаты. — Да все равно не рассказал бы, где находился три часа, вот в чем дело! А дед говорит «по дороге захватили бы»… Был он на дороге, как же!
Только войдя вслед за старшим лейтенантом в кабинет — арену недавней корриды, — Саша спросил:
— Где находился три часа? Ты думаешь, он где-то находился?
— А как же иначе!
— Значит, и Анечка где-то находится, и наш Белка тоже?
— По-моему, да!
— Где же?
Кузьминых нахмурился.
— Я не ясновидец, как некоторые, — сказал он. — Откуда я могу это знать. Но где-то они должны быть, если живы. Впрочем, — прибавил он, — мертвые тоже не могут исчезать бесследно. Они тоже где-то должны быть. Кот, растворившийся в воздухе! Чушь зеленая! Девочка — тем более!
Он задумчиво посмотрел на тушу быка (до приезда начальства было решено ничего не трогать) и вздохнул.
— Вот кто мог бы рассказать многое, да не расскажет. Как ты думаешь, может, мы поторопились, может, можно было не убивать его? А? Например, накинуться на него всем разом, повалить… Глупости! — перебил он сам себя. — Все равно пришлось бы убить, только кроме капитана в больнице оказалось бы еще человек пять. Работать стало бы некому.
— Однако, — сказал Саша, — я и забыл совсем, что я сегодня дежурный по отделению.
— Вспомнил, наконец! — усмехнулся Кузьминых. — Дежурит старшина Груздев. Это еще капитан приказал. В таком деле, как у нас сегодня, без ясновидца не обойтись.
— Да будет вам, товарищ старший лейтенант! — сказал Саша, официальным обращением показывая, что ему очень неприятны эти шутки. — Какой я ясновидец. Все дело в Белке.
— Простите, товарищ младший лейтенант! — Кузьминых вздохнул и сказал серьезно: — Давай-ка, Саша, подытожим события, разберемся до приезда начальства. Есть мысли? Если есть, выкладывай!
— Я думаю…
— Вот и хорошо, что у тебя есть о чем думать. А у меня никаких мыслей нет. Словно этот бык ударил дверью не капитана, а меня и вышиб мозги.
Могло показаться странным, что после всех необъяснимых происшествий сегодняшнего утра они могли спокойно говорить и даже обмениваться шутками. Словно и не исчезала трехлетняя девочка, не лежал тут же рядом неведомо как оказавшийся здесь бык, — словом, ничего, выходящего за рамки обыденного, не случилось. Но это действовал инстинкт самозащиты. Мозг, неосознаваемо для них, защищал себя от вторжения того, что могло нанести ему вред. Так было не только с Кузьминых и с Сашей. Все сбежавшиеся на выстрелы и видевшие быка, появление которого в кабинете разумно объяснить было невозможно, занимались своим делом и не только не говорили о происшествии, но даже старались о нем не думать.
— Вот, посмотри! — сказал Саша, подходя к стене, на которой висела большая карта города и его окрестностей. — Видишь, вот наша улица, на ней расположены дома, наш и Болдырева. Они стоят на одной линии, вдоль улицы, а она совершенно прямая. И на ней же расположено здание нашего отделения. И такая же прямая идет дальше дорога от города до того колхоза, где работает мой дед. Выходит, что наши дома и колхозные строения тоже на одной линии. Улавливаешь?
— Продолжай! — Кузьминых начал волноваться. Он понял мысль, пришедшую в голову Кустову.
— В одно время, а именно в десять минут восьмого, три существа — ребенок, бык и кошка — пересекли одну и ту же невидимую прямую линию и исчезли. Я уверен, — добавил Саша, — что в колхозе ферма именно на этой линии. Ну, а что было до минуты исчезновения? И что после нее?
— Что-то я плохо улавливаю.
— Потому что не видел, как исчез Белка, а я видел. До своего прыжка он что-то почуял. Я видел, как он пристально смотрел на пол, впереди себя, потом вперед, постепенно поднимая голову. Нечто невидимое, а для человека и неслышимое, Белка слышал, медленно поднималось, я уверен, не только в нашем доме, но и по всей линии, о которой мы только что говорили. А потом кот прыгнул сквозь это ничто и исчез. Теперь вспомним рассказ деда. Бык тоже что-то почуял, он заупрямился, не хотел выходить, а когда удар деда заставил его выйти, он тоже исчез. Трехлетняя девочка ничего не почуяла, пересекла линию и исчезла.
— Здорово! — искренне восхитился Кузьминых. — Голова у тебя работает что надо! Ну, а что было потом?
Саша, не удержавшись, пожал плечами. Неужели старший лейтенант не может сам догадаться? Но Кузьминых не заметил невежливости своего подчиненного, иначе Саше не миновать бы выговора. Заместитель начальника городской милиции со всеми держался просто, по-товарищески, на «ты», но не допускал панибратства, граничащего с недисциплинированностью.
— Что же было после? — повторил он.
— А после происходило вот что, — сказал Саша. — Мои родители, брат, я сам, все, кто находились в доме Болдыревых, ты сам, между прочим, мой дед вслед за быком — словом, все много раз пересекали эту невидимую линию, но, однако, никуда не исчезали. Линия, видимо, исчезла сама, во всяком случае — перестала действовать как ловушка. Впрочем, лучше называть это нечто не «линией», а «полосой», расположенной вертикально. Но что это за полоса? Откуда она взялась в нашем городе и его окрестностях? Мне кажется, — неожиданно, вероятно и для самого себя закончил Саша, — что это какие-то опыты, проводимые какими-то учеными, вот и все!
— Вот и все! — повторил Кузьминых. — Прав ты или не прав, не знаю. Не мне разбираться в таких вещах, которые в моей голове не укладываются. Но тут уж я скажу тебе: за такие опыты под суд отдают. Ты забыл про девочку Болдыревых? Ничего себе опыты, убивающие детей!
— Быка этот опыт не убил, однако! Его мы убили…
Саша вдруг замолчал, пристально всматриваясь в карту. Удивленный старший лейтенант услышал, как он прошептал:
— Кабы не мороз! Ну, а если все-таки…
— Ты это про что?
— Погоди! — все так же почти беззвучным шепотом сказал Саша. Было похоже, что у него перехватило горло. — Дай-ка линейку!
Кузьминых молча достал из ящика стола и подал Саше пластмассовый треугольник, по краю которого были нанесены риски делений.
Саша почти вырвал треугольник из рук старшего лейтенанта. Тот ничего не сказал на это. Он понимал, что какая-то очень серьезная причина заставляет Кустова поступать столь необычно, и терпеливо ждал объяснений.
— …если не в доме, а на улице! — словно конец невысказанной фразы произнес Саша. Потом он повернулся к Кузьминых, стоявшему возле стола капитана Аксенова. — Товарищ старший лейтенант, — сказал он четко, но заметно взволнованным голосом, — прошу вас срочно позвонить в сельсовет деревни Фокино. Очень важно!
Кузьминых даже не спросил о причине столь неожиданной и странной просьбы. Он просто и как-то сразу поверил в то, что позвонить, и именно в Фокино, совершенно необходимо. Что он скажет, когда его соединят с фокинским сельсоветом, он не подумал. Впрочем, он всегда мог передать трубку Саше.
Младший лейтенант Кустов, самый молодой сотрудник н…ской милиции, до сегодняшнего дня ничем не примечательный, внезапно приобрел в глазах Кузьминых непререкаемый авторитет. Раз он говорит надо, значит, надо!
Но старшему лейтенанту не пришлось придумывать предлог для своего звонка или передавать трубку Саше. Едва только он сказал: «Говорят из н…ской милиции» — чей-то голос на том конце провода радостно воскликнул: «Вот хорошо, а мы только что собрались звонить вам!» А дальше ошеломленный старший лейтенант услышал такое, что в первое мгновение усомнился — уж не спит ли он? Не прерывая собеседника, он слушал минуты три, потом спросил только: «В каком состоянии?» — и, получив ответ, положил трубку. Ни слова не говоря Саше, вопросительно смотревшему на него, Кузьминых позвонил и приказал вошедшему сержанту:
— Машину к подъезду!
Сержант ответил «Есть!» и вышел. Кузьминых нервно (его руки дрожали) переставил зачем-то чернильный прибор, сильно потер пальцами виски, повернулся к Саше и не менее минуты смотрел на него, словно впервые видел.
— Она там? — спросил Саша.
— Послушай! — Старший лейтенант снова потер виски, хотя голова у него и не болела. — Что это означает, однако? Ты что, и в самом деле ясновидящий? Ну с чего ты взял, что Анечка в деревне Фокино, а не на станции Озерная?
Саша поморщился при слове «ясновидящий». Еще прилипнет к нему это прозвище, потом не отделаешься!
— Все очень просто, — сказал он. — Просто и не требует никакого ясновидения. Я подумал, что если мог вернуться бык («Откуда вернуться?» — снова мелькнула все та же мысль), то почему должна пропасть бесследно девочка? Не логичнее ли предположить, что и она вернулась? («Вот привязалось слово!») А если так, то где она может оказаться? По аналогии — в пятнадцати километрах от города, то есть от места исчезновения, но в другую сторону, вернее, в ту же сторону, если продолжать аналогию с быком. А там как раз расп